.. Но след ее мог бы быть глубже и ярче. Такова участь сотен талантливых актрис, она не первая и не последняя.
Не люблю писать слово «я», так же как не люблю видеть его в чужих статьях. Но в некоторых случаях без него не обойтись. Например, говоря о Марии Сергеевне, не могу не упомянуть о ее роли в судьбе рядового московского журналиста. Муся стала моим талисманом. Первая статья в «Вечерке», первая передача на радио «Эхо Москвы», первая проведенная мной творческая встреча — все связано с ней. Я любил ее искренне и так же искренне был благодарен ей за внимание и терпение — Муся подолгу и с удовольствием рассказывала о профессии, о коллегах, о режиссерах. Она, в отличие от многих, умела слушать. Обожала вкусно и много готовить, а потом угощать. Муся познакомила меня с Любовью Соколовой, Людмилой Шагаловой, Лидией Королевой, Виктором Уральским, с которыми я подружился на многие годы. Плохого слова о ней никто ни разу не сказал, причем не только эти актеры — вообще никто. Видимо, Мария Сергеевна не давала для этого повода, что, согласитесь, нелегко. А ей порой было очень тяжко. Жизнь била Мусю нещадно, могла озлобить ее, очерствить, растоптать, но этого не случилось. Муся была добрым человеком и, несмотря на болезни и бесконечную занятость, безотказным. Что, в итоге, ее и сгубило.
К сожалению, у меня сохранились лишь отрывки из наших бесед, но это больше, чем ничего. Мария Сергеевна была интересным рассказчиком, поэтому ее монолог в этой главе важнее моего.
* * *
О детстве
Родилась я на Волге, в городе Наволоки, что в Ивановской области. Родители мои были очень душевными людьми. Они принимали всех, кто бы к ним не зашел. Я была самой маленькой в доме, и поэтому меня все в семье воспитывали. К тому же я была очень озорной. Меня даже прозвали Маша-Коза, потому что однажды я перепрыгнула через забор в чужой огород, и там меня так боднула коза, что я вылетела обратно. А когда я уже училась во ВГИКе, за мой неуемный характер меня прозвали Мухой. Я часто всех копировала, любила это дело. Не знаю, осталась ли я такой веселой до сих пор, но, во всяком случае, пытаюсь.
Как все, училась в школе, занималась в кружках. У меня был мальчишеский голос — альт, и в хоре взрослых я обычно запевала: «Каховка, Каховка, родная винтовка!..» или «Дан приказ ему — на Запад...» В те времена это модные песни были. А какой у нас был хор! Мы с ним всю «ивановскую» объездили, не раз дипломы получали. И танцевала я хорошо, особенно цыганочку.
О ВГИКе
Мне всегда хотелось выступать. Впервые я вышла на сцену в детском саду, читала стихотворение про Ленина. На меня нацепили громадный бант и вытолкнули к зрителям. Потом я часто участвовала в каких-то конкурсах самодеятельности, и в конце концов поехала в Москву поступать во ВГИК.
