— Я заметила, что они важничают и держатся высокомерно, мама.
— Это потому, что твой дедушка хотел, чтобы папа женился на одной очень богатой молодой женщине, — объяснила ей матушка, которая в те дни жила вблизи усадьбы и ясно давала знать, что любит твоего отца.
Гермия улыбнулась.
— Это неудивительно, мама! Он такой красивый, что я могу понять любую женщину, считающую его обворожительным.
— Так считала и я, — сказала матушка. — Для меня он — самый привлекательный, очаровательный мужчина во всем мире.
Она произнесла это очень мягка, в ее глаза Засветились нежным светом, когда она, продолжила рассказ:
— Но я была дочерью, генерала, который всю жизнь служил своей стране и вышел в отставку с очень маленькою пенсией, из которой он мог уделить своим детям совсем немного.
Гермия, села и вытерла остатки слез со своих щек.
— — Теперь я понимаю, мама, — сказала она. — Папа женился на тебе, потому что любил тебя и не интересовался девушкой с большими деньгами.
— Случилось именно так, — подтвердила мать. — Твои бабушка и дядя пытались заставить его быть благоразумным и подумать о будущем, но он ответил им, что как раз и проявляет благоразумие!
— Итак, вы поженились и с тех пор живете счастливо! — воскликнула Гермия с сияющими глазами.
— Очень, очень счастливо, — ответила мать., — И в тоже время, дитя мое тебе приходится страдать за это. Не только потому, что ты моя дочь, но еще и потому, что ты очень красивая.
Гермия была поражена: мать никогда не говорила ей ничего подобного.
— Я говорю тебе правду, а не просто хвалю тебя, — сказала мать. — Я думаю, это потому, что твой отец и я были так счастливы и так любили друг друга. Может быть, поэтому у наших детей не только красивые лица, но и Прекрасные души.
Питер действительно точно такой, подумала Гермия.
Он был поразительно привлекателен. Она же сама так походила на свою мать, что тоже догадывалась о своей красоте.
Каждый раз, когда в усадьбе были гости, все мужчины любого возраста стремились поговорить с ней.
— Видишь ли, — задумчиво продолжала ее мать, — нам всегда приходится платить в жизни за все. Ничто не дается даром: и ты, дитя мое, хотя и ощутишь великое преимущество быть прекрасной, заплатишь за это осознанием зависти и ревности других женщин и жизненными трудностями, связанными с красотой.
Я уже почувствовала это со стороны Мэрилин, подумала Гермия, когда меня перестали приглашать в усадьбу, а тетушка начала смотреть на меня с враждебностью даже в церкви Из Оксфорда приезжал домой Питер — семье пришлось пойти на большие жертвы, чтобы послать его в этот университет — и рассказывал не только об интересной студенческой жизни, но и о поездках в Лондон к некоторым из своих друзей.
Наедине с Гермией он говорил, что не может одеваться как его друзья, шьющие одежду у лучших портных.
— А лошади у них, — с сожалением продолжал он, — такие великолепные, каких мне не иметь никогда в жизни!
Ему, как и его отцу, позволяли ездить на лошадях из конюшен графа, но он не мог забрать их с собой в Оксфорд, и ему приходилось довольствоваться лошадьми, которые одалживали товарищи, или брать напрокат из платных конюшен.
— Как я ненавижу бедность! — сказал он раздраженно в предыдущий свой приезд домой.
— Не говори об этом папе и маме, — быстро предупредила его Гермия. — Они расстроятся.
— Я знаю, — ответил Питер, — но когда я бываю в усадьбе и вижу Вильяма со всеми его деньгами, посмеивающегося надо мной не только за моей спиной, но и прямо в глаза и пренебрежительно отзывающегося обо мне в разговорах с моими друзьями, мне хочется отколотить его!
