Ее мать была дома. «Аллё…» — сказала она.
«Здравствуйте, это Индиана. На этот раз я звоню вам уже из Москвы. Ничего нового?»
«Здравствуйте, — сказала ее мать. — Нет, она больше не звонила. А вы где в Москве? Вы правда в Москве? Вас пустили?»
«В гостинице «УКРАИНА». Слушайте, я хотел бы поговорить с вами не по телефону. Мне вам многое нужно сказать. Мы могли бы встретиться как можно скорее? Скажем, сегодня?»
«Сегодня я не могу. Я ведь хоть и ушла на пенсию, подрабатываю в госпитале через день. Сегодня мой день. Хотите с утра в субботу?»
«Хорошо».
«У вас есть мой адрес?»
У него был ее адрес. Положив телефонную трубку, он сидел некоторое время, — локти на столе, ладони на затылке. Ее мать звучала спокойно. Почему так спокойно? Может быть, она виделась с дочерью? Может быть, дочь даже сейчас находится у нее? Может быть, его, Индиану, водят за нос? Очень и очень маловероятно. Его подруга не способна на вынашивание заговора. Ею движут прямые и непосредственные эмоции. «Вери стюпид оф ю, Индиана!»
Переодевшись в черный костюм, красную рубашку, черный галстук и легкие туфли (он успел выведать у Василия Ивановича, что их не только отвезут, но и привезут обратно), он спустился в холл. У некогда фонтана, а ныне лужи в цементном блоке, Алла Михайловна стояла с тощей (Индиана понял, что это она) Викторией Федоровой в шубе. И каким-то высоким типом в иностранной куртке, но с советским лицом. Их представили. «Виктория Федорова… Мой брат…» «Я — брат…» «Индиана…»
Чтобы сразу же заявить, что она своя? Чтобы сделать ему приятное?.. Виктория, — высока, мелко завитые кудряшки волос, рыжая шуба актрисы, — начала с вопроса! «А где живет сейчас Ваша экс?»
Индиана привычно ответил, что в Италии. Бывшая жена перестала его интересовать давным-давно, у него хватает забот с нынешней подругой. Мадмуазель ХАЙД (лишь иногда бывающая солнечной мадмуазель Джакиль), — тяжела и разрушительна. Он вспомнил свое возвращение из Будапешта в Париж, всего лишь за неделю до ее отбытия в Москву. Он вернулся на день раньше, чем собирался, но не сумел позвонить и предупредить, что вернется раньше. Дав три коротких предупредительных, «его», звонка, Индиана собирался открыть дверь своим ключом, но дверь открылась сама изнутри. Его высокая подруга в узкой юбке, на каблуках, один глаз заплыл черным пятном, скула запеклась кровью, предстала перед ним, покачиваясь. Лицо ее исказилось гримасой изумления. Она ожидала увидеть не его. Мгновенно покрывшись холодный потом, он прошел мимо мадмуазель Хайд в квартиру. Запила! Пока он был в Венгрии на международной конференции, дискутировал с коллегами-писателями, наглотавшись алкоголя, подруга его превратилась в мадмуазель Хайд… Вскрытая, с перекрученным бельем постель, перевернутые на полу пепельницы, забрызганный вином паркет… Через десяток минут в дверь зазвонили. Он резко отворил. Белесый славянин в кожаном пиджаке, и с ним, на две ступени ниже, сюрприз в скосившей щенячьей морде, некто ноль, — певец русского ресторана. «Индиана?»
«Моя подруга в плохом состоянии. Больна… Прошу вас зайти в другой раз», — нашелся Индиана. Фраза, позднее он много думал о происшествии, была сформулирована верно, и предназначалась для мгновенного удаления ненужных свидетелей падения их семьи. Свидетелей, вызванных ею, без сомнения. От этой фразы никому обиды не было, быстрая и незлая, она всех реабилитировала и устраивала. И их. И его. И если бы мадмуазель Хайд способна была соображать, то фраза устроила бы и ее. Первые годы он не понимал, кто она такая… Мерд!