В 1939 году курс набирал Лев Владимирович Кулешов. Я приехала буквально в последние дни. Не скажу, что очень волновалась — на сцене я уже не раз побывала, поэтому чувствовала себя несколько раскованнее. Да и жюри смотрело таким, я бы даже сказала, приветливым взглядом. Наверное, потому что я была очень смешной (хотя сама я так не считала!). Я решила прочитать «Ворону и лисицу» Крылова. Как потом выяснилось, все читали «Ворону и лисицу». И не успела я раскрыть рот: «Вороне-где-то-Бог-послал...» — мне говорят: «Стоп!» Думаю: «Провал». — «Что вы будете читать из поэзии?» Я опять, как все: «Стихи о советском паспорте!» По комиссии пошел шорох, начали улыбаться. Но я тем не менее, вытянув руку вперед, воскликнула: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!..» Меня опять остановили и засмеялись. Когда я начала «Легенду о Данко», комиссия решила переключить меня на музыкальную тематику: «Простите, а вы поете?» А как же! Конечно, пою! «А вы „Кукарачу“ знаете?» — спрашивает Кулешов. «Слов, — говорю, — не знаю, а мотив — пожалуйста, напою». А про себя думаю: раз уж валюсь, надо как-то самой себя вытаскивать. И во все горло начинаю: «А-ляляля-ля! А-ляляля-ля!...» Тут все и покатились со смеха. Потом попросили сделать этюд, после чего спросили: «Ну а танцевать вы умеете?» Ой, танцевать-то?! Что другое, а это пожалуйста! В жюри сидел концертмейстер Дзержинский, так я прямо к нему и обратилась: «Вы „Калинку-малинку“ знаете?» Это только я по своей наивности могла спросить. Но он интеллигентно ответил, что знает. «Ну тогда подыграйте мне, — заявила я и пошла по кругу. „Калинка, калинка, калинка моя!..“ Два круга прошла и стала выписывать какие-то кренделя. Все хохотали. Супруга Кулешова, Александра Сергеевна Хохлова, со своей собачкой на руках, даже приподнялась с места, чтобы получше разглядеть, что я там выделываю.
В тот день желающих поступить на актерский факультет собралось много. А принять могли только троих. К концу просмотра из зала вышла секретарь комиссии, указала на двух пареньков и позвала: «А где эта маленькая, черненькая? Виноградова! Вы тоже приняты». И я начала учиться во ВГИКе.
Об эвакуации
Когда я заканчивала второй курс, началась война. Нас повезли в Алма-Ату. Добирались очень долго, чуть ли не месяц. Приехали — а там тоже не сахар. Было очень тяжело. Наши ребята-художники где-то набрали бумаги и подделывали карточки на хлеб. Ведь тех 400 граммов, что выдавали, естественно, нам не хватало. Покупать что-либо было безумно дорогим удовольствием, а на второй талончик могли дать печенья, и нас это очень устраивало.
Потом нас прикрепили к столовой, где кормили чем-то наподобие украинских галушек. Есть это было можно, но почему-то после них всегда было очень тяжело... внутри. И мы называли эту отируху «но пасаран» — что в переводе, как ты помнишь, «они не пройдут». Когда наступало обеденное время, так и говорили: «Пойду „но пасаран“ откушаю».
На третьем курсе пригласили на первую кинопробу — в фильм «Мы с Урала» про ребят-ремесленников, которые старались помогать фронту. И меня утвердили на роль героини. Мы проходили специальную подготовку на заводе, работали на станках. Снимал Кулешов, но, несмотря на его заслуги и регалии, картину обругали, назвали неудачной и слишком легкой для военного времени. Фильм положили на полку, и увидеть его я смогла только совсем недавно в Киноцентре. И то не полностью. Знаешь, я очень жестко отношусь к своим киноработам — это школа Николая Сергеевича Плотникова, которого я считаю своим главным учителем. Но! Я посмотрела «Мы с Урала», где играли совсем молодые Консовский, Жеймо, Барабанова, Граббе, Филиппов, Милляр, и первый раз не последовала заветам Плотникова. Мне понравилось, как я там сыграла. Может, потому что я увидела себя молодой, темпераментной, азартной. Думаю: «Ой, нормально!»
В 1944 я защитила диплом, а через год начала работу в открывающемся Театре-студии киноактера.
О театре
Театр для меня — это прежде всего Николай Сергеевич Плотников. В его знаменитых «Детях Ванюшина» я дебютировала в роли Кати. Плотников подсказал мне одну интересную деталь. В сцене, где приезжала Костина невеста, я выскакивала на сцену, металась направо-налево и скороговоркой кричала: «Приехали! Приехали! Она такая красивая, и в волосах — бриллиантовая звезда!» Всегда это принималось на аплодисменты. Потому что как актер Плотников все предвидел, знал все нюансы и тонкости ремесла. Он очень многому меня научил.
