Может быть,
его совсем не задушили бы пояском, если бы ты не подала эту мысль, а
толкнули под поезд? Ты обратила внимание преступника на мотивы, которые
фактически были у всех. Убивая его на территории мастерской, он мог
рассчитывать почти на стопроцентную безнаказанность, так как здесь было
слишком много подозреваемых!
- Ты пытаешься меня убедить, что больше всех виновата я? Большое тебе
спасибо за твою любезность.
- Всю жизнь мечтал оказать тебе любезность! Ты нервируешь меня,
разочаровала прокурора.
- О нет, мой дорогой! - решительно заявила я. - Ничего из этого не
выйдет. Даже ради ста прокуроров я не собираюсь изменять свой характер. Я
никогда не была свиньей и никогда не буду! Если бы в эту минуту я знала,
кто настоящий убийца, я пошла бы к нему и попросила бы его признаться
самому, а не побежала бы с доносом к властям!
- Но помощь им оказывать хочешь?
- Хочу, потому что он оказался скотиной по отношению к Ядвиге. Он
правильно сделал, что убил Тадеуша, но он не должен был позволять, чтобы
ее арестовали вместо него!
- Ну так если ты хочешь им помочь, то иди и расскажи о тайнике. Я
тебе советую, иди и расскажи...
Он сидел и искушал меня, как и подобает дьяволу, и в конце концов я
поддалась. Я пошла в конференц-зал, где как раз не было никого из
подозреваемых, только власти, и с достоинством спросила, могут ли они меня
выслушать. Видимо, у них не все шло как по маслу, потому что они с большим
жаром выразили свое согласие. Я подумала, что раз уж я должна делать из
себя идиотку, то пусть уж это будет в избранном обществе.
- Я надеюсь, панове помнят, с чего все это началось? - спросила я
твердо.
- Помним, - необычайно любезно сказал прокурор. - С вашего
ясновидения.
Я посмотрела на него внимательно и, быть может, даже слегка
вызывающе, потому что в его глазах что-то сверкнуло, затем продолжила:
- Я хочу вас проинформировать, что мое ясновидение продолжает
действовать и до сих пор. Я пришла к выводу, что записная книжка Тадеуша
не является единственным его достоянием и что он должен был иметь еще
какие-то материалы и где-то их скрывать.
- Очень интересно, - ядовито сказал прокурор, когда я остановилась
для того, чтобы набрать воздуха.
Я полностью проигнорировала его замечание.
- И я стала размышлять; где? И в процессе этого размышления я
оказалась в квартире покойного, которую хорошо знаю, потому что была там
когда-то...
Не слишком вдаваясь в разграничение фантазии и действительности, я
рассказала им о моем драматическом видении, оборвавшемся вместе с криком
Алиции, после чего замолчала.
Представители власти сидели неподвижно с очень странным выражением на
лицах, и я подумала, что они, по-видимому, считают меня не совсем
нормальной, но мне было уже все равно.
- Да... - медленно проговорил капитан. - И можно узнать, откуда вы
все это знаете?
- По-моему, во вступительной части моего рассказа я достаточно ясно
об этом сказала, - холодно ответила я, и внезапно все внутри у меня
перевернулось. Я поняла смысл этого вопроса! - Боже милостивый! -
закричала я, срываясь с места. - Не хотите же вы сказать, что все это
правда?!
- Да нет, что вы! - немедленно сказал прокурор, делая какое-то резкое
движение. - Это все только ваше воображение? Я вас правильно понял?
- Да, - тихо сказала я, садясь обратно. - Боже мой, я надеюсь, что
это все только мое воображение!..
- Да; разумеется, большое спасибо, - поспешно сказал капитан. - Вы
еще что-то хотите нам сказать?
Я была уже не в состоянии разговаривать, поэтому только покачала
головой. Потом я догадалась, что они ждут, когда я уйду. И я ушла,
проклиная идиотского дьявола последними словами.
Унылая атмосфера в бюро сохранялась до ухода Витека. Представители
права покинули мастерскую еще раньше, почти сразу же после моего к ним
визита.
Кто первый вынул первую поллитровку, не имею понятия. Не знаю также,
кто решил, что поминки должны пройти именно в этот день. Возможно, этому
способствовало общее унылое настроение. Во всяком случае, в наш отдел
неожиданно заглянул Стефан.
- Ну, чего ждете? - буркнул он. - Там уже летят тосты. Пошли, за
здоровье покойника!..
Угощение состояло из французской булки, килограмма сальтисона и
огромного количества водки. Кофе в нашей мастерской было всегда. Несколько
человек должны были уйти, но большинство осталось. После первого выпитого
литра нам все еще было грустно, и все трезво и рассудительно обсуждали
ситуацию, мешая в одну кучу будущий упадок мастерской и подозрения,
касающиеся Ядвиги. После второго литра мы стали приходить к выводу, что
жить, собственно, можно везде, работать тоже, и нам не остается ничего
другого, как только интенсивно наслаждаться жизнью, а после третьего -
настроение изменилось уже радикально.
Кто-то включил радио, которое как раз передавало танцевальную музыку.
Одновременно Влодек принялся играть на губной гармошке, сначала протяжно,
а потом все более и более отрывисто. Водка лилась рекой, перемешиваясь с
кофе, Лешек бросился танцевать с криком:
- Живем лишь раз! Братья и сестры, мы танцуем на вулкане!
В этот момент я должна была выйти из комнаты, потому что услышала
телефонный звонок. Я была, пожалуй, самая трезвая из всех, так как не
могла много пить по причине сердечного недомогания, о чем страшно
сожалела. Но я без труда поддерживала царящую здесь атмосферу.
На другом конце провода оказался Витек, у которого была
очаровательная привычка проверять, что делается в мастерской во
внеслужебное время. С огромным трудом я убедила его, что здесь остались
несколько человек, которые трудятся в поте лица. Когда я вернулась в
комнату, поминки были уже в разгаре.
Лешек дикими скачками носился по комнате, ударяясь о столы и шкафы,
это должно было означать, что он танцует чарльстон.
- Уберите это! - вопил он. - Заберите эту мебель! Для меня нет
никаких преград! Я орел!
Почему звуки чарльстона превратили его именно в орла, было совершенно
неясно, тем более, что в его облике эта метаморфоза никак не проявлялась
Моника и Веслав танцевали твист, причем Веслав умел его танцевать, а
Моника - нет. Лешек внезапно изменил свое амплуа и заявил, что теперь он -
умирающий лебедь, причем его странные выкрутасы тоже несколько изменяли
характер. С очаровательными телодвижениями он выплыл в коридор и проплыл
по нему аж до комнаты Иоанны, где замер, распластавшись на стуле, издавая
время от времени какой-то жуткий скрежет, который должен был изображать
лебединое пение.
Влодек сидел на шкафу с чертежами и, не обращая внимания на
конкуренцию Польского радио, ужасно играл на губной гармошке оберек
[польский народный танец]. Алиция, будучи сильно навеселе, требовала,
чтобы он сыграл польку, потому что она должна ее станцевать. Я
присоединилась к ней, но Влодек запротестовал, между одним и другим звуком
объясняя нам, что в губной гармошке нет какой-то тональности, необходимой
ему для того, чтобы сыграть польку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62