К столу время от времени приходил тучный хозяин ресторана и посылал дам на задания.
Дамы, оправляя платья, подымались и приглашали танцевать указанного хозяином темноочкастого. Разговаривая с зам-Соленова, Индиана развлекался, наблюдая этих женщин. Падшие женщины на заданиях всегда привлекали его, по сути дела он всегда и жил с падшими. Может быть, потому что мать Индиане досталась очень приличная? Зигмунд Фрейд давно умер, авторитеты поменьше Индиану не убедили бы, спросить было некого. Но то, что он — «мовэ гарсон» — предпочитает «фий пердю», Индиана знал твердо, и потому без сюрприза обнаруживал, что косит глазами на их стол. В частности, его взгляд привлекла темноволосая стерва в платье из блестков, как бы из рыбьей чешуи. Однако его исчезнувшая здесь в Москве подруга наверняка их всех… он поискал слово… стервее. Командировочное приключение в перспективе показалось ему пошлой ненужностью. Глубоко заполночь, когда рыжий Игор, лежа под декорацией пальмы, пел нечто монотонно-жгучее в микрофон, Соленов взобрался на сцену, пошатываясь, и лег рядом с ним, ногами в зал. Присутствующие советские дамы и господа спокойно внимали песенному диалогу. Двое согласно спели подхваченную тотчас оркестром любимую песню седого кактуса из телесерии «Семь последних Дней». Соленов был автором и романа и серии.
Возвратившись к столу, Пахан потребовал счет. Обнаружилось, что за стол на пятьдесят персон уже заплатил некий Фима, — поклонник певца Токарева! Сам певец исчез рано, весь вечер он вел себя тихо, обнимался и целовался с юной еврейкой, но Фима ехидно поднял руку от своего стола. Мол, я тут! Индиана, никогда не побывавший в шкуре босса, платящего за всех (за него, всегда приглашенного, всегда платили), насмешливо наблюдал за разочарованной физиономией пахана, лишенного удовольствия заплатить. Они выбрались из ресторана, загрузились в автобус и поехали сквозь снега «домой» в «Украину»… В автобусе Пахан задремал. Соленовская голова подпрыгивала на плече актрисы, шапка свалилась на пол. Актриса сказала вдруг, ни к кому не обращаясь в темноте: «Устал, старый…» Американская актриса, отметил Индиана, все чаще выражалась на языке русской девушки. И ночью отель был окружен кольцом стервятников, ждущих, когда тело советской власти обессилеет. Трое, они прошли сквозь строй, игнорируя мелких преступников. Пахан ушел спать к актрисе.
Индиане приснилась его подруга в совсем непристойном виде. Силы сна предпочли представить ему ее в порносцене, заимствованной из некогда виденного Индианой порнофильма. Сидя на члене лежащего под ней мужчины, подруга приняла член номер два (мужчины номер два) в другое отверстие, выше первого, вовсе природой для этой цели не предназначенное. Сон разбудил его, и Индиана долго лежал в тоске, хмурый и неприятно возбужденный… Под утро он засомневался в правильности толкования им своего сна. Не Родина ли это послушно получает удовольствие меж владеющих ею мафий?
Сантименты и слюни
В девять уже можно было тревожить людей. Тяжело таща диск пальцем, он набрал номер, считав его с книжки.
