Давно поселилась, говорила хозяйка комнаты, но точно не скажу, ах, как летит время! Нет, здесь с ней никакой мужчина не проживал, да и в гости редко кто заходил.
Хозяйка квартиры, дама на вид столетняя, но энергичная и не совсем склеротичная, рада была пообщаться с симпатичным молодым человеком.
— Родственница пани Вероники совсем старая перечница, — спешила она поделиться своими соображениями с человеком, в кои-то веки захотевшим поболтать с нею. — Уж такая старая развалина, вечно лечится. Вот и сейчас уехала на лечение за границу и попросила пани Веронику пожить у неё, чтобы квартира не оставалась без присмотра. Ну пани Вероника и согласилась, возможно, надеется, что потом квартира ей достанется, если окажет внимание старухе, хотя уж поверьте мне, такие развалины, что вечно стонут и без конца лечатся, доживают и до сотни…
Фамилии старой перечницы хозяйка квартиры, к сожалению, не знала, как не знала и её адреса. Обещала расспросить свою жилицу, когда та явится за почтой, иногда приходит. Роберт Гурский не очень надеялся на этот источник информации, решил действовать собственными силами.
Отправленный в «Легию» сотрудник полиции явился с информацией, полученной от некоего Владислава Климека, гордости борцовской секции этого спортивного общества. Владислав подтвердил — точно, было дело. В последний момент перехватил девушку, не то, как пить дать, свалилась бы прямо на трамвай. На переходе они стояли, насчёт того, что её кто специально толкнул он, Владек, головой не поручится, но вполне могли. Или нечаянно кто пихнул в спину, там народу пропасть было, и все торопились. В такой давке недолго и под колёса попасть, вот наверняка и девушку пихнули, вряд ли сама бросилась. Во всяком случае, факт имел место, он, Владек, рад, что помог девушке, и очень удивляется, что она не стала его разыскивать.
Наконец вечером удалось отловить и Ханну Выстшик. С визитом к уборщице Бежан и Гурский явились вместе, беседе с этой женщиной старший комиссар придавал особое значение. Она единственная из посторонних лиц могла знать суть завещания пани Паркер и рассказать о нем кому угодно.
Разумеется, могла и не слышать того, о чем кричала в нотариальной конторе пани Паркер, могла не заинтересоваться чужим завещанием, могла об услышанном тут же забыть, могла помнить, но никому не рассказывать. Возможностей много. Вот комиссар и прихватил в помощь аспиранта. А вдруг его собственное добродушие не произведёт впечатление на свидетельницу, возможно, она из тех, кто питает слабость к симпатичным молодым людям вроде Роберта.
Ханна Выстшик оказалась худощавой женщиной средних лет, небольшого роста, но крепкой и жилистой. И обладавшей немалым жизненным опытом. Во всяком случае обоих полицейских впустила в квартиру лишь после предварительного внимательного осмотра их самих и ознакомления с их документами через цепочку на входной двери.
— Вообще-то красть у меня нечего, а на меня только дурак поластится, но никогда не известно, — вроде бы оправдывалась Ханна Выстшик, пропустив в квартиру полицейских. — Бандит тоже человек, может ошибиться, а я пострадаю ни за что. Вы уверены, что вам надо именно ко мне, панове? Уверены? Тогда, может, чайку?
— Нет, спасибо, — отказался Эдик Бежан, хотя такой поступок противоречил его обычной манере беседовать со свидетелями. Он заметил — женщина устала, а для себя чай уже приготовила, вон, стоит на столе. — Извините нас, что помешали отдохнуть после работы, вижу, пришли не вовремя. Мы можем и подождать, поужинайте…
— Да чего там ещё церемонии разводить? Только вот чайку собиралась выпить. Пан полицейский прав, устала жутко, даже есть сейчас не стану, вот немного передохну. Знаете, как загнанная лошадь, ей тоже надо передохнуть, потом кормить. Так что я чайку выпью, а раз вы не хотите, так садитесь. В чем дело?
Очень ответственный момент — начало беседы с незнакомым человеком. Начало задаёт тон всей беседе, а взять верный тон — половина успеха. Не то можно спугнуть человека, и он замкнётся в молчании, а другой примется лгать.
— Видите ли, — осторожно начал комиссар, — вы можете оказаться весьма ценным свидетелем для полиции, но пока это неизвестно…
— А что я такого видела? — подозрительно спросила пани Выстшик. — Вроде бы в последнее время ничего особенного и не видела.
— Речь не о том, что пани видела. Скорее слышала. Вы бывали в нотариальной конторе на улице Вильчьей…
— А что, это законом запрещается? — насторожилась пани Ханна.
— Почему запрещено? И почему каждый встречает полицию в штыки, ведь она не только запрещать горазда, есть и у нас самые разнообразные функции. Любой может ходить в нотариальную контору, а для меня например, очень кстати, что пани была там в прошлую пятницу.
Ханна Выстшик бросила быстрый взгляд на настенный календарь.
— Ну, была. Но там тоже ничего особенного не происходило.
