Мне ответили
твердым отказом. Даже послали подальше, вернее пообещали
отрывать от меня по одному атому до последнего и предавать их
ядерному распаду. Тогда истребитель немного клюнул носом и
стрельнул из пушки по фюзеляжу транспортника. Задумывалось, что
это будет предупредительным жестом, но, похоже, при том
накрылось радионавигационное оборудование - большой самолет
стал явно блуждать.
Впрочем, и транспортник ответил ударом на удар, прямо из
пробоины застрочил крупнокалиберный пулемет и подпортил нам
рули направления. Истребитель стал рыскать, давать то один, то
другой крен, чтобы кое-как выдержать курс. Трос то провисал,
то натягивался, угрожая меня выдернуть из кабины. Я понял, что
надо решаться еще на один обстрел, авось загоню транспортник
в нужную мне сторону как непослушного барана. И тут по радио с
большого самолета ко мне обратился Курт.
- Не вздумай, сукин сын, палить снова из пушки. Я выбрался из
тюка и держу здесь всех под прицелом.
Никак не ожидал его, подлеца, услышать. Но не мог я тратить
сейчас умственные силы, чтобы осмыслить это дивное событие.
- Уводи, Курт, самолет, проваливай из Антарктики.
- Тут вообще никто не знает куда мы летим, все навигационные
системы вышли из строя и даже альтиметр не фурычит.
Минуту у меня заняло размышление и измышление.
- С навигационными системами и дурак лететь сможет. Дуйте на
север - уж гирокомпас-то должен работать. А теперь пункт
второй. Истребителю уже никак не вернуться на ваш фюзеляж - при
таком рыскании-то. Поэтому он будет лететь, пока не кончится
топливо, а я соскользну обратно по тросу.
- Ну ты циркач. Ждем тебя не дождемся, Ник.- как-то больно
ласково прозвучало.
Мой летун не только решал проблему с рулями, но и быстро уловил
свое новое задание. Стараться, чтобы трос не оборвался и при том
не фокусничать - иначе я взорву истребитель. Второй конец троса
я закрепил на кресле летуна, уж оно-то нехилое должно быть.
Когда переберусь на транспортник, пусть Муртазаев чешет, куда
хочет. По правде же, предстоит ему катапультироваться, когда
закончится топливо.
Подергал я трос - вроде держится, пристегнулся к нему
самохватом и двинулся из кабины истребителя. И ничего, кстати,
двигался - как на учениях. Мышцы когда надо сжимал, когда надо
разжимал, никаких конвульсий и судорог. А если бы я задрыгался,
то ветер, ставший гущей мускулов, мигом бы меня счистил с
ниточки, почему-то называющейся тросом. Впрочем, страх тоже
был, рев ветра не просто бурил мне уши, но стальной занозой
входил в мозги. Внизу располагалась облачная "полянка",
образованная верхней кромкой облаков, и это почему-то
успокаивало. Однако же, когда до люка на фюзеляже транспортника
оставался пяток метров, трос вдруг вылетел оттуда словно
укушенный.
- Как шутка это явно не годится,- пролепетал я, еще не вникнув
в ужас ситуевины, в каковую попал.
- Пропадай, козел. Желаю счастья на небесах.- заревел Курт в
шлемофоны, баран этакий, и обсмеял мою скорую кончину.
- Ах ты поганка. Все равно я хихикну последним...
Я висел на тонком тросе в неприятном пространстве и забраться
обратно пока что не было никаких сил. И тут мы вдобавок влетели
в облачную муру, в белесую мглу, похожую на кефир. Было это
где-то над морем Уэдделла. Самое время обделаться от страха. Но
я опять почувствовал Высшего в себе. Он словно вставил сектор
своего зрения в мой глаз и я узрел сразу и море, и облачность, и
льды, и дно морское, и кору земную, и ядро. И все это вместе
напоминало очень вкусный, очень съедобный пирог. Оставалось
воспрять и сказать своему невольному напарнику Муртазаеву:
- Снижайся, Алик, мы их посадим в лужу. Им только
на тебя и ориентироваться.
