В феврале 1873 го­да Брукнер набрасывает эскиз I части, а в августе-сен­тябре на чешских курортах Карлсбад и Мариенбад воз­никает черновой вариант остальных трех частей. Заду­мав новую симфонию как выражение своего преклоне­ния перед Вагнером, Брукнер включил в партитуру несколько цитат из опер «Тристан и Изольда» и «Валь­кирия». Едва закончив наброски финала Третьей, Брук­нер, не возвращаясь в Вену, отправился с двумя новыми симфониями в Байрейт к Вагнеру, чтобы просить его принять посвящение одной из них. Для Брукнера, по его собственным словам, посвящение Вагнеру должно было стать «единственным, но зато величайшим знаком отличия», который он надеялся получить в своей жизни. Момент, выбранный для посещения Байрейта, ока­зался неблагоприятным. В то время Вагнер с головой ушел в хлопоты, связанные с постройкой его театра и виллы «Wahnfried». Вначале он отказался просмот­реть партитуры, затем смягчился, бросил на них взгляд и предложил взволнованному автору прийти после полу­дня, чтобы он, Вагнер, мог лучше ознакомиться с сим­фониями. Во время вынужденной прогулки Брукнер оказался вблизи грандиозного здания театра, покрытого лесами, и настолько увлекся зрелищем строительства, что пропустил назначенный час встречи. Посланный за ним слуга нашел его осыпанным пылью с ног до головы и в полном отчаянии из-за своего упущения.
Увидев смущенного гостя, Вагнер, по словам Брук­нера, обнял его и, расцеловав, сказал, что его музыка доставила ему величайшее наслаждение. Вагнер отдал предпочтение Третьей симфонии (ре минор) и согласил­ся принять посвящение. На следующий день, охвачен­ный душевным смятением, Брукнер послал Вагнеру письмо с просьбой подтвердить свое решение: «Симфо­ния в d-moll, где труба начинает тему. А. Брукнер», на что адресат, с видимой усмешкой, написал на том же листке: «Да! Да! Сердечный привет! Рихард Вагнер». (Этот автограф двух великих музыкантов сохранился до наших дней.) В начале 1874 года Вагнер получил специально для него изготовленную копию партитуры Третьей симфонии с посвящением автора. С тех пор та­лант Брукнера-симфониста был для Вагнера непрере­каем; позднее он произнес знаменательные слова: «Я знаю только одного, кто приближается к Бетхове­ну, - это Брукнер!»
Далеко не столь благосклонно отнеслись к Брукнеру члены оркестра Венской филармонии, когда в конце 1872 года он предложил им исполнить Вторую симфо­нию. Руководитель оркестра Отто Дессофф, один из влиятельных венских дирижеров того времени, после генеральной репетиции нашел ее чрезмерно длинной и даже объявил бессмыслицей (Unsinn). Брукнер согла­сился сократить... 40 тактов, но и после этого симфония не была включена в программу филармонического кон­церта, хотя присутствовавший на репетиции Гербек во всеуслышание заявил, что если бы такое произведение написал Брамс, то зал взорвался бы от аплодисментов.
С помощью Гербека удалось получить у одного вен­ского мецената необходимые средства для оплаты ис­полнения симфонии филармоническим оркестром в кон­церте «Вагнеровского общества». Концерт состоялся почти год спустя, 26 октября, в Большом зале Музы­кального общества перед самым окончанием венской Всемирной выставки 1873 года. Перед симфонией Брук­нер исполнил одну из органных токкат Баха и свобод­ную импровизацию, а затем продирижировал новым произведением. Хотя оркестранты наградили композито­ра овацией, они не ответили на его письменное обраще­ние с просьбой принять посвящение симфонии. Очевидно, сыграл роль тот факт, что незадолго до премьеры Брукнер стал членом «Вагнеровского общества» - столь сильны были тогда в Вене антивагнеровские настроения!
Открыто признав приверженность автору «музыки будущего», Брукнер помимо своей воли оказался втяну­тым в борьбу двух враждебных лагерей, группировав­шихся вокруг Р. Вагнера и И. Брамса, обосновавшегося в Вене с 1862 года. Полемика велась по широкому кругу вопросов: о традициях музыкальной классики и новатор­стве композиторов-романтиков, о выразительных сред­ствах музыки, о правомерности обновления ранее сло­жившихся музыкальных форм и т. д. По всем этим вопросам у Вагнера и Брамса существовали принципи­альные расхождения, вызывавшие борьбу мнений.
Ожесточенно, резко вел полемику Вагнер, сделав Брамса главной мишенью нападок. Брамс, не принимав­ший участия в полемике, стал символом веры для тех, кто выступал против принципов музыкальной драмы Вагнера и программного симфонизма Листа; в противо­положность «вагнерианцам» их называли «брамсианцами» или - иронически - «браминами». Венские критики во главе с Гансликом стремились представить Брамса в качестве якобы «чистого» музыканта, единственного наследника Бетховена и главы музыкальной Вены. По­добно «вагнерианцам», они обостряли разногласия до крайностей и, поклоняясь одному кумиру, низвергали все, что было связано с другим. В пылу полемики «гансликовская» критика безжалостно расправлялась с адеп­тами Вагнера, в том числе и с Брукнером.
В критических нападках на Брукнера Брамс не уча­ствовал, хотя косвенно этому способствовал; он насмеш­ливо называл его симфонии за их большую длительность «гигантскими змеями». В то же время Брукнер говорил, что любой вальс И. Штрауса ему дороже симфонических произведений Брамса. Взаимная недооценка творчества друг друга привела к отчужденности двух выдающихся композиторов-симфонистов. На протяжении длительно­го периода они жили и работали в Вене, но избегали личных встреч. Немногим менее, чем за год до премье­ры Второй симфонии произошло знаменательное собы­тие: 10 ноября 1872 года Брукнер и Брамс участвовали в церемонии освящения органа в новом здании Музы­кального общества: под управлением Брамса Брукнер исполнял партию органа в Те deum Генделя. Затем про­шло много лет, прежде чем друзья Брукнера и «брами­ны» устроили встречу двух композиторов-конкурентов с целью преодоления отчужденности между ними. Встре­ча состоялась в ресторане «Красный еж» 25 октября 1889 года; вечер прошел в дружественной атмосфере, но не привел к изменению прежних натянутых отно­шений.
Успех Второй симфонии был значительным, хотя и раздавались критические голоса. Грандиозный масштаб брукнеровской фантазии, колоссальные размеры симфо­нии почти никем не были поняты, автора упрекали за музыкальные длинноты. (Уместно упомянуть, что Брук­нер воспринимал симфонии Шумана как произведения малой формы (!) и называл их симфониеттами.) Учи­тывая трудности восприятия Первой симфонии, Брукнер стремился во Второй «писать проще», сделать более по­нятной для слушателей ее форму. С этой целью он использовал прием генеральной паузы, отделяющей каж­дый крупный раздел симфонии. В музыке Брукнера ге­неральная пауза стала сильнейшим выразительным средством, своего рода сверх-pianissimo, в котором как бы происходит неслышимое развитие. Композитор так объяснял смысл этого приема: «Если я хочу сказать нечто важное, то должен перед этим задержать дыха­ние». Но для оркестрантов обилие генеральных пауз во Второй послужило поводом называть ее «симфонией пауз» (Pausen-Sinfonie) -один из примеров, как мало понимали смысл музыки Брукнера даже профессионалы.
Во Второй симфонии, пронизанной духом музыкаль­ного фольклора Верхней Австрии, явственно ощутимы своеобразные черты симфонического мышления Брук­нера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21