— Но кое-что происходило. Одновременно с пани там было ещё несколько клиентов. Вот о них я и хотел расспросить пани. Вы их запомнили?
Устало понурив голову, пани Ханна задумалась над своим стаканом чаю.
— Нет, не запомнила. Правда, была там одна разумная старушка, пришла оформить завещание, не то что моя тётка, если бы у нотариуса его записала, не было бы у меня теперь таких хлопот. А на других клиентов я и внимания не обратила. Нет, извините, пан полицейский, не запомнила я никого. А эта старушка…
— Как раз она нас и интересует! — подхватил Бежан. — Расскажите подробнее, что вы слышали.
— …а уж эта старушка, такая рассудительная, такая предусмотрительная, — не могла остановиться пани Ханна, и сразу стало понятно — запомнила, потому что тема для неё животрепещущая. — Нотариус ей пишет документ, и никто не придерётся, а мне приходится с родной сестрой судиться, проше пана, и ещё с двоюродной, та тоже претендует, а какое, спрашивается, её собачье дело? И ещё кузен, племянник вернее, тот уже и вовсе не родня, а туда же, ну как клоп какой в щель пролезает, наследства тёткиного ему захотелось! И вот что я вам скажу, пан полицейский, если бы не нотариус, фиг бы я получила из тёткиного имущества, эти гиены все бы по кускам разнесли, а он, дай бог ему здоровья, пообещал взять мою сторону и бумагу написал, и сестра уже видит — придётся со мной делиться, никуда не денешься. Хорошо, что я на такого попала, это мне судьба за все мои муки тяжкие его послала…
Бежан попытался направить показания свидетельницы в требуемое русло:
— И будучи там, пани поняла, как следует оформлять завещания? Как должны поступать порядочные люди.
— А вы что же, думаете, моя тётка непорядочная? Какая-нибудь лахудра? Да нет, она порядочная, только глупая, да будет ей земля пухом.
— Что вы, что вы, я хотел сказать — предусмотрительные люди, — спохватился Бежан. — Вижу ведь, как близко к сердцу вы принимаете такие вещи, вон, до сих пор нервничаете, как вспомните.
— На моем месте любая нервничала бы! Да, мне было интересно, как та старая американка оформляет своё завещание, а тут и подслушивать не надо было, она на всю контору кричала, такой у неё голос пронзительный. И все в подробностях расписала, кому сколько, тут уж никакой суд не придерётся. Моя тётка тоже много часто говорила, да на словах все и кончилось, нет, чтобы у нотариуса бумагу составить, — с горечью произнесла пани Выстшик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Хозяйка квартиры, дама на вид столетняя, но энергичная и не совсем склеротичная, рада была пообщаться с симпатичным молодым человеком.
— Родственница пани Вероники совсем старая перечница, — спешила она поделиться своими соображениями с человеком, в кои-то веки захотевшим поболтать с нею. — Уж такая старая развалина, вечно лечится. Вот и сейчас уехала на лечение за границу и попросила пани Веронику пожить у неё, чтобы квартира не оставалась без присмотра. Ну пани Вероника и согласилась, возможно, надеется, что потом квартира ей достанется, если окажет внимание старухе, хотя уж поверьте мне, такие развалины, что вечно стонут и без конца лечатся, доживают и до сотни…
Фамилии старой перечницы хозяйка квартиры, к сожалению, не знала, как не знала и её адреса. Обещала расспросить свою жилицу, когда та явится за почтой, иногда приходит. Роберт Гурский не очень надеялся на этот источник информации, решил действовать собственными силами.
Отправленный в «Легию» сотрудник полиции явился с информацией, полученной от некоего Владислава Климека, гордости борцовской секции этого спортивного общества. Владислав подтвердил — точно, было дело. В последний момент перехватил девушку, не то, как пить дать, свалилась бы прямо на трамвай. На переходе они стояли, насчёт того, что её кто специально толкнул он, Владек, головой не поручится, но вполне могли. Или нечаянно кто пихнул в спину, там народу пропасть было, и все торопились. В такой давке недолго и под колёса попасть, вот наверняка и девушку пихнули, вряд ли сама бросилась. Во всяком случае, факт имел место, он, Владек, рад, что помог девушке, и очень удивляется, что она не стала его разыскивать.
Наконец вечером удалось отловить и Ханну Выстшик. С визитом к уборщице Бежан и Гурский явились вместе, беседе с этой женщиной старший комиссар придавал особое значение. Она единственная из посторонних лиц могла знать суть завещания пани Паркер и рассказать о нем кому угодно.
Разумеется, могла и не слышать того, о чем кричала в нотариальной конторе пани Паркер, могла не заинтересоваться чужим завещанием, могла об услышанном тут же забыть, могла помнить, но никому не рассказывать. Возможностей много. Вот комиссар и прихватил в помощь аспиранта. А вдруг его собственное добродушие не произведёт впечатление на свидетельницу, возможно, она из тех, кто питает слабость к симпатичным молодым людям вроде Роберта.