Шлем мой покрылся каплями и я видел один кукиш в сметане,
оставалась надеяться лишь на исполнительность пилота.
Неожиданно облака разошлись, туман тоже разлетелся на клочья и
оказалось, что водная поверхность совсем рядом.
Транспортник был неподалеку. Похоже, его пилоты, козлы вонючие,
действительно ориентировались на истребитель.
Так они вместе с Муртазаевым и потеряли даже минимальную высоту.
Я усек вдруг, что транспортнику уже не суждено подняться -
тяжелую машину вмиг не вздыбишь - и через несколько секунд он
воткнется прямо в воду. Предчувствие опередило события лишь на
пять секунд. Несмотря на их краткосрочность я вполне уловил, что
произошло. Транспортник столкнулся с водной поверхностью и
моментально расколося. Корпус лопнул, ядерные блямбы ушли на
дно, а вот отлетевшие крылья с моторами взорвались.
Муртазаев же примерно в это время сделал разворот на предельно
малой высоте. Ударная волна шмякнула истребитель, имевший и так
приличный крен, и перевернула. Вот-вот самолет должен был
поцеловаться с океаном. В самый последний момент я отвязался от
троса.
И стал очень маленьким, очень легким по сравнению с действующими
силами, большими и мощными; они, наверное, и не заметили меня
вовсе.
Ударная волна, как довольно мягкая стена, успела погасить
мою скорость, а до поверхности воды оставалась дистанция метров
двадцать, не больше.
Вскоре после того, как я оказался в пространстве, заполненном
ледяной жидкостью, сработал спасательный жилет, он надулся и
выбросил меня на поверхность океана. А вскоре - невзирая на
Деда Мороза, хватающего за каждую клеточку - я заметил
оранжевое пятно, что болталось на волнах метрах в тридцати, то
есть надувную лодку наемного пилота. Успел, значит, Муртазаев
выполнить "бочку" и катапультироваться.
Через несколько минут я по-прежнему находился в открытом море,
но уже на борту утлого суденышка. Наемный пилот имел достаточно
разумности, чтобы не враждовать со мной посреди ледяного океана.
Наверное, считал, что у меня еще где-нибудь мина припрятана. Но
от нашей дружбы мало бы оказалось толку, если бы спустя два часа
кое-что не отозвалось на сигнал СОС. Рядышком жутко приятной
черной тушей всплыла ядерная подлодка и подобрала нас обоих. Я к
тому времени оцепенел в ледяном коконе и почти не дышал, остатки
тепла имелись разве что в районе мозга.
12. Краткие итоги.
Пожалуй, Курт не был настоящим "белым ополченцем" - по-крайней
мере, он работал на ФБР. Неважно, как он попался на крючок к
правоохранительной инстанции - может, из-за того, что свистнул
деньги из "общака" своей группировки, может, заложил кого-то из
своих на допросе. Во всяком случае, хотя он был форменным
нацистом, в отличие даже от собственных товарищей, однако в
точности исполнял указания Ребекки Коэн.
А она посчитала, что лучше всего отправить меня в полет, не
испрашивая согласия - для этого Курт и двинул по моей
башке.
А потом ему пришлось послушаться мисс Коэн и самому залезть
в тюк. Вдвоем мы должны были отыграть на совесть и страх,
и нам, в натуре, это удалось. А вариант, чтоб отправить в
последний рейс одну лишь мину с часовым механизмом, показался,
наверное, Ребекке не слишком надежным. Взорвись самолет в небе
над любимым Индостаном и не оберешься хлопот.
