Отсюда вытекает, что любовь — это прежде всего выражение огненного устремления и духовной мощи. Если говорят, что любовь бессильна, значит, это не любовь, а подделка под нее или в лучшем случае пробуждающееся, но еще лишенное четких внутренних ориентиров желание любви.
Помню, как меня поразило изображение двуглавого павлина, которое впервые я увидел десять лет назад в столице Филиппин Маниле. Как выяснилось, двуглавый павлин является эмблемой апостола Фомы на Востоке: по преданию, Фома был первым проповедником христианства в Индии и погиб, сраженный копьем язычника, в Мадрасе. Эта эмблема выткана здесь на рясах священников; скульптуры двуглавой птицы украшают церковные приделы, экспонируются в музеях. Долгое время я не мог понять, что означает этот загадочный символ, а когда — как мне показалось — понял, то написал вот эти стихи:
Легенды древние наплыли
Волной своею
И чужой —
А две души
Когда-то были
Как бы единою душой.
Потом пришло
Разъединенье.
Твердь отделилась
От земли,
Рождая страшное забвенье,
Века меж ними пролегли.
И душам должно
В отчужденье,
Страдая
От незримых пут,
Идти
Сквозь смерти и рожденья,
Пока друг друга
Не найдут.
Ну а павлин,
Над всей Вселенной
Крыла расправивший свои,
Залог той встречи непременной
И восстановленной любви.
Разумеется, моя версия ни в коей мере не согласуется с ортодоксально-католической. Но — как мне думается — она имеет под собой реальные основания. Ведь неспроста павлин изображается с двумя головами, но с одним сердцем. Ведь неспроста апокрифическое Евангелие от Фомы, найденное сравнительно недавно, в 1946 году, в Каире, содержит такие таинственные слова: «Некогда вы составляли единство, но вас стало двое».
Одно время меня неотступно преследовала мысль об эпиграмме. Почему бы этот жанр, столь популярный в пушкинскую эпоху, не возродить в наши дни? Я даже попытался набросать некоторое подобие программы действия в этом направлении.
Боюсь, мой друг, что мы с тобою
Прекраснодушием грешим,
Мы снисходительны порою
К врагам проверенным своим.
Мы их не значим в черном списке,
Себя на споры не мельчим.
Мы чересчур уж олимпийски
На них взираем и — молчим.
Конечно, на статью статьею
Не нам с тобою отвечать,
И не умеем мы с тобою
Иезуитство обличать,
Не выходя из тесных рамок…
Но мы забыли, ей-же-ей,
Что есть на свете эпиграмма.
Как мы могли забыть о ней!
Она ведь Пушкину служила,
Она ведь создана для них,
Неумирающих зоилов,
Клевещущих на русский стих.
И в ней я вижу больше прока,
Чем в силлопизме преглубоком.
И весело в свободный час
Врагу напомнить ненароком:
— Не бойся. Не уйдешь от нас.
Раз оказался под рукою,
Проткнем тебя наверняка
Одной-единственной строкою,
Как колорадского жука!
Всех, всех отметим!
Мы не вправе
Не думать о посмертной славе
Своих противников упрямых…
Пускай противники мои
Живут хотя бы в эпиграммах.
А что статьи… Умрут статьи.
Должен признаться, что программа поддержки не получила. Так называемые противники возмутились (дескать, занимаюсь самовозвеличиванием, обещая им бессмертие в своих эпиграммах), а так называемые друзья, работающие в жанре критики и литературоведения, обиделись (как это я посмел утверждать, что «умрут статьи»).
Тем не менее я не собирался отступать от намеченного. Я даже придумал соответствующие фамилии для своих будущих персонажей, не так далеко отстоящие от подлинных, — «Распадин», «Скотский». Даже написал эпиграмму на одного пародиста, не очень четко усвоившего правила школьной грамматики. («А я, поняв твои печали, тебе желаю от души: ты русский выучи вначале, потом пародии пиши»).
Однако дальше первых попыток дело у меня не пошло. Честно говоря, я вскоре обнаружил, что стараюсь искусственно разозлить себя, выдавить из себя гнев и негодование, которых у меня нет. Может быть, где-то интуитивно я осознал то, что впоследствии оформил в стихи:
Стимул к движенью дает не соратник,
Дает не союзник — противник дает.
Я не знал тогда знаменитого восточного изречения: «Движение есть щит от вражеских стрел». Но были слова, созвучные этой мысли, — слова Ромена Роллана из «Жана-Кристофа», которые являлись для меня в ту пору и утешением, и своеобразным оружием: «Враги, стремящиеся нам вредить, мы недосягаемы, мы неуязвимы для ваших ударов! Вы бьете впустую! Я давно уже не здесь!»
Вестник и весть пришли.
Весть дошла до людей,
Если хула началась.
Эти строки прозвучали под сенью развесистого баньяна в бан-галорском доме Святослава Николаевича Рериха. Жизнь членов семьи Рерихов — и самого Николая Константиновича, и жены его Елены Ивановны, и сыновей Юрия Николаевича и Святослава Николаевича — сложилась таким образом, что они в полной мере испытали на себе всю силу хулы и клеветы, помноженной к тому же нередко на чувство зависти, чувство, родившееся, если верить древней мудрости, раньше рода человеческого. Недаром одной из своих статей Николай Константинович Рерих дал весьма много значительное название: «Как я был превознесен врагами». А «превознесен» врагами он был основательно.
«Чего только не измышлялось! — сообщает Николай Константинович. — Шептали, что картин я сам вовсе не пишу, но заказываю их известным художникам… Писали, что у меня карманы полны рубинов и жемчугов, которые я раздаю пригоршнями… Утверждали, что я читаю все мысли, что мы завоевывали целые страны… Обозвали самим Антихристом, главою всемирного Коминтерна и Фининтерна, главою масонства».
Помню, как Святослав Николаевич Рерих мне говорил:
— Вестник — это человек, несущий новое, по большей части неожиданное сообщение, новое слово. Собственно, каждый подлинный художник и является вестником. К сожалению, как мы знаем из истории, носитель новык мыслей и новых истин почти сразу становится мишенью для злобы, невежества, зависти. Это своего рода закон. Вот почему на Востоке заранее предупреждают: тот, кто не ощущает, что у него львиное сердце, чтобы презреть поднятый на него дикий лай, и душа голубя, чтобы простить бедных невежественных глупцов, не должен брать на себя столь трудную миссию.
Император Акбар утверждал, что враги — это тень человека. Длиною этой тени можно мерить значимость деяний человека. Куинджи говорил моему отцу: «Это-то хорошо, что вы имеете врагов. Только бездарность врагов не имеет».
Собственно, если разобраться, то сопротивление среды не только неизбежно, но и необходимо. Лишь преодолевая его и наращивают мускулы. Потому и говорится: ничто так не способствует победе истины, как сопротивление ей.
Но надо сказать, что это понимаем не только мы, но и противник тоже. Современный противник поднаторел в такого рода делах, и все чаще он прибегает к иной уловке, к другому способу борьбы, а именно — к фигуре умолчания. Вы сами знаете, вы сами писали об этом, что метод замалчивания действен всегда. Но в наш век, когда появились кинематограф, телевидение, радио, газеты — а они-то и формируют вкусы и устремления людей, — он стал как никогда результативным. Здесь — большая опасность, чем в прямом отрицании, грубой лжи и клевете. Эту опасность отчетливо видел Николай Константинович, который не раз и не два напоминал всем нам:
"Силы тьмы отлично понимают, сколько мощных эманации излучают предметы искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112