..
Затем я как бы сорвался с большой высоты, разверзлась пустота в
животе, поташнивать стало, в общем развезло...
Падение закончилось благополучно, я, чувствуя облегчение,
очутился в каком-то темном зале, с широкими колоннами
по сторонам. Впрочем у зала не было одной стены и в него
просачивался довольно сумеречный свет. Я пошел ему навстречу и
вскоре оказался в очень малоприятном мирке. Белесое плоское
небо, корчиневые горы с совершенно вертикальными склонами,
кубические белые холмы. Изведав минуту-другую полной
растерянности, наконец въехал в ситуацию - я нахожусь в
комнате, только стал слишком мелким, мышью что ли или какой-то
другой крохотной гадиной. А затем ощутил импульс, к которому
принадлежал теперь. У меня были свои узкие тоннели, разрешенные
и запрещенные пути, полюса притяжения. О, сыр и крупа, вечные
объекты страсти, о бесчисленные серые подруги, источники
вожделения, в вас мое бессмертие...
Потом я был стеной и шкафом, просто сквознячком. Вскоре я не мог
разобраться, кто же я, что меня тянет и что отталкивает, я стал
то ли всем, то ли ничем, как запутавшийся герой песни
"Интернационал". Я никогда не исчезал, я был всегда и везде...
Потом зрение мое замутилось, как ветровое стекло автомобиля
где-нибудь в Череповце, и я едва добрался до мягкой поверхности,
чтобы опуститься на нее задницей. Когда взгляд прояснился, то
первом делом вперился в работающий экран. Там показывали мне
Бекки и Хелен. Мисс Федорчук что-то лопотала и зыркала
похотливыми глазами-блестками на Бекки. Та вела себя
расслаблено, понимая, что от податливости зависит ее
благополучие. Увы, обе бабы сейчас выглядели для меня какой-то
пакостью.
Другой экран показывал жену мою Риту, она была грязной и
оборванной, ползала в каком-то засраном подвале словно опарыш. Я
понял, что эфир прямой. Но как не искал в себе жалость, ничего
такого не нашел.
А затем спиной уловил, что не один. Обернулся и в самом деле - в
кресле с высокой спинкой, что располагалось у окна, сидела мать.
Как раз в той одежде, в которой ушла на последнюю охоту.
- Ты здесь? Значит, все обошлось. Хорошо, что ты добралась
до этого хреновенького канадского городишки, который немногим
лучше, чем Няксимволь - здесь тоже хватает шаманов.
Я подошел ближе. Какая там мать. Это была Хелен. Странно, что я
их спутал.
- В самом деле, какая разница. Посчитай, сколько у тебя было
мамаш за несколько миллионов лет?- предлагает Хелен.
Мне кажется это правильным. Наверное, я окончательно свихнулся.
- Как такие спорные суждения вылетает изо рта руководителя
солидной фирмы?
- Более чем солидной. С полудня мы обладаем многомиллионными
активами.
- Значит, ваш вирус урыл "ролл-оновские" фирмы, мисс Федорчук?
- Первая часть операции завершилась, Ник. Мы резко
приблизили Слияние.
- Как же вы, мисс Федорчук, рассуждаете о Слиянии после
этих лесбийских штучек.
Хелен отреагировала на упрек спокойно.
- Эти кроватные выкрутасы только для прорыва. Если что-то тебя
сдерживает, прорвись.
- Отлично. Я непрочь прорваться к вам. Может юркнем в койку.
Мисс Федорчук рассмеялась сухим почти старческим смехом.
- Вам, Коля, это не для прорыва надо, а чтобы остаться засохшей
какашкой под кустом. Вот когда станете нашим, тогда посмотрим,
что вам понадобится.
- Да, ладно не напрягайтесь, Хелен. Во мне же одна духовность
осталась.
Но тут меня поймал импульс и я кинулся на эту тетку. Даже что-то
сорвал с мисс Федорчук, кажется блузку. Но мне своевременно
пшикнул в физию газовый пистолет и я хорошо поплыл.