Он еще выговаривал «…рд», а ему уже пожимал руку небольшого роста тип с пышными усами, в черной шубе до пят. Токарев. В норковой шубе. Он слышал об Индиане. Индиана слышал о Токареве.
С народом

Их провезли по заснеженной Москве в том же мини-автобусе, но без гроба. Индиана опять не узнал столицу. Снег. Мало огней. Крупные дома. Неуютно большие проспекты и улицы.
В морозном вестибюле клуба Культуры в Измайлово, — стеклянного куба в снегах, — находилось множество вооруженных милиционеров. «Это клуб Министерства внутренних дел?»— осведомился Индиана. «Нет, с чего вы взяли?»— сказала Алла Михайловна. «Столько милиции!» «А-аааа! Я забыла, что вы покинули нас очень давно. У нас теперь всякое массовое мероприятие охраняется. Ведь могут быть беспорядки…»
Усатый, грузный, с пистолетом, сдвинутым не по уставу вперед, к паху, майор совал ему блокнот. Он подумал, что его просят написать при входе в клуб его фамилию и время прибытия, так принято в американских офисах, и написал. Однако за майором его остановил еще милицейский чин с листком из тетради в клеточку. На листке он увидел уже подпись «Вик. Федорова», и только тогда до Индианы дошло, что у него просят автограф. «Я не актер», — попробовал он отказаться, но еще многие милиционеры протягивали ему листки, блокноты и соленовский бюллетень «Запрещено к печати», и он подчинился. Он осчастливил своим автографом пару десятков милиционеров, вовсе не обольщая себя гипотезой, что все они знают, кто он такой. Бюллетень Соленова издается тиражом два миллиона экземпляров. Краснознаменный журнал «Борьба» точно объявляет свой тираж: 980.000 экземпляров. Для приобретения известности у милиционеров в каком количестве экземпляров следует быть изданным? Он не знал цифры. А что если они знают, кто он такой? Он шел за актрисой в шубе и ее советским братом через кишки и придатки клуба, охраняемый милицией, и думал. Мысль начиналась с ругательств «Еб твою мать! Ни хуя себе!» — употребленных в данном случае совсем невинно для выражения степени удивления, потрясения даже тем фактом, что он, Индиана!.. Он, Индиана, выросший в рабочем поселке среди шпаны, криминальный подросток и позднее юноша, мечтавший о карьере преступника, впитавший в себя их, шпаны, взгляды на жизнь, их верования и неприязни, — даст автографы «мусорам»! Он — мусорам. Видел бы все это «Кот»! Индиана качал головой, бормотал нечленораздельные ругательства и с удовольствием уединился бы для того, чтобы осмыслить только что пережитый шок, но их привели в артистическую комнату клуба и познакомили со множеством мужчин и женщин. А сам Соленов, было сказано, давно сидит на эстраде с журналистами и разговаривает с залом, — с пятью тысячами человек. Следует дождаться перерыва, а после перерыва их выведут на сцену. В темноте. Сюрпризом. Так как они почетные гости, и их вызвали двоих, — из Америки, Индиану из Франции, — показать читателям соленовского бюллетеня. При чем здесь актриса? Но ведь еще в первом номере, мсье Индиана, Соленов объявил, что мать Виктории — актриса, и не просто, но великая русская, — Зоя Федорова была убита в декабре 1981 года в квартире дома 4/2 по Кутузовскому проспекту. Выстрелом в голову из иностранного пистолета «Зауэр». И теперь Соленов занимается публичным расследованием, публикуя результаты в бюллетене. Весь советский народ следит за результатами следствия… Индиана понял, что дом 4/2 должен быть видим из окон «Украины». И ему, и Виктории. Каково же ей будет всякое утро глядеть на дом, в котором убили ее мать… Он поискал взглядом актрису. Нашел ее сидящей у низкого стола с чашкой чая в руке. Стол уставлен тарелками с печеньями, бубликами и пирогами. «Хотите подкрепиться?» — спросила его администратор, — женщина с темным лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73