НА МНИМУЮ И НЕ БЫВШУЮ СМЕРТЬ БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ
Кто нас утешит, Маттио?
Чья сила Нам помешает изойти слезами,
Когда, увы, не ложь, что перед нами
Безвременно на небо воспарила
Сия душа, которая взрастила
Столь дивный дар, что равного и сами
Не помним мы, и не создаст веками
Наш мир, где лучших рано ждет могила?
Дух милый, если есть за тканью тленной
Любовь, взгляни на тех, кому утрата
Печалит взор, не твой блаженный жребий.
Ты призван созерцать Творца Вселенной
И ныне зришь его живым на небе
Таким, как здесь ваял его когда-то.
LXXXV
Болезнь была такая неописуемая, что, казалось, ей не будет конца; и этот достойный человек маэстро Франческо да Норча нес такой труд, как никогда, и каждый день приносил мне новые лекарства, стараясь укрепить несчастный расстроенный инструмент, и при всех этих описуемых трудах казалось, что невозможно положить конец этому ожесточению; так что все врачи почти отчаялись и не знали уж, что и делать. У меня была неописуемая жажда, а я остерегался, как они мне велели, много дней; и этот Феличе, который считал, что сделал редкостное дело, спасши меня, уже от меня не отходил; и этот старик уж не так мне докучал, но во сне иной раз посещал меня. Однажды Феличе вышел, и смотреть за мной остались один мой ученик и одна служанка, которую звали Беатриче. Я спросил этого ученика, что сталось с этим Ченчо, моим служкой, и что значит, что я ни разу его не видел по моим надобностям. Этот ученик сказал мне, что Ченчо был болен еще тяжелее, чем я, и что он при смерти. Феличе им велел не говорить мне об этом. Когда он мне это сказал, я чрезвычайно огорчился; затем позвал эту сказанную служанку Беатриче, пистойку, и попросил ее, чтобы она принесла мне полным чистой и свежей воды большой хрустальный холодильник, который стоял тут же рядом. Эта женщина сейчас же сбегала и принесла мне его полным. Я ей сказал, чтобы она поднесла мне его ко рту и что, если она даст мне отпить глоток по моему вкусу, я ей подарю платье. Эта служанка, которая у меня украла кое-какие вещицы некоторой стоимости, из страха, как бы не раскрылась покража, была бы очень рада, если бы я умер; и поэтому она дала мне отпить этой воды, в два приема, сколько я мог, так что я, наверное, выпил больше бутыли; затем я накрылся, и начал потеть, и уснул. Феличе, вернувшись после того, как я проспал, должно быть, около часа, спросил мальчика, что я делаю. Мальчик ему сказал: «Я не знаю; Беатриче принесла ему этот холодильник, полный воды, и он его почти весь выпил; теперь я не знаю, умер он или жив». Говорят, что этот бедный юноша чуть не рухнул наземь от великого огорчения, которое ему было; затем взял здоровенную палку и принялся ею отчаянно колотить эту служанку, говоря: «Ах, изменница, ты мне его убила!» Пока Феличе колотил, а она кричала, а я видел сон; и мне казалось, что у этого старика в руке веревки; и когда он хотел собраться, чтобы меня вязать, Феличе его настиг и ударил его топором, так что этот старик побежал, говоря: «Дай мне уйти, и я долго сюда не приду». Тем временем Беатриче, громко крича, вбежала ко мне в комнату; поэтому проснувшись, я сказал: «Оставь ее, потому что, может быть, чтобы мне и повредить, она мне так помогла, что ты при всех твоих стараниях никогда не мог сделать ничего из того, что она сделала все; придите мне помочь, потому что я вспотел; и поторопитесь». Воспрянул Феличе духом, обтер меня и помог мне; и я, который чувствовал превеликое улучшение, посулил себе здоровье. Когда явился маэстро Франческо и увидел великое улучшение, и что служанка плачет, а ученик бегает взад и вперед, а Феличе смеется, то этот переполох навел врача на мысль, что тут произошел