А перед внутренним взором опять замаячило материно лицо. Умеют,
суки, работать. Не зря этот микрочип мне в крестец впился. Но
такие мысли недолго меня доставали.
Я ловил ее руку, руку матери и просил прощения. Лицо матери
нахально сменялось физиономией Хелен, мордой медведицы, кустом
сирени, обглоданным черепом, сухим пнем.
- Поэтому мы тебя выбрали, а не прикончили.- донесся трескучий
даже искрящийся голос Хелен.- Ты живешь с нами в одном лесу. Ты
составляешь вместе с нами один лес, оттого твои идеи нам
очень помогли. Придумав "Секту", ты как бы дал нам
план действий...
В следующее просветление я нашел в своей комнате всю сектантскую
шатию-братию, включая Пеку и Оксану. На этот раз их физиономии
мне показались симпатичными, даже родными.
- Ну вы пришли вовремя. Надеюсь, я стал относиться к вам лучше
не из-за микрочипа, а потому что вы умылись и причесались.
Мы уселись на ковре в кружок, взялись за руки и сразу все
понеслось. Никто не приставал с заданиями, не лез с
наставлениями; я знал, что делать. Ковер пророс цветами,
стебельки и травинки щекотали голые ноги. Потолок стал
подниматься, а мы начали опускаться. Я видел, что из
ковра-лужайки торчат только головы, какой-то цветок щекотнул мне
нос, я чихнул, а затем настала мгла. Мы были уже под землей.
Иногда легкие всполохи позволяли увидеть чернозем, белесые
корешки, червяков и куколок, кротовьи ходы. Следом наступили
гранитные немного мерцающие толщи, дальше базальтовые,
глянцево-черные. Потом была тьма, слегка подмазанная багровым
излучением, в ней принялись мелькать лица и тела, они теснились
все кучнее, быстро утончались, делались струйками, голоса
превращалась в назойливое жужжание.
И наконец остались только вихри, искрящиеся разрядами вихри.
А еще ниже стихли и вихри, была только потрескивающая пустота,
впрочем присутствовали какие-то скрытые и мощные течения.
Потом я перестал их чувствовать, и сразу в меня вошла вся мощь
и многомерье вихрей, и миллиарды лиц и тел, и хлопотливая жизнь
корешков, червяков, бабочек, мышек, птичек. Я сразу оценил их
убогое житие: еда, выделение, размножение. Но то были
всего лишь вектора, по которым напирала жизнь. Стали ясны
клавиши, на которых играли Создатели. И сейчас мы могли
подвинуть этих Великих и занять их места. Мы сделаем так, что
миллиарды клеточек-особей, в которые вливается жизнь, заощущают
себя частицами целого и будут сознательно служить общим целям.
Потом словно на лифте я проехался вспять, в исходную комнату.
Все члены нашей команды поднялись на ноги, выдохнули и
отправились в подвал. Там нас стало уже двадцать. Мы начали
брать из ящиков оружие. Я подхватил автомат "Интерармс" 7,62 -
это что-то вроде Калашникова - с лазерным целеуказателем и
подствольным гранатометом. Люблю увесистое оружие. Скрепил
клейкой лентой три магазина. Пека взял автоматический
гранатомет, крупногабаритная Оксана - крупнокалиберное помповое
ружье. Потом мы принялись переодеваться. Одни напялили белые
халаты медработников, другие - синие спецовки техперсонала.
Негры и желтолицые натянули на головы черные маски. Я облачился
в спецовку и вместе с еще шестью товарищами уселся в фургончик с
надписью на борту "муниципалитет Питтстауна". При этом я
чувствовал почти физически, что меня как стакан наполняет новая
сила и новая воля. Я ощущал себя кровеносным сосудом большого и
умного организма.
Мы двинулись от клиники к центру города и остановились возле
старого и приметного конторского здания на Кингсроуд. Построили
его еще в сороковых годах, здесь обосновались филиалы и даже
штаб-квартиры известных и крупных компаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Затем я как бы сорвался с большой высоты, разверзлась пустота в
животе, поташнивать стало, в общем развезло...
