Прежде всего напрашивалась мысль, что, вопреки заверениям Эди Охилтри, посетителями руин в такой необычный час должны быть представители судебной власти, разыскивающие Ловела. Однако их действия вовсе не подтверждали такого подозрения. Старик, прикоснувшись к Ловелу, шепотом предупредил его, что ему следует сидеть тихо и следить за пришедшими из своего укрытия. Если бы возникла необходимость отступить, к их услугам были потайная лестница и пещера, и они могли бы скрыться в лесу задолго до приближения погони. Поэтому они остались на месте, стараясь не шуметь и с жадным и тревожным любопытством следя за каждым звуком, издаваемым ночными пришельцами, за малейшим их движением.
Пошептавшись между собой, фигуры вышли на середину церкви, и голос, в котором по выговору и оборотам речи Ловел сразу узнал голос Дюстерзивеля, чуть громче, но все же приглушенно, произнес:
— Право ше, мой допрый сэр, не мошет быть лучшего часа для нашей большой цели. Ви убедитесь, мой допрый сэр, что мистер Олденбок говорил сплошную чепуху и что он понимает в нашем деле не больше, чем малий ребенок. Господи помилуй! Он рассчитывает разбогатеть, как шид, за свои шалкие, грязные сто фунтов. А мне на них, честное слово, наплефать, как на сто грошей! Но вам, мой щедрый и увашаемый покрофитель, я открою все секреты искусства и даже тайну великого Пимандера.
— Другой, — прошептал Эди, — видать, сэр Артур Уордор. Больше никто не пришел бы сюда в такой час, да еще с этим немецким мерзавцем. Немец прямо-таки околдовал его: сэр Артур готов поверить, что белое — это черное. Посмотрим, что им тут надо.
Эти слова и тихий голос, каким говорил сэр Артур, помешали Ловелу расслышать его ответ магу, за исключением трех последних — весьма выразительных — слов: «… очень большие расходы… », на что Дюстерзивель тотчас же возразил:
— Расходы — да, конечно, необходими большие расходы. Не рассчитываете ше ви собрать урошай до посева? Расходы — это семена, а сокровища, руда хорошего металла, сундуки с драгоценной посудой — это шатфа, и, честное слово, неплохая. А теперь, сэр Артур, ви посеяли в эту ночь маленькое семечко в десять гиней, — это вроде понюшки табаку, не больше, — и если ви не соберете богатый урошай, — я хочу сказать, богатый для посева с понюшку табаку, ибо, ви сами знаете, во всем долшна быть соразмерность, — больше не назыфайте Германа Дюстерзивеля честным челофеком. А теперь ви видите, мой покровитель — ибо я совсем не хочу скрыфать свою тайну от вас, — ви видите эту серебряную пластинку? Вам изфестно, что луна обходит все знаки зодиака за двадцать восемь дней, это знает каштый ребенок. Так вот, я беру серебряную пластинку, когда луна находится в своем пятнадцатом доме, что во главе Libra note 119, и графирую на одной стороне слова «шедбаршемот шартахан», то есть эмблему духа луны, и делаю рисунок, вроде летящей змеи с голофой индюка. Отлично! А теперь на другой стороне я черчу таблицу луны, в фиде квадрата из дефятки, умноженной на самое себя. На каждой из двух сторон ми имеем восемьдесят одно число при поперечнике дефять. Все это сделано очень точно. Эту пластинку я заставлю служить мне при каштой смене четверти луны. Мои находки будут в пропорции с затратами на серные курения, принимаемые за дефятку, — и составят дефять, умноженное на самое себя. Но сегодня я найду, может быть, лишь дважды или трижды дефять, так как в доме главного влияния есть противодействующая сила.
— Послушайте, Дюстерзивель, — остановил его простодушный баронет,
— не смахивает ли это на колдовство? Я хотя и недостойный, но верный сын епископальной церкви и не хочу иметь никаких дел с нечистым.
— Ну, ну! Во всем этом нет ни капли колдовства, ни единой капли! Все основано на флиянии планет, на симпатии и на власти чисел. Я покажу вам кое-что еще получше. Я не говорю, что все обходится без духа: мы же производим курения. Но, если вам не страшно, он перестанет быть нефидимым.
— Я нисколько не любопытствую увидеть его, — сказал баронет, чье мужество, судя по дрожащему голосу, внезапно несколько поостыло.
— Как жаль, — сказал Дюстерзивель, — а мне хотелось показать вам духа, охраняющего сокровища, подобно сфирепому сторошефому псу. Я ведь знаю, как укрощать его. Так ви не хотите на него взглянуть?
— Нет, не желаю, — с притворным равнодушием ответил баронет. — Мне кажется, у нас мало времени.