В Питтстаун я уже не вернулся. Провалялся в корабельном
лазарете, а затем в госпитале на военно-морской базе в Ньюпорте
целый месяц с пневмонией, ангиной, ринитом, нефритом,
невралгией, простатитом и так далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
твердым отказом. Даже послали подальше, вернее пообещали
отрывать от меня по одному атому до последнего и предавать их
ядерному распаду. Тогда истребитель немного клюнул носом и
стрельнул из пушки по фюзеляжу транспортника. Задумывалось, что
это будет предупредительным жестом, но, похоже, при том
накрылось радионавигационное оборудование - большой самолет
стал явно блуждать.
Впрочем, и транспортник ответил ударом на удар, прямо из
пробоины застрочил крупнокалиберный пулемет и подпортил нам
рули направления. Истребитель стал рыскать, давать то один, то
другой крен, чтобы кое-как выдержать курс. Трос то провисал,
то натягивался, угрожая меня выдернуть из кабины. Я понял, что
надо решаться еще на один обстрел, авось загоню транспортник
в нужную мне сторону как непослушного барана. И тут по радио с
большого самолета ко мне обратился Курт.
- Не вздумай, сукин сын, палить снова из пушки. Я выбрался из
тюка и держу здесь всех под прицелом.
Никак не ожидал его, подлеца, услышать. Но не мог я тратить
сейчас умственные силы, чтобы осмыслить это дивное событие.
- Уводи, Курт, самолет, проваливай из Антарктики.
- Тут вообще никто не знает куда мы летим, все навигационные
системы вышли из строя и даже альтиметр не фурычит.
Минуту у меня заняло размышление и измышление.
- С навигационными системами и дурак лететь сможет. Дуйте на
север - уж гирокомпас-то должен работать. А теперь пункт
второй. Истребителю уже никак не вернуться на ваш фюзеляж - при
таком рыскании-то. Поэтому он будет лететь, пока не кончится
топливо, а я соскользну обратно по тросу.
- Ну ты циркач. Ждем тебя не дождемся, Ник.- как-то больно
ласково прозвучало.
Мой летун не только решал проблему с рулями, но и быстро уловил
свое новое задание. Стараться, чтобы трос не оборвался и при том
не фокусничать - иначе я взорву истребитель. Второй конец троса
я закрепил на кресле летуна, уж оно-то нехилое должно быть.
Когда переберусь на транспортник, пусть Муртазаев чешет, куда
хочет. По правде же, предстоит ему катапультироваться, когда
закончится топливо.
Подергал я трос - вроде держится, пристегнулся к нему
самохватом и двинулся из кабины истребителя. И ничего, кстати,
двигался - как на учениях. Мышцы когда надо сжимал, когда надо
разжимал, никаких конвульсий и судорог. А если бы я задрыгался,
то ветер, ставший гущей мускулов, мигом бы меня счистил с
ниточки, почему-то называющейся тросом. Впрочем, страх тоже
был, рев ветра не просто бурил мне уши, но стальной занозой
входил в мозги. Внизу располагалась облачная "полянка",
образованная верхней кромкой облаков, и это почему-то
успокаивало. Однако же, когда до люка на фюзеляже транспортника
оставался пяток метров, трос вдруг вылетел оттуда словно
укушенный.
- Как шутка это явно не годится,- пролепетал я, еще не вникнув
в ужас ситуевины, в каковую попал.
- Пропадай, козел. Желаю счастья на небесах.- заревел Курт в
шлемофоны, баран этакий, и обсмеял мою скорую кончину.
- Ах ты поганка. Все равно я хихикну последним...
Я висел на тонком тросе в неприятном пространстве и забраться
обратно пока что не было никаких сил. И тут мы вдобавок влетели
в облачную муру, в белесую мглу, похожую на кефир. Было это
где-то над морем Уэдделла. Самое время обделаться от страха. Но
я опять почувствовал Высшего в себе. Он словно вставил сектор
своего зрения в мой глаз и я узрел сразу и море, и облачность, и
льды, и дно морское, и кору земную, и ядро. И все это вместе
напоминало очень вкусный, очень съедобный пирог. Оставалось
воспрять и сказать своему невольному напарнику Муртазаеву:
- Снижайся, Алик, мы их посадим в лужу. Им только
на тебя и ориентироваться.