«Алле…» — сказал детский голос. «Можно Александра?» «Папа…» — ребенок, очевидно, думал, ориентируясь во времени и пространстве, — «папа ушел». «Можно маму?» «Маму, да, можно». Последовала пауза. «Алле?» — сказала женщина, вытирая руки. Индиана представил, что она вытирает руки, пришла с кухни. «Здорово. Это Индиана!» «Ты… А ты где», — она все же решилась назвать его, — «Индиана!?» «Здесь, в Москве. В гостинице «Украина». Надо бы увидеться». «Ты понимаешь, Сашки сейчас нет, он уехал в патриархию…» «В Патриархию?» «Ну да, мы устраиваем фестиваль религиозных фильмов». «А-аааа! Вот оно как…» Оба молчали. Индиана вспомнил, что ему сообщали об их новой религиозности. Это она-то, девушка, о которой говорили, что ее идеал счастливой жизни — мчаться ночью вдесятером в машине, вмещающей четверых и пить водку из горлышка! Религиозная семья! Папа в Патриархии! «ОК, я позвоню позже». «Да-да», — подхватила она с готовностью, ты позвони вечером, когда Сашка вернется… Или завтра…»
«Или никогда», — сказал он, положив трубку. Собственно, этого и следовало ожидать, возвратившись через двадцать лет. На столе под стеклом гостиница «Украина» оповещала его, сколько стоят различные услуги, от пришива пуговицы до стирки покрывала. Операции стоили чудовищно малых денег. В прейскуранте присутствовали даже десятые доли копеек. Индиана подумал, что, может быть, прейскурант отпечатан еще во времена, предшествующие двум денежным реформам: 1947 и 1960 годов? Прейскурант соседствовал с длинной и нежной повестью о безопасности телевизионного ящика… Некоторые вещи предсказуемы по возвращении через двадцать лет…
Там, где Варя когда-то жила, бывший муж дал ему телефон. (Индиана соврал, что он ищет Эф, которую знает Варя). Для бывшего мужа имя Индианы звучало как имя писателя его поколения. Как большое имя. Муж был польщен. Он надеется, что у Индианы будет все хорошо в Союзе. Хотя в Союзе, добавил бывший муж, ничего хорошего нет. «Все хорошее там у вас, на Западе. И старые романтические города, и новые деньги». Индиану прогнали еще через три номера, прежде чем он услышал ее голос. «Слушаю?»— сказала Варя строго. И затянулась сигаретой. «Это Индиана! Помнишь меня, не забыла?» «Ой, миленький… Вернулся?» «Не вернулся, но приехал… Как ты, с кем ты?» «Сейчас одна. С моим мальчиком. Ты помнишь, я ведь уже была беременна от Игоря, когда ты уезжал…» «Когда увидимся?» — прервал он ее. «Не нужно это, милый. Не нужно. Я очень изменилась. Я не хочу, чтоб ты видел меня такой, какой я стала…» «Слушай, я тебя так часто вспоминал все эти годы, что даже стал задумываться, а не любил ли я на самом деле тебя». «Любил, наверное», — согласилась она задумчиво. «И я тебя всегда вспоминала и вспоминаю. Какие странные у нас с тобой были отношения! Комнату твою вспоминала светлую. Очень бедный ты был. Какие мы были тогда молодые, а, Индианка…» «Ну, мы и есть не старые… Слушай, давай я сейчас приеду!» «Нет милый, это исключено… У меня сын в армию скоро уходит…» «Хорошо, ты подумай, а я позвоню тебе завтра…» «И завтра я скажу тебе то же самое…» «Но почему?» «Потому что я так хочу». «Я позвоню тебе завтра». «Я не сниму трубку…»
Он встал и долго двигался по комнате, качая головой, улыбаясь, вдруг грустнея, улыбался опять. Большое зеркало старого шифоньера и большое зеркало на двери ванной отражали мускулистого мужика в тишорт и черных трусах, плотно охватывающих сильный зад. Мужик гримасничал. «Она стесняется себя постаревшей? Всегда любившая выпить, она много пила со вторым мужем. Она находит себя постаревшей. Он знал, что она скрывается от старых друзей. Но почему от него? Какой бы она ни стала сегодня, он навсегда останется благодарен ей за то ее юное очарование, за узкую юбку, медовые тяжелые волосы ее, лицо простонародной красавицы, дочери рабочего, за зеленые глаза и молодость. Двадцать один год ей было тогда. Индиана жил тогда на Погодинской улице и был влюблен в другую мужнюю жену. Варя, чужая жена в черной узкой юбке, приходила к нему вечерами, вся таинственная, как ему тогда казалось, единственно из удовольствия изменить любимому мужу.