Ханна Выстшик оказалась худощавой женщиной средних лет, небольшого роста, но крепкой и жилистой. И обладавшей немалым жизненным опытом. Во всяком случае обоих полицейских впустила в квартиру лишь после предварительного внимательного осмотра их самих и ознакомления с их документами через цепочку на входной двери.
— Вообще-то красть у меня нечего, а на меня только дурак поластится, но никогда не известно, — вроде бы оправдывалась Ханна Выстшик, пропустив в квартиру полицейских. — Бандит тоже человек, может ошибиться, а я пострадаю ни за что. Вы уверены, что вам надо именно ко мне, панове? Уверены? Тогда, может, чайку?
— Нет, спасибо, — отказался Эдик Бежан, хотя такой поступок противоречил его обычной манере беседовать со свидетелями. Он заметил — женщина устала, а для себя чай уже приготовила, вон, стоит на столе. — Извините нас, что помешали отдохнуть после работы, вижу, пришли не вовремя. Мы можем и подождать, поужинайте…
— Да чего там ещё церемонии разводить? Только вот чайку собиралась выпить. Пан полицейский прав, устала жутко, даже есть сейчас не стану, вот немного передохну. Знаете, как загнанная лошадь, ей тоже надо передохнуть, потом кормить. Так что я чайку выпью, а раз вы не хотите, так садитесь. В чем дело?
Очень ответственный момент — начало беседы с незнакомым человеком. Начало задаёт тон всей беседе, а взять верный тон — половина успеха. Не то можно спугнуть человека, и он замкнётся в молчании, а другой примется лгать.
— Видите ли, — осторожно начал комиссар, — вы можете оказаться весьма ценным свидетелем для полиции, но пока это неизвестно…
— А что я такого видела? — подозрительно спросила пани Выстшик. — Вроде бы в последнее время ничего особенного и не видела.
— Речь не о том, что пани видела. Скорее слышала. Вы бывали в нотариальной конторе на улице Вильчьей…
— А что, это законом запрещается? — насторожилась пани Ханна.
— Почему запрещено? И почему каждый встречает полицию в штыки, ведь она не только запрещать горазда, есть и у нас самые разнообразные функции. Любой может ходить в нотариальную контору, а для меня например, очень кстати, что пани была там в прошлую пятницу.
Ханна Выстшик бросила быстрый взгляд на настенный календарь.
— Ну, была. Но там тоже ничего особенного не происходило.
— Но кое-что происходило. Одновременно с пани там было ещё несколько клиентов. Вот о них я и хотел расспросить пани. Вы их запомнили?
Устало понурив голову, пани Ханна задумалась над своим стаканом чаю.
— Нет, не запомнила. Правда, была там одна разумная старушка, пришла оформить завещание, не то что моя тётка, если бы у нотариуса его записала, не было бы у меня теперь таких хлопот. А на других клиентов я и внимания не обратила. Нет, извините, пан полицейский, не запомнила я никого. А эта старушка…
— Как раз она нас и интересует! — подхватил Бежан. — Расскажите подробнее, что вы слышали.
— …а уж эта старушка, такая рассудительная, такая предусмотрительная, — не могла остановиться пани Ханна, и сразу стало понятно — запомнила, потому что тема для неё животрепещущая. — Нотариус ей пишет документ, и никто не придерётся, а мне приходится с родной сестрой судиться, проше пана, и ещё с двоюродной, та тоже претендует, а какое, спрашивается, её собачье дело? И ещё кузен, племянник вернее, тот уже и вовсе не родня, а туда же, ну как клоп какой в щель пролезает, наследства тёткиного ему захотелось! И вот что я вам скажу, пан полицейский, если бы не нотариус, фиг бы я получила из тёткиного имущества, эти гиены все бы по кускам разнесли, а он, дай бог ему здоровья, пообещал взять мою сторону и бумагу написал, и сестра уже видит — придётся со мной делиться, никуда не денешься. Хорошо, что я на такого попала, это мне судьба за все мои муки тяжкие его послала…
Бежан попытался направить показания свидетельницы в требуемое русло:
— И будучи там, пани поняла, как следует оформлять завещания? Как должны поступать порядочные люди.
— А вы что же, думаете, моя тётка непорядочная? Какая-нибудь лахудра? Да нет, она порядочная, только глупая, да будет ей земля пухом.
— Что вы, что вы, я хотел сказать — предусмотрительные люди, — спохватился Бежан. — Вижу ведь, как близко к сердцу вы принимаете такие вещи, вон, до сих пор нервничаете, как вспомните.
— На моем месте любая нервничала бы! Да, мне было интересно, как та старая американка оформляет своё завещание, а тут и подслушивать не надо было, она на всю контору кричала, такой у неё голос пронзительный. И все в подробностях расписала, кому сколько, тут уж никакой суд не придерётся. Моя тётка тоже много часто говорила, да на словах все и кончилось, нет, чтобы у нотариуса бумагу составить, — с горечью произнесла пани Выстшик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93