В результате длитель­ного физического и умственного перенапряжения, тя­гостных жизненных неудач и разочарований у 43-лет­него композитора появились грозные признаки душев­ного заболевания. В письме к другу Брукнер описывал болезненное состояние своей психики в следующих сло­вах: «У меня было чувство совершенного упадка и бес­помощности - полное истощение и крайняя раздра­жительность! Я находился в ужаснейшем состоянии; признаюсь в этом только тебе, не говори никому ни слова. Еще немного, и я стал бы жертвой болезни и погиб навсегда. Доктор Фадингер в Линце уже преду­предил меня об опасности безумия как следствия забо­левания. Благодарение богу! Он меня спас».
С 8 мая по 8 августа 1867 года Брукнер находился на курорте Кройцен близ Грейна, страдая от душевной депрессии и навязчивого стремления считать все нахо­дящиеся в поле зрения предметы. Это мучительное при­страстие сохранилось и впоследствии, вынуждая считать окна в домах, булыжники на мостовой, узоры обоев и тому подобное. Степень депрессии была столь велика, что он не мог заниматься даже музыкой. К счастью, лечение холодной водой и длительный отдых на лоне природы привели к восстановлению душевного равно­весия.
Несмотря на строжайшее запрещение врачей сочи­нять музыку, Брукнер вскоре после возвращения в Линц приступил к работе над новым произведением - Мес­сой № 3 («Большой») фа минор для солистов, смешан­ного хора и оркестра. По свидетельству одного из дру­зей, он говорил, что должен сочинять, так как работая чувствует себя значительно лучше, чем при ничегоне­делании. Месса фа минор более значительна по масшта­бу, чем две предыдущие; композитор работал над ней в течение года. Дата ее завершения - 9 сентября 1868 года - стала рубежной для Брукнера: после нее центр тяжести его творчества переместился в область симфонической музыки, а в вокальной он создавал пре­имущественно произведения малой формы - хоры, моте­ты; исключение представляет величественный Те deum (1881).
В последние месяцы работы над Мессой в жизни Брукнера наступил долгожданный перелом - перед ним открылся путь в Вену, с которой он связывал осущест­вление самых смелых надежд. Вначале Брукнер плани­ровал переезд в другие города: в мае 1868 года он вторично претендовал на место директора Моцартеума в Зальцбурге и капельмейстера тамошнего собора; что­бы смягчить горечь отказа, его избрали почетным чле­ном Моцартеума. Вслед за тем Брукнер обратился в Мюнхен к придворному капельмейстеру X. фон Бюлову с запросом о предоставлении ему поста придворного органиста или вице-капельмейстера.
Брукнер еще не знал, что умерший незадолго до этого Зехтер назвал его своим преемником в Венской консерватории по классу гармонии и контрапункта. Вна­чале Брукнер скромно претендовал лишь на пост при­дворного органиста или «внештатного неоплачиваемого вице-капельмейстера»; кроме того, он надеялся получить доцентуру в университете по классу гармонии и контра­пункта. Однако его предложения не встретили поддерж­ки. Лишь после активного вмешательства Гербека, при­дворного капельмейстера и давнего покровителя Брук­нера, его планы получили возможность реализации. По совету Гербека он изъявил желание унаследовать класс Зехтера в консерватории. 6 июля 1868 года Брукнер был назначен профессором по гармонии, генерал-басу, конт­рапункту, а также по классу органной игры. Немного позднее он получил звание придворного органиста, прав­да, «внештатного неоплачиваемого» (in Expektans).
Последние месяцы жизни Брукнера в Линце ознаме­новались исполнением нескольких его произведений, достойно увенчавших столь значительный творческий этап. В числе других повторно прозвучала Месса № 1 (ре минор) и, самое главное, 9 мая 1868 года состоя­лась премьера Первой симфонии. Правда, новизна и смелость музыки не были поняты публикой и вызвали разноречивые отклики в прессе. Тем не менее значение премьеры вряд ли можно переоценить: впервые Брукнер получил возможность услышать свою симфонию в ре­альном звучании и подвергнуть публичному испытанию способность создавать «чистую», бестекстовую музыку. Итак, наступил последний, наиболее важный период жизни 44-летнего композитора, связанный с его деятельностью в Вене. Именно в эти годы возникли все лучшие симфонии Брукнера, обессмертившие его имя.
Жизнь Брукнера в Вене не была легкой, скорее на­оборот: ее можно назвать путем страданий - так много пришлось ему испытать непонимания и насмешек вплоть до враждебности публики и части музыкальной крити­ки. Но справедливость требует сказать и другое: Вена принесла Брукнеру восторженное признание подлинных друзей его искусства и величайшие триумфы. В Линце впервые пробудился творческий дар Брукнера, в Вене ему суждено было раскрыться во всю силу.
ПРОФЕССОР В ВЕНЕ
На протяжении десятилетий, вплоть до смерти Шуберта в 1828 году, Вена была средоточием музыкальной жизни Европы. Неудивитель­но, что этот город, освященный именами Гайдна, Мо­царта, Бетховена, Шуберта, вначале казался Брукнеру «землей обетованной». Для скромного провинциального органиста и педагога открылась возможность занять ответственные музыкальные посты в одном из центров европейской культуры. Однако действительность оказа­лась далеко не столь радужной, как мог предполагать Брукнер. Ко времени его переезда в Вене царил свое­образный музыкальный академизм, отвергавший все, что не укладывалось в рамки предписанных им законов. Границы дозволенного в искусстве определяла господст­вующая музыкальная элита; это были, прежде всего, штатные, или, как тогда говорили, «аккредитованные», профессора, среди которых выделялся своим авторите­том Эдуард Ганслик, автор трактата «О музыкально-прекрасном» (1854), послужившего основой формали­стических теорий в музыкальной эстетике.
В первые годы жизни в Вене Брукнер еще не мог предполагать, что впоследствии Ганслик станет его за­клятым врагом и будет подвергать его творчество уни­чижительным нападкам. Этот влиятельный критик, про­фессор истории музыки и эстетики Венского универси­тета вначале был даже дружественно расположен к Брукнеру; еще в линцский период жизни композитора Ганслику довелось присутствовать на исполнении «По­хода германцев», и он был настолько восхищен музы­кой, что подарил Брукнеру свою фотографию с собст­венноручной надписью. (Примечательно, что и тогда Ганслик не удержался от зловещего предупреждения: «Если я захочу кого-нибудь уничтожить, он будет уни­чтожен».) Когда же впоследствии обнаружилась при­верженность Брукнера к вагнеровскому направлению, Ганслик, отрицавший художественные принципы автора «музыки будущего», занял непримиримо враждебную позицию к творчеству Брукнера, что доставляло компо­зитору немало огорчений.
Ко времени переезда в Вену окончательно сформи­ровался своеобразный внешний облик композитора, ко­торый остался без изменений и в условиях большого города. Среднего роста, с хорошо сложенной крепкой фигурой, Брукнер производил импозантное впечатление своей внешностью, в которой простонародные черты со­четались с величавостью. Несмотря на появившуюся с годами склонность к полноте, он сохранял подвиж­ность походки и прямую осанку. Как и прежде, он носил просторные черные костюмы с короткими брюками (по­следнее объяснялось удобствами игры на ножной кла­виатуре органа);
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21