Они гуляли в парке у Ново-Девичьего монастыря, влюбленные в других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Дамы, оправляя платья, подымались и приглашали танцевать указанного хозяином темноочкастого. Разговаривая с зам-Соленова, Индиана развлекался, наблюдая этих женщин. Падшие женщины на заданиях всегда привлекали его, по сути дела он всегда и жил с падшими. Может быть, потому что мать Индиане досталась очень приличная? Зигмунд Фрейд давно умер, авторитеты поменьше Индиану не убедили бы, спросить было некого. Но то, что он — «мовэ гарсон» — предпочитает «фий пердю», Индиана знал твердо, и потому без сюрприза обнаруживал, что косит глазами на их стол. В частности, его взгляд привлекла темноволосая стерва в платье из блестков, как бы из рыбьей чешуи. Однако его исчезнувшая здесь в Москве подруга наверняка их всех… он поискал слово… стервее. Командировочное приключение в перспективе показалось ему пошлой ненужностью. Глубоко заполночь, когда рыжий Игор, лежа под декорацией пальмы, пел нечто монотонно-жгучее в микрофон, Соленов взобрался на сцену, пошатываясь, и лег рядом с ним, ногами в зал. Присутствующие советские дамы и господа спокойно внимали песенному диалогу. Двое согласно спели подхваченную тотчас оркестром любимую песню седого кактуса из телесерии «Семь последних Дней». Соленов был автором и романа и серии.
Возвратившись к столу, Пахан потребовал счет. Обнаружилось, что за стол на пятьдесят персон уже заплатил некий Фима, — поклонник певца Токарева! Сам певец исчез рано, весь вечер он вел себя тихо, обнимался и целовался с юной еврейкой, но Фима ехидно поднял руку от своего стола. Мол, я тут! Индиана, никогда не побывавший в шкуре босса, платящего за всех (за него, всегда приглашенного, всегда платили), насмешливо наблюдал за разочарованной физиономией пахана, лишенного удовольствия заплатить. Они выбрались из ресторана, загрузились в автобус и поехали сквозь снега «домой» в «Украину»… В автобусе Пахан задремал. Соленовская голова подпрыгивала на плече актрисы, шапка свалилась на пол. Актриса сказала вдруг, ни к кому не обращаясь в темноте: «Устал, старый…» Американская актриса, отметил Индиана, все чаще выражалась на языке русской девушки. И ночью отель был окружен кольцом стервятников, ждущих, когда тело советской власти обессилеет. Трое, они прошли сквозь строй, игнорируя мелких преступников. Пахан ушел спать к актрисе.
Индиане приснилась его подруга в совсем непристойном виде. Силы сна предпочли представить ему ее в порносцене, заимствованной из некогда виденного Индианой порнофильма. Сидя на члене лежащего под ней мужчины, подруга приняла член номер два (мужчины номер два) в другое отверстие, выше первого, вовсе природой для этой цели не предназначенное. Сон разбудил его, и Индиана долго лежал в тоске, хмурый и неприятно возбужденный… Под утро он засомневался в правильности толкования им своего сна. Не Родина ли это послушно получает удовольствие меж владеющих ею мафий?
Сантименты и слюни
В девять уже можно было тревожить людей. Тяжело таща диск пальцем, он набрал номер, считав его с книжки.
