Я дал ей рекомендательную записку как раз к этому человеку— Джону Кристи.
— Да, так говорит и лодочник, но Джон Кристи утверждает, что ничего подобного не помнит.
— Очень грустно, — сказал молодой лорд, — надеюсь, провидение не допустило, чтобы она попала в ловушку из-за своих сокровищ.
— Я тоже надеюсь, милорд, — промолвил Гериот, — но люди взволнованы ее исчезновением. Честь нашей нации подвергается нападкам со всех сторон. Припоминают прискорбный случай с лордом Санкухаром, повешенным за убийство учителя фехтования, и кричат, что не позволят шотландским дворянам совращать их жен и похищать их имущество.
— И всю вину взваливают на меня? Что ж, мне нетрудно оправдаться.
— Верю вам, милорд, — сказал Гериот. — Нет, нет, я не сомневаюсь, что в этом — отношении вы чисты. Но почему вы покинули Уайтфрайерс при таких странных обстоятельствах?
— Мейстер Реджиналд Лоустоф прислал за мной лодку, заботясь о моей безопасности.
— К сожалению, милорд, мейстер Лоустоф отрицает это, говоря, что, после того как он переслал вам вещи, дальнейшие действия вашей светлости происходили без его ведома.
— Но лодочники сказали, что они наняты им!
— Лодочники! — воскликнул Гериот. — Один из них оказался повесой-подмастерьем, которого я давно знаю, а другой сбежал. Но тот, что сидит в тюрьме, утверждает, будто нанят вашей светлостью и никем другим.
— Он лжет! — запальчиво воскликнул лорд Гленварлох. — Мне он сказал, что послан мейстером Лоустофом. Надеюсь, этот великодушный джентльмен на свободе?
— Да, — ответил Гериот, — он отделался нагоняем от старшин корпорации за то, что ввязался в дела вашей светлости. В наши смутные времена при дворе хотят мира со студентами, а то бы ему несдобровать.
— Вот первое утешительное известие, какое я слышу от вас, — сказал Найджел. — Но возвратимся к той несчастной: она и ее сундук были поручены мною заботам двух носильщиков.
— То же говорит и мнимый лодочник, но ни один из молодцов, работающих на пристани, не желает подтвердить, что действительно был нанят. Я вижу, вас это беспокоит, милорд. Сейчас приняты все меры, чтобы установить, куда скрылась бедная женщина, если только она еще жива. Теперь, милорд, со всем, что относилось исключительно к вашей светлости, покончено. Остается дело, касающееся не только лично вас.
— Приступим к нему без промедления, — сказал лорд Гленварлох. — Я с охотой поговорю о чьих угодно делах, только не о своих.
— Вы, наверно, не забыли о той сделке, милорд, которая была совершена несколько недель тому назад в доме лорда Хантинглена и согласно которой вам была предоставлена крупная сумма для выкупа поместья вашей светлости?
— Прекрасно помню, — ответил Найджел, — и при всей вашей нынешней суровости я не могу забыть той доброты, какую вы тогда проявили.
Гериот чопорно поклонился и продолжал:
— Деньги эти были предоставлены в надежде на то, что они будут возвращены после получения вами денег по приказу за королевской подписью, выданному в уплату долга государственного казначейства вашему отцу. Надеюсь, вы, ваша светлость, поняли значение этой сделки тогда, понимаете смысл моего напоминания о ее важности теперь и согласны, что я правильно излагаю ее суть.
— Бесспорно, — ответил лорд Гленварлох. — Если сумма, обозначенная в закладной, не будет возвращена, мои земли отойдут тем, кто, купив закладную у ее прежних держателей, приобрел их права.
— Совершенно верно, милорд, — подтвердил Гериот. — Бедственные обстоятельства вашей светлости, как видно, встревожили кредиторов, и они, к моему огорчению, настаивают на выполнении того или иного условия — на передаче им поместья или уплате долга.