Гермия в страхе вскрикнула:
— Только не делай этого! Это разгневает дядю Джона, и он может отказать тебе и папе в поездках на его лошадях. Ведь ты знаешь, что меня уже изгнали из усадьбы.
— Папа рассказывал мне, — ответил Питер, — но ты сама виновата, что уродилась такой хорошенькой!
Гермия рассмеялась.
— Ты делаешь мне комплимент?
— Конечно! — ответил Питер. — Если бы тебя прилично одеть и позволить тебе присутствовать на светском сезоне в Лондоне, за тебя поднимали бы тосты в королевском дворце, и я очень гордился бы тобой!
Гермия знала, что он был в таком же положении, как и она, и его богатые друзья — я особенно кузен Вильям — относились к нему свысока, явно показывая, что он был «бедняком у их ворот».
Но поскольку Питер унаследовал от отца легкость характера, он отбросил мрачные мысли, заявив:
— К дьяволу все это! Что мне до того? Я намерен взять от жизни лучшее, и помяни мое слово, Гермия, тем или иным способом, рано или поздно я получу все, что мне нужно!
— Я верю в тебя, — ответила Гермия, — ты добьешься своего!
Смеясь, они вместе, рука об руку, спустились по лестнице к прекрасно приготовленному, но простому ужину, который могла позволить их матушка из скромных средств, уделяемых на домашнее хозяйство.
И вот теперь Гермия вошла в переднюю-дверь дома викария, слыша стук горшков и мисок, доносившийся из кухни.
Это означало, что няня, которая присматривала за ней, когда она была еще ребенком, а теперь стала заниматься готовкой, уже, наверное, сердита на нее за задержку с яйцами.
— Наконец-то! Ты наверняка, как обычно, витала в небесах со своими мечтами, а я не успеваю приготовить обед твоему отцу, которому скоро пора будет уходить к этой миссис Грэйнджер, пославшей за ним!
— Прости, что я задержалась, няня, — сказала Гермия.
— Твоя голова всегда где-то в облаках! — проворчала няня. — Ты когда-нибудь забудешь дорогу домой, вот до чего это тебя доведет!
Она взяла у Гермии корзинку, поставила ее на стол и принялась разбивать яйца в чашку, готовясь поджарить омлет.
— А почему миссис Грэйнджер хочет видеть папу? — спросила с любопытством Гермия.
— Я думаю, она опять вообразила, что умирает! — съязвила няня. — И все для того, чтобы викарий подержал ее за руку и сказал ей, что Бог ожидает ее вместе со всеми своими ангелами. Как будто Богу больше нечего делать!
Гермия рассмеялась.
Едкие замечания няни были всегда неожиданны, но она знала, что старушка любит их всех и была недовольна тем, что их отца — как она считала — нагружают сверх меры.
— А теперь идите и накрывайте, пожалуйста, на стол, мисс Гермия, — сказала она. — Я не позволю вашему отцу отправляться из дома с пустым желудком, что бы он там ни говорил!
Гермия бросилась выполнять приказание и как раз успела накрыть стол для них троих, когда услышала, что из деревни возвратилась мать.
Удивительно, что в такой маленькой деревне ее отец и мать были так загружены работой и было столько желающих прибегнуть к их помощи.
В итоге им выпадал едва час в день, когда они все могли собраться дома.
И вот теперь, когда миссис Брук вошла в дом и увидела свою дочь в столовой, она с радостью воскликнула:
— О родная, как я рада, что ты здесь! У меня такие трудности с миссис Бардес, и я обещала послать ей мою особенную микстуру от кашля. Может быть, ты отнесла бы это ей после ленча?
— Конечно, мама, — согласилась Гермия.
Мать задержалась возле открытой двери и спросила:
— Ты принесла яйца с фермы «Медовая жимолость»? Ну и что, получила миссис Джонсон какие-либо известия о сыне?
— Нет, она ничего не знает о нем, — ответила Гермия.
Мать опечалилась, и Гермия впервые подумала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36