Потом я уехала сниматься в Польшу. Это была первая совместная картина — «Последний этап».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Не люблю писать слово «я», так же как не люблю видеть его в чужих статьях. Но в некоторых случаях без него не обойтись. Например, говоря о Марии Сергеевне, не могу не упомянуть о ее роли в судьбе рядового московского журналиста. Муся стала моим талисманом. Первая статья в «Вечерке», первая передача на радио «Эхо Москвы», первая проведенная мной творческая встреча — все связано с ней. Я любил ее искренне и так же искренне был благодарен ей за внимание и терпение — Муся подолгу и с удовольствием рассказывала о профессии, о коллегах, о режиссерах. Она, в отличие от многих, умела слушать. Обожала вкусно и много готовить, а потом угощать. Муся познакомила меня с Любовью Соколовой, Людмилой Шагаловой, Лидией Королевой, Виктором Уральским, с которыми я подружился на многие годы. Плохого слова о ней никто ни разу не сказал, причем не только эти актеры — вообще никто. Видимо, Мария Сергеевна не давала для этого повода, что, согласитесь, нелегко. А ей порой было очень тяжко. Жизнь била Мусю нещадно, могла озлобить ее, очерствить, растоптать, но этого не случилось. Муся была добрым человеком и, несмотря на болезни и бесконечную занятость, безотказным. Что, в итоге, ее и сгубило.
К сожалению, у меня сохранились лишь отрывки из наших бесед, но это больше, чем ничего. Мария Сергеевна была интересным рассказчиком, поэтому ее монолог в этой главе важнее моего.
* * *
О детстве
Родилась я на Волге, в городе Наволоки, что в Ивановской области. Родители мои были очень душевными людьми. Они принимали всех, кто бы к ним не зашел. Я была самой маленькой в доме, и поэтому меня все в семье воспитывали. К тому же я была очень озорной. Меня даже прозвали Маша-Коза, потому что однажды я перепрыгнула через забор в чужой огород, и там меня так боднула коза, что я вылетела обратно. А когда я уже училась во ВГИКе, за мой неуемный характер меня прозвали Мухой. Я часто всех копировала, любила это дело. Не знаю, осталась ли я такой веселой до сих пор, но, во всяком случае, пытаюсь.
Как все, училась в школе, занималась в кружках. У меня был мальчишеский голос — альт, и в хоре взрослых я обычно запевала: «Каховка, Каховка, родная винтовка!..» или «Дан приказ ему — на Запад...» В те времена это модные песни были. А какой у нас был хор! Мы с ним всю «ивановскую» объездили, не раз дипломы получали. И танцевала я хорошо, особенно цыганочку.
О ВГИКе
Мне всегда хотелось выступать. Впервые я вышла на сцену в детском саду, читала стихотворение про Ленина. На меня нацепили громадный бант и вытолкнули к зрителям. Потом я часто участвовала в каких-то конкурсах самодеятельности, и в конце концов поехала в Москву поступать во ВГИК.