— Они имеют право на это. Поскольку я не в состоянии сделать последнее, я полагаю, они должны вступить во владение поместьем.
— Постойте, милорд, — остановил его Гериот. — Если вы перестали считать меня своим другом, то вы по крайней мере увидите, что я всей душой желаю остаться другом вашего дома, хотя бы в память о вашем отце. Если вы доверите мне приказ с королевской подписью, я думаю, что при теперешнем настроении во дворце мне, быть может, удастся выхлопотать для вас деньги.
— Я охотно сделал бы это, — ответил Гленварлох, — но шкатулки, в которой он спрятан, у меня нет. Ее отняли у меня, когда арестовали в Гринвиче.
— Ее вернут вам, — сказал Гериот, — ибо, как я понял, природный здравый смысл моего повелителя и какие-то сведения, уж не знаю откуда полученные, побудили его взять назад обвинение в покушении на его особу. Это дело прекратили, и теперь вас будут судить только за нападение на лорда Дэлгарно в пределах дворцового парка. Но и в этом обвинении, достаточно тяжком, вам трудно будет оправдаться.
— Ничего, я не пошатнусь под его тяжестью, — ответил лорд Гленварлох. — Но не о том теперь речь. Будь у меня шкатулка…
— Когда я шел сюда, в маленькой прихожей стояли ваши вещи, — сказал горожанин, — шкатулка бросилась мне в глаза. Я узнал ее сразу — ведь вы получили ее от меня, а мне она досталась от моего старого друга, сэра Фейсфула Фругала. Увы, у него тоже был сын…
Тут мейстер Гериот запнулся.
— Который, подобно сыну лорда Гленварлоха, — не делал чести своему отцу. Это вы хотели сказать, мейстер Гериот?
— Милорд, эти слова нечаянно вырвались у меня, — ответил Гериот. — Господь, может быть, все поправит, когда придет время. Скажу, однако, что я подчас завидовал моим друзьям, у которых были чудесные дети, преуспевавшие в жизни; но какие перемены мне приходилось видеть, когда смерть похищала главу семьи! Столько сыновей богатых отцов оказывалось без единого пенни, столько наследников рыцарских и дворянских фамилий оставалось без единого акра, что мое состояние и мое имя благодаря моим распоряжениям переживут, смею думать, многие знатные фамилии, хоть бог и не дал мне наследника. Но это к делу не относится. Эй, страж! Принеси сюда вещи лорда Гленварлоха!
Тюремщик повиновался. Печати, первоначально наложенные на чемодан и шкатулку, были сняты — по недавнему распоряжению из дворца, как пояснил тюремщик, — и заключенный мог свободно распоряжаться своими вещами.
Желая положить конец утомительному визиту, лорд Гленварлох открыл шкатулку и перебрал бумаги, сперва очень невнимательно, а затем еще раз, медленно и тщательно. Но напрасно! Приказ, подписанный королем, исчез.
— Я ничего другого и не ждал, — с горечью произнес Джордж Гериот. — Лиха беда начало. Полюбуйтесь, превосходное наследство потеряно из-за какого-нибудь нечестного метания костей или ловкого карточного хода. Вы отлично разыграли изумление, милорд. Приношу вам свои поздравления по поводу ваших талантов. Много я видал молодых драчунов и мотов, но никогда не встречал такого законченного молодого лицемера. Нет, нет, милейший, нечего хмурить брови. Я говорю с такой горечью, потому что у меня болит сердце, когда я думаю о вашем достойном отце. Если сыну не скажет о его испорченности никто другой, то об этом скажет ему старый золотых дел мастер.
Новое подозрение едва не вывело Найджела из себя, однако добрые побуждения и усердие славного старика, а также все таинственные обстоятельства дела служили таким превосходным оправданием для гнева мейстера Гериота, что лорд Гленварлох был вынужден обуздать свое негодование и после нескольких вырвавшихся в запальчивости восклицаний замкнуться в гордом и мрачном молчании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Да, так говорит и лодочник, но Джон Кристи утверждает, что ничего подобного не помнит.