Падение закончилось благополучно, я, чувствуя облегчение,
очутился в каком-то темном зале, с широкими колоннами
по сторонам. Впрочем у зала не было одной стены и в него
просачивался довольно сумеречный свет. Я пошел ему навстречу и
вскоре оказался в очень малоприятном мирке. Белесое плоское
небо, корчиневые горы с совершенно вертикальными склонами,
кубические белые холмы. Изведав минуту-другую полной
растерянности, наконец въехал в ситуацию - я нахожусь в
комнате, только стал слишком мелким, мышью что ли или какой-то
другой крохотной гадиной. А затем ощутил импульс, к которому
принадлежал теперь. У меня были свои узкие тоннели, разрешенные
и запрещенные пути, полюса притяжения. О, сыр и крупа, вечные
объекты страсти, о бесчисленные серые подруги, источники
вожделения, в вас мое бессмертие...
Потом я был стеной и шкафом, просто сквознячком. Вскоре я не мог
разобраться, кто же я, что меня тянет и что отталкивает, я стал
то ли всем, то ли ничем, как запутавшийся герой песни
"Интернационал". Я никогда не исчезал, я был всегда и везде...
Потом зрение мое замутилось, как ветровое стекло автомобиля
где-нибудь в Череповце, и я едва добрался до мягкой поверхности,
чтобы опуститься на нее задницей. Когда взгляд прояснился, то
первом делом вперился в работающий экран. Там показывали мне
Бекки и Хелен. Мисс Федорчук что-то лопотала и зыркала
похотливыми глазами-блестками на Бекки. Та вела себя
расслаблено, понимая, что от податливости зависит ее
благополучие. Увы, обе бабы сейчас выглядели для меня какой-то
пакостью.
Другой экран показывал жену мою Риту, она была грязной и
оборванной, ползала в каком-то засраном подвале словно опарыш. Я
понял, что эфир прямой. Но как не искал в себе жалость, ничего
такого не нашел.
А затем спиной уловил, что не один. Обернулся и в самом деле - в
кресле с высокой спинкой, что располагалось у окна, сидела мать.
Как раз в той одежде, в которой ушла на последнюю охоту.
- Ты здесь? Значит, все обошлось. Хорошо, что ты добралась
до этого хреновенького канадского городишки, который немногим
лучше, чем Няксимволь - здесь тоже хватает шаманов.
Я подошел ближе. Какая там мать. Это была Хелен. Странно, что я
их спутал.
- В самом деле, какая разница. Посчитай, сколько у тебя было
мамаш за несколько миллионов лет?- предлагает Хелен.
Мне кажется это правильным. Наверное, я окончательно свихнулся.
- Как такие спорные суждения вылетает изо рта руководителя
солидной фирмы?
- Более чем солидной. С полудня мы обладаем многомиллионными
активами.
- Значит, ваш вирус урыл "ролл-оновские" фирмы, мисс Федорчук?
- Первая часть операции завершилась, Ник. Мы резко
приблизили Слияние.
- Как же вы, мисс Федорчук, рассуждаете о Слиянии после
этих лесбийских штучек.
Хелен отреагировала на упрек спокойно.
- Эти кроватные выкрутасы только для прорыва. Если что-то тебя
сдерживает, прорвись.
- Отлично. Я непрочь прорваться к вам. Может юркнем в койку.
Мисс Федорчук рассмеялась сухим почти старческим смехом.
- Вам, Коля, это не для прорыва надо, а чтобы остаться засохшей
какашкой под кустом. Вот когда станете нашим, тогда посмотрим,
что вам понадобится.
- Да, ладно не напрягайтесь, Хелен. Во мне же одна духовность
осталась.
Но тут меня поймал импульс и я кинулся на эту тетку. Даже что-то
сорвал с мисс Федорчук, кажется блузку. Но мне своевременно
пшикнул в физию газовый пистолет и я хорошо поплыл.