В 1939 году курс набирал Лев Владимирович Кулешов. Я приехала буквально в последние дни. Не скажу, что очень волновалась — на сцене я уже не раз побывала, поэтому чувствовала себя несколько раскованнее. Да и жюри смотрело таким, я бы даже сказала, приветливым взглядом. Наверное, потому что я была очень смешной (хотя сама я так не считала!). Я решила прочитать «Ворону и лисицу» Крылова. Как потом выяснилось, все читали «Ворону и лисицу». И не успела я раскрыть рот: «Вороне-где-то-Бог-послал...» — мне говорят: «Стоп!» Думаю: «Провал». — «Что вы будете читать из поэзии?» Я опять, как все: «Стихи о советском паспорте!» По комиссии пошел шорох, начали улыбаться. Но я тем не менее, вытянув руку вперед, воскликнула: «Я волком бы выгрыз бюрократизм!..» Меня опять остановили и засмеялись. Когда я начала «Легенду о Данко», комиссия решила переключить меня на музыкальную тематику: «Простите, а вы поете?» А как же! Конечно, пою! «А вы „Кукарачу“ знаете?» — спрашивает Кулешов. «Слов, — говорю, — не знаю, а мотив — пожалуйста, напою». А про себя думаю: раз уж валюсь, надо как-то самой себя вытаскивать. И во все горло начинаю: «А-ляляля-ля! А-ляляля-ля!...» Тут все и покатились со смеха. Потом попросили сделать этюд, после чего спросили: «Ну а танцевать вы умеете?» Ой, танцевать-то?! Что другое, а это пожалуйста! В жюри сидел концертмейстер Дзержинский, так я прямо к нему и обратилась: «Вы „Калинку-малинку“ знаете?» Это только я по своей наивности могла спросить. Но он интеллигентно ответил, что знает. «Ну тогда подыграйте мне, — заявила я и пошла по кругу. „Калинка, калинка, калинка моя!..“ Два круга прошла и стала выписывать какие-то кренделя. Все хохотали. Супруга Кулешова, Александра Сергеевна Хохлова, со своей собачкой на руках, даже приподнялась с места, чтобы получше разглядеть, что я там выделываю.
В тот день желающих поступить на актерский факультет собралось много. А принять могли только троих. К концу просмотра из зала вышла секретарь комиссии, указала на двух пареньков и позвала: «А где эта маленькая, черненькая? Виноградова! Вы тоже приняты». И я начала учиться во ВГИКе.
Об эвакуации
Когда я заканчивала второй курс, началась война. Нас повезли в Алма-Ату. Добирались очень долго, чуть ли не месяц. Приехали — а там тоже не сахар. Было очень тяжело. Наши ребята-художники где-то набрали бумаги и подделывали карточки на хлеб. Ведь тех 400 граммов, что выдавали, естественно, нам не хватало. Покупать что-либо было безумно дорогим удовольствием, а на второй талончик могли дать печенья, и нас это очень устраивало.
Потом нас прикрепили к столовой, где кормили чем-то наподобие украинских галушек. Есть это было можно, но почему-то после них всегда было очень тяжело... внутри. И мы называли эту отируху «но пасаран» — что в переводе, как ты помнишь, «они не пройдут». Когда наступало обеденное время, так и говорили: «Пойду „но пасаран“ откушаю».
На третьем курсе пригласили на первую кинопробу — в фильм «Мы с Урала» про ребят-ремесленников, которые старались помогать фронту. И меня утвердили на роль героини. Мы проходили специальную подготовку на заводе, работали на станках. Снимал Кулешов, но, несмотря на его заслуги и регалии, картину обругали, назвали неудачной и слишком легкой для военного времени. Фильм положили на полку, и увидеть его я смогла только совсем недавно в Киноцентре. И то не полностью. Знаешь, я очень жестко отношусь к своим киноработам — это школа Николая Сергеевича Плотникова, которого я считаю своим главным учителем. Но! Я посмотрела «Мы с Урала», где играли совсем молодые Консовский, Жеймо, Барабанова, Граббе, Филиппов, Милляр, и первый раз не последовала заветам Плотникова. Мне понравилось, как я там сыграла. Может, потому что я увидела себя молодой, темпераментной, азартной. Думаю: «Ой, нормально!»
В 1944 я защитила диплом, а через год начала работу в открывающемся Театре-студии киноактера.
О театре
Театр для меня — это прежде всего Николай Сергеевич Плотников. В его знаменитых «Детях Ванюшина» я дебютировала в роли Кати. Плотников подсказал мне одну интересную деталь. В сцене, где приезжала Костина невеста, я выскакивала на сцену, металась направо-налево и скороговоркой кричала: «Приехали! Приехали! Она такая красивая, и в волосах — бриллиантовая звезда!» Всегда это принималось на аплодисменты. Потому что как актер Плотников все предвидел, знал все нюансы и тонкости ремесла. Он очень многому меня научил.
Потом я уехала сниматься в Польшу. Это была первая совместная картина — «Последний этап».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114