— Очень грустно, — сказал молодой лорд, — надеюсь, провидение не допустило, чтобы она попала в ловушку из-за своих сокровищ.
— Я тоже надеюсь, милорд, — промолвил Гериот, — но люди взволнованы ее исчезновением. Честь нашей нации подвергается нападкам со всех сторон. Припоминают прискорбный случай с лордом Санкухаром, повешенным за убийство учителя фехтования, и кричат, что не позволят шотландским дворянам совращать их жен и похищать их имущество.
— И всю вину взваливают на меня? Что ж, мне нетрудно оправдаться.
— Верю вам, милорд, — сказал Гериот. — Нет, нет, я не сомневаюсь, что в этом — отношении вы чисты. Но почему вы покинули Уайтфрайерс при таких странных обстоятельствах?
— Мейстер Реджиналд Лоустоф прислал за мной лодку, заботясь о моей безопасности.
— К сожалению, милорд, мейстер Лоустоф отрицает это, говоря, что, после того как он переслал вам вещи, дальнейшие действия вашей светлости происходили без его ведома.
— Но лодочники сказали, что они наняты им!
— Лодочники! — воскликнул Гериот. — Один из них оказался повесой-подмастерьем, которого я давно знаю, а другой сбежал. Но тот, что сидит в тюрьме, утверждает, будто нанят вашей светлостью и никем другим.
— Он лжет! — запальчиво воскликнул лорд Гленварлох. — Мне он сказал, что послан мейстером Лоустофом. Надеюсь, этот великодушный джентльмен на свободе?
— Да, — ответил Гериот, — он отделался нагоняем от старшин корпорации за то, что ввязался в дела вашей светлости. В наши смутные времена при дворе хотят мира со студентами, а то бы ему несдобровать.
— Вот первое утешительное известие, какое я слышу от вас, — сказал Найджел. — Но возвратимся к той несчастной: она и ее сундук были поручены мною заботам двух носильщиков.
— То же говорит и мнимый лодочник, но ни один из молодцов, работающих на пристани, не желает подтвердить, что действительно был нанят. Я вижу, вас это беспокоит, милорд. Сейчас приняты все меры, чтобы установить, куда скрылась бедная женщина, если только она еще жива. Теперь, милорд, со всем, что относилось исключительно к вашей светлости, покончено. Остается дело, касающееся не только лично вас.
— Приступим к нему без промедления, — сказал лорд Гленварлох. — Я с охотой поговорю о чьих угодно делах, только не о своих.
— Вы, наверно, не забыли о той сделке, милорд, которая была совершена несколько недель тому назад в доме лорда Хантинглена и согласно которой вам была предоставлена крупная сумма для выкупа поместья вашей светлости?
— Прекрасно помню, — ответил Найджел, — и при всей вашей нынешней суровости я не могу забыть той доброты, какую вы тогда проявили.
Гериот чопорно поклонился и продолжал:
— Деньги эти были предоставлены в надежде на то, что они будут возвращены после получения вами денег по приказу за королевской подписью, выданному в уплату долга государственного казначейства вашему отцу. Надеюсь, вы, ваша светлость, поняли значение этой сделки тогда, понимаете смысл моего напоминания о ее важности теперь и согласны, что я правильно излагаю ее суть.
— Бесспорно, — ответил лорд Гленварлох. — Если сумма, обозначенная в закладной, не будет возвращена, мои земли отойдут тем, кто, купив закладную у ее прежних держателей, приобрел их права.
— Совершенно верно, милорд, — подтвердил Гериот. — Бедственные обстоятельства вашей светлости, как видно, встревожили кредиторов, и они, к моему огорчению, настаивают на выполнении того или иного условия — на передаче им поместья или уплате долга.