А перед внутренним взором опять замаячило материно лицо. Умеют,
суки, работать. Не зря этот микрочип мне в крестец впился. Но
такие мысли недолго меня доставали.
Я ловил ее руку, руку матери и просил прощения. Лицо матери
нахально сменялось физиономией Хелен, мордой медведицы, кустом
сирени, обглоданным черепом, сухим пнем.
- Поэтому мы тебя выбрали, а не прикончили.- донесся трескучий
даже искрящийся голос Хелен.- Ты живешь с нами в одном лесу. Ты
составляешь вместе с нами один лес, оттого твои идеи нам
очень помогли. Придумав "Секту", ты как бы дал нам
план действий...
В следующее просветление я нашел в своей комнате всю сектантскую
шатию-братию, включая Пеку и Оксану. На этот раз их физиономии
мне показались симпатичными, даже родными.
- Ну вы пришли вовремя. Надеюсь, я стал относиться к вам лучше
не из-за микрочипа, а потому что вы умылись и причесались.
Мы уселись на ковре в кружок, взялись за руки и сразу все
понеслось. Никто не приставал с заданиями, не лез с
наставлениями; я знал, что делать. Ковер пророс цветами,
стебельки и травинки щекотали голые ноги. Потолок стал
подниматься, а мы начали опускаться. Я видел, что из
ковра-лужайки торчат только головы, какой-то цветок щекотнул мне
нос, я чихнул, а затем настала мгла. Мы были уже под землей.
Иногда легкие всполохи позволяли увидеть чернозем, белесые
корешки, червяков и куколок, кротовьи ходы. Следом наступили
гранитные немного мерцающие толщи, дальше базальтовые,
глянцево-черные. Потом была тьма, слегка подмазанная багровым
излучением, в ней принялись мелькать лица и тела, они теснились
все кучнее, быстро утончались, делались струйками, голоса
превращалась в назойливое жужжание.
И наконец остались только вихри, искрящиеся разрядами вихри.
А еще ниже стихли и вихри, была только потрескивающая пустота,
впрочем присутствовали какие-то скрытые и мощные течения.
Потом я перестал их чувствовать, и сразу в меня вошла вся мощь
и многомерье вихрей, и миллиарды лиц и тел, и хлопотливая жизнь
корешков, червяков, бабочек, мышек, птичек. Я сразу оценил их
убогое житие: еда, выделение, размножение. Но то были
всего лишь вектора, по которым напирала жизнь. Стали ясны
клавиши, на которых играли Создатели. И сейчас мы могли
подвинуть этих Великих и занять их места. Мы сделаем так, что
миллиарды клеточек-особей, в которые вливается жизнь, заощущают
себя частицами целого и будут сознательно служить общим целям.
Потом словно на лифте я проехался вспять, в исходную комнату.
Все члены нашей команды поднялись на ноги, выдохнули и
отправились в подвал. Там нас стало уже двадцать. Мы начали
брать из ящиков оружие. Я подхватил автомат "Интерармс" 7,62 -
это что-то вроде Калашникова - с лазерным целеуказателем и
подствольным гранатометом. Люблю увесистое оружие. Скрепил
клейкой лентой три магазина. Пека взял автоматический
гранатомет, крупногабаритная Оксана - крупнокалиберное помповое
ружье. Потом мы принялись переодеваться. Одни напялили белые
халаты медработников, другие - синие спецовки техперсонала.
Негры и желтолицые натянули на головы черные маски. Я облачился
в спецовку и вместе с еще шестью товарищами уселся в фургончик с
надписью на борту "муниципалитет Питтстауна". При этом я
чувствовал почти физически, что меня как стакан наполняет новая
сила и новая воля. Я ощущал себя кровеносным сосудом большого и
умного организма.
Мы двинулись от клиники к центру города и остановились возле
старого и приметного конторского здания на Кингсроуд. Построили
его еще в сороковых годах, здесь обосновались филиалы и даже
штаб-квартиры известных и крупных компаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37