- Доброе утро, товарищи командиры, - проговорил он, прикрывая усами виноватую улыбку. - Покричал я вчерась... Не стерпел... Не обиделись на старика?
Браслетов, стараясь казаться строгим, сказал:
- Как это не обиделись, Тихон Андреевич? - Он закрыл блокнот. - Мы были оскорблены вашим поведением: вы точно на врагов кричали. Мы собирались сдать вас в комендатуру для выяснения личности. Да, да. Но пожалели. Годы ваши пожалели...
Из чулана вынырнула старушка, мелко семеня и заплетаясь ногами в длинном сарафане, подлетела к нам, с неожиданной воинственностью ударила кулачком по столу.
- Хорошенько его, злодея! Постыдите, пригрозите, чтобы в другой раз голос не подымал. Ишь разгорелся... - И тут же нырнула за занавеску.
Тихон Андреевич, кроткий, застенчивый, сокрушенно, с раскаянием качал головой и вздыхал сдержанно. В этот момент они оба, и старик и старуха, открыли перед нами свои многолетние, несложные и в то же время неспокойные отношения: старик, приняв несколько чарок, становился буйным, выплескивал все, что накапливалось в душе, гремел, рушил, что попадалось под руку, и жена, как от грозы, бежала от него к соседям - от греха подальше; когда же в нем кончался хмельной кураж, старуха без пощады пилила его, трезвого, тихого, несчастного, неделю вымещала на нем все свои беды, напоминая ему все новые и новые подробности его буйства.
- Вы шутите, конечно, ребята, - глухо проговорил Тихон Андреевич. - Я сам знаю, что виноват. Вы уж не обижайтесь... - Он сел рядом со мной, горестно положил перед собой руки с узлами на пальцах. - Жжет вот здесь, в груди, терпения нет. А от дум деваться некуда. Во дворе убираюсь, а сам думаю: зачем? Все равно немец придет - заберет, а избу спалит. Нам ночью-то видно, как горят села вокруг... Думал зарезать телку - есть некому. Кусок в горло не идет. Вот напасть на нас, ай-ай-ай! И сладу с ним никакого нет...
Сколько раз слышал я эти слова, произносимые с изумлением и страхом: "Сладу с ним нет..." И всегда ощущал неловкость, словно был виноват в том, что с немцем нет сладу.
Сидеть на одном месте было невмоготу. Я вылез из-за стола.
- Подожди, позавтракаем, - сказал Браслетов. Хозяйка, вынырнув из чулана, известила скороговоркой:
- Сварилась картошка-то. Сейчас подам.
- Потом поем, - сказал я.
Гремячкин, привалившись плечом к изгороди палисадника, глядел вдоль улицы и курил папиросу за папиросой, и морщины на его подвижном лице жили своей беспокойной жизнью, выдавая его волнение. Одна рука у Гремячкина была прижата к животу.
- Так нервничаю, что разболелась язва, черт бы ее побрал. Давно не болела...
Мы прошли до поворота дороги, взглянули в поле. Оно лежало голое и унылое, в осенней тоске. Проселком тащились конные упряжки. Вдалеке буксовала в грязи легковая машина.
Бойцы, настроившиеся на поездку, томились ожиданием, бесцельно бродили меж дворов.
- Скоро должны вернуться, - сказал Гремячкин, взглянув на часы. - Душой чую. - Он заметно повеселел - морщины на щеках расправились - и руку сунул в карман. - Я уже слышу, как они гудят...
Вскоре действительно на улицу выкатился головной грузовик, за ним показался второй, третий, и начальник колонны, страдая от нетерпения, кинулся навстречу им, что-то крича и размахивая руками; колеса грузовика, ударившие по луже, окатили его грязью, и он, отряхивая комбинезон, побежал назад, ко мне.