— Они имеют право на это. Поскольку я не в состоянии сделать последнее, я полагаю, они должны вступить во владение поместьем.
— Постойте, милорд, — остановил его Гериот. — Если вы перестали считать меня своим другом, то вы по крайней мере увидите, что я всей душой желаю остаться другом вашего дома, хотя бы в память о вашем отце. Если вы доверите мне приказ с королевской подписью, я думаю, что при теперешнем настроении во дворце мне, быть может, удастся выхлопотать для вас деньги.
— Я охотно сделал бы это, — ответил Гленварлох, — но шкатулки, в которой он спрятан, у меня нет. Ее отняли у меня, когда арестовали в Гринвиче.
— Ее вернут вам, — сказал Гериот, — ибо, как я понял, природный здравый смысл моего повелителя и какие-то сведения, уж не знаю откуда полученные, побудили его взять назад обвинение в покушении на его особу. Это дело прекратили, и теперь вас будут судить только за нападение на лорда Дэлгарно в пределах дворцового парка. Но и в этом обвинении, достаточно тяжком, вам трудно будет оправдаться.
— Ничего, я не пошатнусь под его тяжестью, — ответил лорд Гленварлох. — Но не о том теперь речь. Будь у меня шкатулка…
— Когда я шел сюда, в маленькой прихожей стояли ваши вещи, — сказал горожанин, — шкатулка бросилась мне в глаза. Я узнал ее сразу — ведь вы получили ее от меня, а мне она досталась от моего старого друга, сэра Фейсфула Фругала. Увы, у него тоже был сын…
Тут мейстер Гериот запнулся.
— Который, подобно сыну лорда Гленварлоха, — не делал чести своему отцу. Это вы хотели сказать, мейстер Гериот?
— Милорд, эти слова нечаянно вырвались у меня, — ответил Гериот. — Господь, может быть, все поправит, когда придет время. Скажу, однако, что я подчас завидовал моим друзьям, у которых были чудесные дети, преуспевавшие в жизни; но какие перемены мне приходилось видеть, когда смерть похищала главу семьи! Столько сыновей богатых отцов оказывалось без единого пенни, столько наследников рыцарских и дворянских фамилий оставалось без единого акра, что мое состояние и мое имя благодаря моим распоряжениям переживут, смею думать, многие знатные фамилии, хоть бог и не дал мне наследника. Но это к делу не относится. Эй, страж! Принеси сюда вещи лорда Гленварлоха!
Тюремщик повиновался. Печати, первоначально наложенные на чемодан и шкатулку, были сняты — по недавнему распоряжению из дворца, как пояснил тюремщик, — и заключенный мог свободно распоряжаться своими вещами.
Желая положить конец утомительному визиту, лорд Гленварлох открыл шкатулку и перебрал бумаги, сперва очень невнимательно, а затем еще раз, медленно и тщательно. Но напрасно! Приказ, подписанный королем, исчез.
— Я ничего другого и не ждал, — с горечью произнес Джордж Гериот. — Лиха беда начало. Полюбуйтесь, превосходное наследство потеряно из-за какого-нибудь нечестного метания костей или ловкого карточного хода. Вы отлично разыграли изумление, милорд. Приношу вам свои поздравления по поводу ваших талантов. Много я видал молодых драчунов и мотов, но никогда не встречал такого законченного молодого лицемера. Нет, нет, милейший, нечего хмурить брови. Я говорю с такой горечью, потому что у меня болит сердце, когда я думаю о вашем достойном отце. Если сыну не скажет о его испорченности никто другой, то об этом скажет ему старый золотых дел мастер.
Новое подозрение едва не вывело Найджела из себя, однако добрые побуждения и усердие славного старика, а также все таинственные обстоятельства дела служили таким превосходным оправданием для гнева мейстера Гериота, что лорд Гленварлох был вынужден обуздать свое негодование и после нескольких вырвавшихся в запальчивости восклицаний замкнуться в гордом и мрачном молчании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153