«Алле…» — сказал детский голос. «Можно Александра?» «Папа…» — ребенок, очевидно, думал, ориентируясь во времени и пространстве, — «папа ушел». «Можно маму?» «Маму, да, можно». Последовала пауза. «Алле?» — сказала женщина, вытирая руки. Индиана представил, что она вытирает руки, пришла с кухни. «Здорово. Это Индиана!» «Ты… А ты где», — она все же решилась назвать его, — «Индиана!?» «Здесь, в Москве. В гостинице «Украина». Надо бы увидеться». «Ты понимаешь, Сашки сейчас нет, он уехал в патриархию…» «В Патриархию?» «Ну да, мы устраиваем фестиваль религиозных фильмов». «А-аааа! Вот оно как…» Оба молчали. Индиана вспомнил, что ему сообщали об их новой религиозности. Это она-то, девушка, о которой говорили, что ее идеал счастливой жизни — мчаться ночью вдесятером в машине, вмещающей четверых и пить водку из горлышка! Религиозная семья! Папа в Патриархии! «ОК, я позвоню позже». «Да-да», — подхватила она с готовностью, ты позвони вечером, когда Сашка вернется… Или завтра…»
«Или никогда», — сказал он, положив трубку. Собственно, этого и следовало ожидать, возвратившись через двадцать лет. На столе под стеклом гостиница «Украина» оповещала его, сколько стоят различные услуги, от пришива пуговицы до стирки покрывала. Операции стоили чудовищно малых денег. В прейскуранте присутствовали даже десятые доли копеек. Индиана подумал, что, может быть, прейскурант отпечатан еще во времена, предшествующие двум денежным реформам: 1947 и 1960 годов? Прейскурант соседствовал с длинной и нежной повестью о безопасности телевизионного ящика… Некоторые вещи предсказуемы по возвращении через двадцать лет…
Там, где Варя когда-то жила, бывший муж дал ему телефон. (Индиана соврал, что он ищет Эф, которую знает Варя). Для бывшего мужа имя Индианы звучало как имя писателя его поколения. Как большое имя. Муж был польщен. Он надеется, что у Индианы будет все хорошо в Союзе. Хотя в Союзе, добавил бывший муж, ничего хорошего нет. «Все хорошее там у вас, на Западе. И старые романтические города, и новые деньги». Индиану прогнали еще через три номера, прежде чем он услышал ее голос. «Слушаю?»— сказала Варя строго. И затянулась сигаретой. «Это Индиана! Помнишь меня, не забыла?» «Ой, миленький… Вернулся?» «Не вернулся, но приехал… Как ты, с кем ты?» «Сейчас одна. С моим мальчиком. Ты помнишь, я ведь уже была беременна от Игоря, когда ты уезжал…» «Когда увидимся?» — прервал он ее. «Не нужно это, милый. Не нужно. Я очень изменилась. Я не хочу, чтоб ты видел меня такой, какой я стала…» «Слушай, я тебя так часто вспоминал все эти годы, что даже стал задумываться, а не любил ли я на самом деле тебя». «Любил, наверное», — согласилась она задумчиво. «И я тебя всегда вспоминала и вспоминаю. Какие странные у нас с тобой были отношения! Комнату твою вспоминала светлую. Очень бедный ты был. Какие мы были тогда молодые, а, Индианка…» «Ну, мы и есть не старые… Слушай, давай я сейчас приеду!» «Нет милый, это исключено… У меня сын в армию скоро уходит…» «Хорошо, ты подумай, а я позвоню тебе завтра…» «И завтра я скажу тебе то же самое…» «Но почему?» «Потому что я так хочу». «Я позвоню тебе завтра». «Я не сниму трубку…»
Он встал и долго двигался по комнате, качая головой, улыбаясь, вдруг грустнея, улыбался опять. Большое зеркало старого шифоньера и большое зеркало на двери ванной отражали мускулистого мужика в тишорт и черных трусах, плотно охватывающих сильный зад. Мужик гримасничал. «Она стесняется себя постаревшей? Всегда любившая выпить, она много пила со вторым мужем. Она находит себя постаревшей. Он знал, что она скрывается от старых друзей. Но почему от него? Какой бы она ни стала сегодня, он навсегда останется благодарен ей за то ее юное очарование, за узкую юбку, медовые тяжелые волосы ее, лицо простонародной красавицы, дочери рабочего, за зеленые глаза и молодость. Двадцать один год ей было тогда. Индиана жил тогда на Погодинской улице и был влюблен в другую мужнюю жену. Варя, чужая жена в черной узкой юбке, приходила к нему вечерами, вся таинственная, как ему тогда казалось, единственно из удовольствия изменить любимому мужу.
Они гуляли в парке у Ново-Девичьего монастыря, влюбленные в других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73