— Если это вас действительно интересует, — сказала она холодно, — то мой отец — викарий в Малом Брукфилде, и, когда старая женщина… умирая, захотела видеть мою… кузину Мэрилин, я… естественно, поехала… искать ее.
— И вы знали, что она именно здесь?
У Гермии перехватило дыхание.
Она знала, что это — закономерный вопрос, и Мэрилин следовало бы предвидеть его.
После короткой паузы она ответила:
— Я направлялась в усадьбу, когда… мне сказали, что видели вас… направляющихся сюда.
Она пыталась говорить убедительно.
И тем не менее под пристальным взглядом маркиза, она запиналась на некоторых словах.
— Значит, Мэрилин — ваша кузина, — медленно произнес маркиз.
— Да, как я уже сказала вам, — ответила Гермия, — и она ждет меня. Пожалуйста, милорд, позвольте мне показать вам дорогу. Затем я смогу поспешить к ней на помощь.
— Вам нравятся сцены смерти?
Гермия опять поняла, что он издевается над ней, и теперь она была полностью уверена, что он не верил, что кто-то умирает.
Она возненавидела его еще больше за догадливость и захотела освободиться от него.
У нее было ощущение, что его глаза, хоть и глядели из-под полуопущенных век, были острыми и проницательными и что он отлично видел, как она все больше и больше увязает в своей лжи и очень неумело пытается выпутаться.
И все-таки она надеялась, что преувеличивает свои тревоги.
Как бы хотелось Гермии привести этого насмехающегося человека в деревню и показать ему миссис Барлес, умирающую в своей постели, и Мэрилин, сидящую рядом с нею подобно Ангелу Милосердия.
Однако это было невозможно, и ей оставалось лишь молчать, отвернув от него лицо.
Она не знала, что солнце, мерцающее сквозь толстые ветви деревьев, вызывало такое сияние ее волос, как будто они были золотыми, как гинея, которую он вложил в тот день в ее руку.
Гермия думала лишь о том, как он оскорбил ее, а также о странной жесткости и властности его губ, когда он поцеловал ее.
И вновь, как бы читая ее мысли, он сказал:
— Я понимаю, что вы негодуете на меня, и если я могу извиниться, что принял вас не за ту, кем вы являетесь, мне трудно извиниться за то, что я поцеловал вас, потому что вы так необычайно прекрасны!
— Это было… непростительное… поведение, милорд, и у меня нет желания, обсуждать его!
— Я думаю, что вас еще никто не целовал, — задумчиво заметил маркиз.
— Конечно, нет! — сердито сказала Гермия.
Затем у нее возникла неожиданная мысль, и она, повернувшись к нему лицом, сказала совершенно иным голосом:
— Пожалуйста… не говорите… Мэрилин или моему дяде, что… произошло. Если они скажут об этом маме и папе, они будут очень… расстроены.
Было что-то трогательное в том, как она просила его об этом, и маркиз сказал:
— У меня много недостатков, но я никогда не делал ничего столь бесчестного, как рассказывать о женщинах, которых я целовал.
Он видел, как у Гермии вырвался легкий вздох облегчения, и спокойно добавил:
— Забудем об этом! И все-таки, поскольку я любопытен, я хотел бы знать, что вы сделали с той гинеей, которую я дал вам.
— Я хотела выбросить ее!
— Но вы все-таки оставили ее у себя?
— Конечно, нет! Я положила ее в ящик пожертвований. Когда папа увидит ее; он сможет помочь многим людям, отчаянно нуждающимся в помощи в настоящее время.
— Почему именно в настоящее время?
Гермия удивленно взглянула на него.
— Вы должны знать о страданиях в стране, принесенных прошедшей войной.
Он не отвечал, и она продолжала:
— У фермеров тяжелые времена после плохого урожая в прошлом году, а также из-за дешевого продовольствия, идущего в страну с Континента. Они не могут нанимать столько же работников, как и раньше, вот и возникла ужасная безработица.
Ей показалось, что маркиз глядит на нее с удивлением, и он действительно поднял свои темные брови, прежде чем ответил:
— Мне казалось, что ваш дядя достаточно богат, чтобы бороться с безработицей в своем поместье.
Гермия молчала.
Она знала, что дядя отказался, несмотря на уговоры ее отца, нанять в деревне молодых мужчин, которые либо вернулись с войны, либо повзрослели и нуждались в работе.
По сути дела, у них в последнее время было несколько горячих споров по этому поводу, и граф кричал своему брату:
— Думай, что хочешь, но я — не Филантропическое общество, и чем скорее ты поймешь это, тем лучше.
Ее отец пришел тогда домой очень расстроенный и сказал:
— Если бы я только мог нанять их всех сам, но ты знаешь, что я не могу сделать это, и мне горько говорить им, что я не смог найти для них работу.
— Ты сделал все, что возможно, дорогой, — сказала ее мать, — и никто не сделал бы большего.
— Я знаю, я знаю, — отвечал ее отец, — но если бы я управлял поместьем, я бы легко смог нанять несколько дюжин мужчин и дать им работу, которая в итоге оправдала бы затраты.
Он оставался расстроенным весь вечер, и ее матери стоило больших усилий вернуть его в обычное благодушное и веселое расположение духа.
Теперь Гермия думала, что если маркиз был таким богатым, каким представляла его Мэрилин, он мог бы пригласить в свое поместье дополнительных рабочих и смог бы даже убедить ее дядю быть более великодушным.
Импульсивно, говоря так же, как она вела беседы со своим отцом и с матерью, как будто они были ее ровесниками, она продолжила;
— Конечно, вы должны понимать — поскольку вы тоже землевладелец, — что если вы откроете новые производства, то создадите возможность работы для людей, иначе они будут голодать или займутся воровством.
— О каких производствах вы думаете?
Гермия слышала усмешку за его медлительной речью, однако она намеревалась заставить его понять, о чем говорит:
— Я не знаю условий на вашей земле, но здесь, например, если бы дядя Джон прислушался к папе, он мог бы заняться лесоповалом, наняв для этого по крайней мере две дюжины рабочих.
Она видела, что маркиз слушает, и продолжала:
— Здесь есть также карьер с гравием, который не разрабатывался во время войны и мог бы вновь использоваться, а в дальнем конце поместья есть древняя каменоломня, где добывали сланец, а он всегда нужен для постройки новых домов.
— Я смотрю, вы хорошо информированы, — заметил маркиз. — Это все идеи вашего отца? , — Такие идеи должны возникать у больших землевладельцев, как вы, милорд, — отпарировала Гермия.
Но почувствовав неуместность спора с ним и стремясь склонить его на свою сторону, она сказала:
— Я прошу вас, если представится случай, поговорите об этом с моим дядей. Я уверена, что он прислушается к вам, даже если не хочет слушать папу.
— Я очень сомневаюсь, что он прислушается ко мне, — ответил маркиз, — но если я сделаю, о чем вы просите, вы простите мне мои грехи?
— Я думаю, милорд, что нам лучше не говорить о них, и позвольте мне вместо этого показать вам дорогу к усадьбе.
Говоря это, она думала о том, что Провела слишком много времени с маркизом, и если Мэрилин узнает об этом, то сильно разозлится.
— Пожалуйста… — сказала она. — Я должна отправиться к моей кузине. Она… ожидает меня.
— Хорошо, — сказал маркиз, — но прежде чем вы поедете вперед, показывая мне путь, может быть, вы скажете мне свое имя?
— Меня зовут Гермия!
— Я думаю, когда вас крестили, ваши родители представляли вас женским вариантом Посланца Богов!
Впервые за все время разговора Гермия рассмеялась легким смехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36