какой-то необычайный случай, так что он и был причиной этого моего великого улучшения. Тем временем явился тот, другой, маэстро Бернардино, который сначала не хотел мне пускать кровь. Маэстро Франческо, искуснейший человек, сказал: «О могущество природы! Она знает, чего ей надо, а врачи ничего не знают». Тотчас же ответил этот пустомеля маэстро Бернардино и сказал: «Если бы он выпил еще бутыль, он сразу был бы здоров». Маэстро Франческо да Норча, человек старый и с большим весом, сказал: «Он бы погиб, чего дай вам Бог». И потом обратился ко мне и спросил меня, мог ли бы я выпить больше; на что я сказал, что нет, потому что я вполне утолил жажду; тогда он обернулся к сказанному маэстро Бернардино и сказал: «Вы видите, что природа взяла ровно столько, сколько ей нужно было, ни больше ни меньше? И она точно так же требовала, чего ей надо, когда бедный юноша просил вас пустить ему кровь; если вы знали, что теперь его спасение было в том, чтобы выпить две бутыли воды, отчего вам было сразу не сказать? И ваша была бы заслуга». При этих словах врачишка ушел, ворча, и больше уж не показывался. Тогда маэстро Франческо сказал, чтобы меня взяли из этой комнаты и чтобы меня распорядились перенести на который-нибудь из римских холмов. Кардинал Корнаро, услыхав, что мне лучше, велел перенести меня в одну свою усадьбу, которая у него была на Монте Кавалло; в тот же вечер меня с большой заботливостью перенесли в носилках, хорошо укутав и усадив. Едва я прибыл, как меня начало рвать; с каковой рвотой у меня вышел из желудка волосатый червь, величиной с четверть локтя; волосы были длинные, и червь был мерзейший, в разноцветных пятнах, зеленых, черных и красных; его сохранили для врача; каковой сказал, что никогда не видел ничего подобного, и потом сказал Феличе: «Теперь позаботься о твоем Бенвенуто, который выздоровел, и не давай ему чинить беспутств; потому что, хоть это его и спасло, всякое другое беспутство его теперь убило бы тебе; ты сам видишь, болезнь была такая великая, что, если бы мы собрались его соборовать, мы бы не поспели; теперь я вижу, что при некотором терпении и времени он еще создаст новые прекрасные произведения». Потом обернулся ко мне и сказал: «Мой Бенвенуто, будь умницей и не чини никаких беспутств; и когда ты поправишься, я хочу, чтобы ты сделал мне Богоматерь твоей руки, потому что я хочу всегда молиться ей за тебя». Тогда я обещал ему это; потом я его спросил, хорошо ли будет, если я перееду во Флоренцию. Тогда он мне сказал, чтобы я сперва немного окреп и что надо еще посмотреть, как действует природа.
LXXXVI
По прошествии недели улучшение было такое малое, что я самому себе стал почти что в тягость; потому что я больше пятидесяти дней пребывал в этом великом мучении; и, решившись, я снарядился; и в паре коробов мой дорогой Феличе и я отправились во Флоренцию; и так как я ничего не написал, то я прибыл во Флоренцию в дом моей сестры, где был этой сестрой и оплакан, и осмеян зараз. В этот день меня пришли повидать многие мои друзья; среди прочих Пьер Ланди, который был наибольший и самый дорогой, какой у меня когда-либо был на свете; на другой день пришел некий Никколо да Монте Агуто, каковой был превеликий мой друг, и так как он слышал, как герцог говорил: «Бенвенуто сделал бы гораздо лучше, если бы умер, потому что он сюда приехал, чтобы угодить в петлю, и я никогда ему не прощу»; то, придя ко мне, Никколо с отчаянием мне сказал: «Увы, Бенвенуто мой дорогой, зачем ты сюда приехал? Разве ты не знал, что ты сделал герцогу? Я слышал, как он клялся, говоря, что ты приехал, чтобы угодить в петлю во что бы то ни стало». Тогда я сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129