— Простите меня, мой покрофитель, но ведь еще нет двенадцати, а двенадцать — это как раз час нашей планеты. И я пока очень хорошо успел бы показать вам духа — просто для удофольствия. Я, видите ли, начерчу внутри круга пятиугольник, это совсем не трудно, и фоскурю в нем серу, и ми с фами будем как в большом крепком замке. Фи будете дершать меч, а я произнесу необходимые слова. И тогда перед фашими глазами эта сплошная стена раскроется, как городские ворота, а тогда… одну минутку… да… тогда ви увидите прешде фсего оленя, преследуемого тремя черными борзыми, и они повалят его, как это бивает на парадной охоте курфюрста, а затем филезет безобразный и злой маленький негр и отнимет у них оленя, а потом — пуф! — все исчезнет, и фи услышите звук рога, такой громкий, что загремят все руины, честное слово! Рога сыграют охотничью песню, да так прекрасно, не хуже, чем у вашего Фишера на гобое… Ну хорошо! .. Потом выйдет, трубя в рог, герольд — его зовут Эрнгольд, а после этого появится на черном коне великий Пеольфан: его иначе называют Великим Охотником сефера… Но ви вовсе не хотите увидеть все это? note 120
— Отчего же, я не боюсь, — ответил бедный баронет, — если… я хочу сказать… Не происходят ли в таких случаях какие-нибудь большие несчастья?
— О, несчастья? Никаких! Но иногда, если круг начерчен не очень точно или если зритель — шалкий трус и не дершит крепко меч, напрафив его прямо на Великого Охотника, тот может воспользоваться этим, витащить заклинателя из круга и задушить его. Это бивает.
— Тогда, знаете ли, Дюстерзивель, при всем доверии к моему мужеству и вашему искусству, мы обойдемся без этого духа и займемся нашим сегодняшним делом!
— От всей души… Мне совершенно все равно, а кстати, пришло и время. Подержите меч, пока я разожгу эти… как вы их называете — лючинки.
И Дюстерзивель тут же зажег горсточку щепок, смазанных каким-то смолистым веществом, от которого они ярко запылали. Когда же пламя разгорелось с полной силой и на мгновение осветило развалины, немец бросил в огонь щепотку каких-то благовоний, сразу же распространивших сильный и острый запах. Заклинатель и его ученик оба закашлялись и расчихались вовсю. Пахучие испарения поплыли между колонн здания, проникая во все уголки, и оказали такое же действие на нищего и Ловела.
— Что это — эхо? — спросил баронет, пораженный донесшимся сверху раскатистым звуком. — Или, может быть, — продолжал он, придвигаясь поближе к заклинателю, — это дух, о котором вы толковали, насмехается над нашим покушением на спрятанное сокровище?
— Н-нет, — пробормотал немец, уже готовый разделить ужас своего ученика. — Надеюсь, что нет!
Тут громкий взрыв чиханья, которое нищий не мог подавить и которое никак нельзя было объяснить замиранием эха, — чиханья, сопровождаемого хриплым глухим кашлем, — привел обоих кладоискателей в окончательное замешательство.
— Боже, помилуй нас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Пошептавшись между собой, фигуры вышли на середину церкви, и голос, в котором по выговору и оборотам речи Ловел сразу узнал голос Дюстерзивеля, чуть громче, но все же приглушенно, произнес:
— Право ше, мой допрый сэр, не мошет быть лучшего часа для нашей большой цели. Ви убедитесь, мой допрый сэр, что мистер Олденбок говорил сплошную чепуху и что он понимает в нашем деле не больше, чем малий ребенок. Господи помилуй! Он рассчитывает разбогатеть, как шид, за свои шалкие, грязные сто фунтов. А мне на них, честное слово, наплефать, как на сто грошей! Но вам, мой щедрый и увашаемый покрофитель, я открою все секреты искусства и даже тайну великого Пимандера.
— Другой, — прошептал Эди, — видать, сэр Артур Уордор. Больше никто не пришел бы сюда в такой час, да еще с этим немецким мерзавцем. Немец прямо-таки околдовал его: сэр Артур готов поверить, что белое — это черное. Посмотрим, что им тут надо.
Эти слова и тихий голос, каким говорил сэр Артур, помешали Ловелу расслышать его ответ магу, за исключением трех последних — весьма выразительных — слов: «… очень большие расходы… », на что Дюстерзивель тотчас же возразил:
— Расходы — да, конечно, необходими большие расходы. Не рассчитываете ше ви собрать урошай до посева? Расходы — это семена, а сокровища, руда хорошего металла, сундуки с драгоценной посудой — это шатфа, и, честное слово, неплохая. А теперь, сэр Артур, ви посеяли в эту ночь маленькое семечко в десять гиней, — это вроде понюшки табаку, не больше, — и если ви не соберете богатый урошай, — я хочу сказать, богатый для посева с понюшку табаку, ибо, ви сами знаете, во всем долшна быть соразмерность, — больше не назыфайте Германа Дюстерзивеля честным челофеком. А теперь ви видите, мой покровитель — ибо я совсем не хочу скрыфать свою тайну от вас, — ви видите эту серебряную пластинку? Вам изфестно, что луна обходит все знаки зодиака за двадцать восемь дней, это знает каштый ребенок. Так вот, я беру серебряную пластинку, когда луна находится в своем пятнадцатом доме, что во главе Libra note 119, и графирую на одной стороне слова «шедбаршемот шартахан», то есть эмблему духа луны, и делаю рисунок, вроде летящей змеи с голофой индюка. Отлично! А теперь на другой стороне я черчу таблицу луны, в фиде квадрата из дефятки, умноженной на самое себя. На каждой из двух сторон ми имеем восемьдесят одно число при поперечнике дефять. Все это сделано очень точно. Эту пластинку я заставлю служить мне при каштой смене четверти луны. Мои находки будут в пропорции с затратами на серные курения, принимаемые за дефятку, — и составят дефять, умноженное на самое себя. Но сегодня я найду, может быть, лишь дважды или трижды дефять, так как в доме главного влияния есть противодействующая сила.