- Видал? - заговорил он, пританцовывая от возбуждения. - Явились! Целехонькие. Я ведь чего боялся, капитан? Налетов. Налетят, растреплют колонну, и загорать вам... Или пешком идти... - Понизив голос, придвинувшись ко мне, проговорил: - Врал я, будто вам некуда спешить. Утешал, а у самого душа в веревку свивалась от горя: по моей вине произошла задержка. Там такое творится... - Он откинулся, прикрыл глаза, и морщины снова страдальчески задвигались на его лице.
Машины, гудя, распахивая скатами улицу, разворачивались и выстраивались в колонну. Шоферы открывали капоты и осматривали горячие моторы. Сержант в телогрейке, выпрыгнув из кабины головной машины, подбежал к нам.
- Одна машина выбыла из строя, товарищ старший лейтенант. Оба ската лопнули.
- Когда шли обратно или туда?
- Туда.
- Что предприняли?
- Людей рассовали по другим машинам, - сказал сержант. - Шоферу отдали запасное колесо. Обратно ехали - он еще возился... В остальном все в порядке. - Вынул из кармана записку, подал мне. - От старшего лейтенанта.
Пока я читал записку Чигинцева, начальник колонны спросил сержанта:
- Дорога спокойна?
- Пока спокойна. Туда ехали, было еще темно. Возвращались назад прошли три немецких самолета над головой. Довольно низко. Но не тронули...
Чигинцев писал, что добрались благополучно, что там же, в совхозе, расположен командный пункт и штаб Шестой стрелковой дивизии, что Мартынов с разведчиками выслан по маршруту, намеченному ранее, и что с нетерпением ждет нашего прибытия.
- Можно грузиться? - спросил я у начальника колонны.
- Конечно же! Не мешкайте. Каждая минута на счету.
Получив команду, бойцы хлынули к машинам.
10
Колонна грузовиков, свернув в переулок, стала спускаться с горы на пойменную равнину. Я сидел в кабине первой машины, внимательно глядел на дорогу, умощенную булыжником, выбитую скатами грузовиков, гусеницами танков, и машина наша сотрясалась на ухабах. Встречались подводы с ранеными бойцами, по сторонам от дороги виднелись автобусы, орудия, оборудованные для стрельбы прямой наводкой, зенитные установки.
Больше всего я опасался налетов авиации. Небо было обложено облаками, но они, белые и слившиеся воедино, стояли высоко. А немцы наверняка могли просматривать пути, по которым двигались подкрепления к фронту... Мои предчувствия сбылись. Тройка самолетов, совершая "осмотр местности", подъездных путей, летела навстречу колонне. Самолеты стлались совсем низко и могли разглядеть людей в кузовах. Но не выстрелили, не сбросили бомбы - явно присматривались. Сзади послышались частые удары зениток.
Я нажал кнопку сигнала, предупреждая о воздушной тревоге. Сигнал подхватили машина за машиной. Вся колонна стояла на дороге и беспрерывно гудела. Из кузовов, перекидываясь через борта, серыми мешками валились люди. Вскакивали и бросались, перемахивая через кюветы, в лесок, мелькали среди утопающих в лужах жиденьких березок и осин.
Колонна машин, покинутая людьми, замерла на узкой дороге, стиснутой с обеих сторон почернелыми от сырости и общипанными ветром деревьями.
Самолеты, не торопясь, выверив направление, зашли на цель. Со сверлящим душу визгом они падали один за другим на колонну и строчили из пулеметов. Я видел, как пули щелкали о круглый булыжник и высекали мелкие осколки.
Поднявшись, самолеты замкнули над лесом круг и там, вдалеке, вновь выстроились в четкую очередь. Первая бомба упала рядом с дорогой, мощным фонтаном выбросив вверх мокрые комья земли и камней. Взрывная волна ударила по машине, толкнув ее наискось к кювету... Бомба, брошенная со второго самолеты, угодила прямо в кузов следующего грузовика. И мгновенно тяжелый ЗИС, с треском отделившись от булыжного настила, взлетел в воздух и, рассыпая щепки и осколки, рухнул на шоссе, перевернулся и медленно сполз в канаву.
- Ловко сработано, - отметил Чертыханов, поднимаясь с земли и отряхивая колени от налипших мокрых листьев;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75