Шлем мой покрылся каплями и я видел один кукиш в сметане,
оставалась надеяться лишь на исполнительность пилота.
Неожиданно облака разошлись, туман тоже разлетелся на клочья и
оказалось, что водная поверхность совсем рядом.
Транспортник был неподалеку. Похоже, его пилоты, козлы вонючие,
действительно ориентировались на истребитель.
Так они вместе с Муртазаевым и потеряли даже минимальную высоту.
Я усек вдруг, что транспортнику уже не суждено подняться -
тяжелую машину вмиг не вздыбишь - и через несколько секунд он
воткнется прямо в воду. Предчувствие опередило события лишь на
пять секунд. Несмотря на их краткосрочность я вполне уловил, что
произошло. Транспортник столкнулся с водной поверхностью и
моментально расколося. Корпус лопнул, ядерные блямбы ушли на
дно, а вот отлетевшие крылья с моторами взорвались.
Муртазаев же примерно в это время сделал разворот на предельно
малой высоте. Ударная волна шмякнула истребитель, имевший и так
приличный крен, и перевернула. Вот-вот самолет должен был
поцеловаться с океаном. В самый последний момент я отвязался от
троса.
И стал очень маленьким, очень легким по сравнению с действующими
силами, большими и мощными; они, наверное, и не заметили меня
вовсе.
Ударная волна, как довольно мягкая стена, успела погасить
мою скорость, а до поверхности воды оставалась дистанция метров
двадцать, не больше.
Вскоре после того, как я оказался в пространстве, заполненном
ледяной жидкостью, сработал спасательный жилет, он надулся и
выбросил меня на поверхность океана. А вскоре - невзирая на
Деда Мороза, хватающего за каждую клеточку - я заметил
оранжевое пятно, что болталось на волнах метрах в тридцати, то
есть надувную лодку наемного пилота. Успел, значит, Муртазаев
выполнить "бочку" и катапультироваться.
Через несколько минут я по-прежнему находился в открытом море,
но уже на борту утлого суденышка. Наемный пилот имел достаточно
разумности, чтобы не враждовать со мной посреди ледяного океана.
Наверное, считал, что у меня еще где-нибудь мина припрятана. Но
от нашей дружбы мало бы оказалось толку, если бы спустя два часа
кое-что не отозвалось на сигнал СОС. Рядышком жутко приятной
черной тушей всплыла ядерная подлодка и подобрала нас обоих. Я к
тому времени оцепенел в ледяном коконе и почти не дышал, остатки
тепла имелись разве что в районе мозга.
12. Краткие итоги.
Пожалуй, Курт не был настоящим "белым ополченцем" - по-крайней
мере, он работал на ФБР. Неважно, как он попался на крючок к
правоохранительной инстанции - может, из-за того, что свистнул
деньги из "общака" своей группировки, может, заложил кого-то из
своих на допросе. Во всяком случае, хотя он был форменным
нацистом, в отличие даже от собственных товарищей, однако в
точности исполнял указания Ребекки Коэн.
А она посчитала, что лучше всего отправить меня в полет, не
испрашивая согласия - для этого Курт и двинул по моей
башке.
А потом ему пришлось послушаться мисс Коэн и самому залезть
в тюк. Вдвоем мы должны были отыграть на совесть и страх,
и нам, в натуре, это удалось. А вариант, чтоб отправить в
последний рейс одну лишь мину с часовым механизмом, показался,
наверное, Ребекке не слишком надежным. Взорвись самолет в небе
над любимым Индостаном и не оберешься хлопот.
В Питтстаун я уже не вернулся. Провалялся в корабельном
лазарете, а затем в госпитале на военно-морской базе в Ньюпорте
целый месяц с пневмонией, ангиной, ринитом, нефритом,
невралгией, простатитом и так далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37