— Послушайте, Дюстерзивель, — остановил его простодушный баронет,
— не смахивает ли это на колдовство? Я хотя и недостойный, но верный сын епископальной церкви и не хочу иметь никаких дел с нечистым.
— Ну, ну! Во всем этом нет ни капли колдовства, ни единой капли! Все основано на флиянии планет, на симпатии и на власти чисел. Я покажу вам кое-что еще получше. Я не говорю, что все обходится без духа: мы же производим курения. Но, если вам не страшно, он перестанет быть нефидимым.
— Я нисколько не любопытствую увидеть его, — сказал баронет, чье мужество, судя по дрожащему голосу, внезапно несколько поостыло.
— Как жаль, — сказал Дюстерзивель, — а мне хотелось показать вам духа, охраняющего сокровища, подобно сфирепому сторошефому псу. Я ведь знаю, как укрощать его. Так ви не хотите на него взглянуть?
— Нет, не желаю, — с притворным равнодушием ответил баронет. — Мне кажется, у нас мало времени.
— Простите меня, мой покрофитель, но ведь еще нет двенадцати, а двенадцать — это как раз час нашей планеты. И я пока очень хорошо успел бы показать вам духа — просто для удофольствия. Я, видите ли, начерчу внутри круга пятиугольник, это совсем не трудно, и фоскурю в нем серу, и ми с фами будем как в большом крепком замке. Фи будете дершать меч, а я произнесу необходимые слова. И тогда перед фашими глазами эта сплошная стена раскроется, как городские ворота, а тогда… одну минутку… да… тогда ви увидите прешде фсего оленя, преследуемого тремя черными борзыми, и они повалят его, как это бивает на парадной охоте курфюрста, а затем филезет безобразный и злой маленький негр и отнимет у них оленя, а потом — пуф! — все исчезнет, и фи услышите звук рога, такой громкий, что загремят все руины, честное слово! Рога сыграют охотничью песню, да так прекрасно, не хуже, чем у вашего Фишера на гобое… Ну хорошо! .. Потом выйдет, трубя в рог, герольд — его зовут Эрнгольд, а после этого появится на черном коне великий Пеольфан: его иначе называют Великим Охотником сефера… Но ви вовсе не хотите увидеть все это? note 120
— Отчего же, я не боюсь, — ответил бедный баронет, — если… я хочу сказать… Не происходят ли в таких случаях какие-нибудь большие несчастья?
— О, несчастья? Никаких! Но иногда, если круг начерчен не очень точно или если зритель — шалкий трус и не дершит крепко меч, напрафив его прямо на Великого Охотника, тот может воспользоваться этим, витащить заклинателя из круга и задушить его. Это бивает.
— Тогда, знаете ли, Дюстерзивель, при всем доверии к моему мужеству и вашему искусству, мы обойдемся без этого духа и займемся нашим сегодняшним делом!
— От всей души… Мне совершенно все равно, а кстати, пришло и время. Подержите меч, пока я разожгу эти… как вы их называете — лючинки.
И Дюстерзивель тут же зажег горсточку щепок, смазанных каким-то смолистым веществом, от которого они ярко запылали. Когда же пламя разгорелось с полной силой и на мгновение осветило развалины, немец бросил в огонь щепотку каких-то благовоний, сразу же распространивших сильный и острый запах. Заклинатель и его ученик оба закашлялись и расчихались вовсю. Пахучие испарения поплыли между колонн здания, проникая во все уголки, и оказали такое же действие на нищего и Ловела.
— Что это — эхо? — спросил баронет, пораженный донесшимся сверху раскатистым звуком. — Или, может быть, — продолжал он, придвигаясь поближе к заклинателю, — это дух, о котором вы толковали, насмехается над нашим покушением на спрятанное сокровище?
— Н-нет, — пробормотал немец, уже готовый разделить ужас своего ученика. — Надеюсь, что нет!
Тут громкий взрыв чиханья, которое нищий не мог подавить и которое никак нельзя было объяснить замиранием эха, — чиханья, сопровождаемого хриплым глухим кашлем, — привел обоих кладоискателей в окончательное замешательство.
— Боже, помилуй нас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133