— Отчего бы ему быть таким?
— Я думаю, мама, что его испортил успех во всем, что бы он ни предпринимал.
— Ты думаешь, что Мэрилин влюблена в него? — поинтересовалась матушка.
— Она очень стремится выйти за него, мама, и это, конечно, очень устроило бы тетю Эдит.
— Уж это точно, — согласилась матушка, и Гермия поняла, что нет необходимости объяснять ей это подробнее.
Было уже около одиннадцати часов вечера, когда возвратился отец, и едва он переступил порог, его жена и дочь с нетерпением вскочили на ноги.
— Есть какие-нибудь новости, папа? — спросила Гермия прежде, чем ее матушка успела произнести хоть слово.
— Никаких, — ответил викарий. — Все это кажется совершенно необъяснимым, и я никогда не видел Джона таким взволнованным.
— А Эдит? — поинтересовалась миссис Брук.
— Ей было не до меня, как ты сама можешь представить, — пожал плечами викарий, — и мне сказали, что Мэрилин в таком расстройстве, что ее пришлось уложить в постель.
— Я думаю, это ужасно, когда такое случается с твоим гостем, кто бы он ни был, — заметила миссис Брук. — Я полагаю, что мы ничем не можем помочь?
— Ничем, — ответил викарий, — за исключением молитвы, чтобы он не оказался убитым из-за денег, которые могли быть при нем.
После небольшой паузы он сказал:
— Я полагаю, что мне не следовало бы говорить тебе этого, но Джон уверен, что это — работа предполагаемого наследника маркиза — Рошфора де Виля.
— Какое странное имя! — пробормотала Гермия.
Ее отец уселся в свое любимое кресло возле камина.
— Де Виль — французское имя, имя его семьи, — объяснил он. — Я думаю, они — потомки норманов, пришедших с Континента во времена Вильяма Завоевателя.
— И ты думаешь, что этот человек, Рошфор де Виль, убил маркиза? — спросила миссис Брук с ноткой недоверчивости в голосе.
— Лично я не могу поверить этому, — ответил викарий. — Это было бы слишком явным преступлением. Но несомненно одно: по словам Джона, между ними была большая вражда. Маркиз множество раз оплачивал долги де Виля, а в последнее время стал наконец отказываться делать это.
— Значит, если он разделается с маркизом, то унаследует и его титул, и его состояние? — поинтересовалась Гермия.
— Если его не арестуют и не повесят за убийство, — ответил ее отец.
— Но если он будет главным подозреваемым, то глупо поступать таким образом? — упорно спрашивала Гермия.
— Ты совершенно права, дорогая, — согласился отец, — и поэтому я не верю, что маркиза убили. Он скорее всего вылетел из седла где-нибудь, и они просто еще не нашли его. Джон разошлет всех на поиски, как только рассветет.
Он поднялся с кресла и вздохнул:
— Я полагаю, что мне тоже следует присоединиться к ним, так что теперь я отправлюсь в постель, и спасибо вам, мои дорогие, что вы дождались меня.
Они поднялись по лестнице все вместе, Гермия поцеловала отца и мать, нежно желая им доброй ночи, и ушла в свою спальню.
Спальня была небольшая, но матушка позаботилась, чтобы она выглядела уютной. Здесь были все ее особые сокровища, которые Гермия собирала с самого детства.
Некоторые из фарфоровых украшений были подарены ей Мэрилин, и, глядя на них, она почувствовала жалость к кузине.
— Она, должно быть, мучается, не зная, что случилось с человеком, за которого она хотела выйти замуж, — тихо сказала сама себе Гермия.
И в то же время какая-то интуиция, от которой она не могла отделаться, говорила ей, что маркиз не имел намерений жениться на Мэрилин и ясно понимал, что она пыталась хитростью склонить его к тому, чтобы сделать ей предложение.
Девушка не знала, каким образом она поняла это, но это было так же ясно для нее, как если бы кто-то доказал ей истинность этих предположений.
— Бедная Мэрилин, — думала она с сочувствием, — Она будет очень расстроена. Но несомненно, что с такой внешностью она найдет в Лондоне множество других мужчин, готовых сделать ей предложение.
Они, может быть, будут не столь влиятельными или богатыми, как маркиз, но зато она будет более счастлива с человеком, не столь презрительно относящимся ко всему в жизни.
Гермия легла в постель, раздвинув перед этим занавеси на окне, и лежала, наблюдая, как мерцают звезды и как крадется по небу луна.
Луна была полная, и она вспомнила, что селяне считали такое время самым подходящим для шабаша ведьм, которые слетаются на него на своих метлах.
В тот момент, когда она подумала об этом, ей почудилось даже, что на фоне луны на мгновение мелькнул силуэт одной из ведьм.
Вдруг она вскрикнула, как бы вспомнив что-то, и села в кровати.
Если ее дядя был прав и злобный наследник маркиза убил его, она догадывалась теперь, куда могли спрятать его тело те, кто был нанят для такого чудовищного дела.
Она знала, что никто из живущих в деревне или в поместье не осмелился бы искать его в хижине старой миссис Уомбат, расположенной в центре Леса Колдуний.
Все так были напуганы своими собственными рассказами о колдунье, что стали верить в то, что ее привидение охраняет место, где она жила, хотя она сама давно умерла и была похоронена.
Более того, они могли поклясться, что в лунные ночи видели ее, веселящуюся с Сатаной.
Даже такой разумный человек, как главный управляющий Уэйд, не подошел бы, и близко к. этой хижине в лесу.
— Вот где он должен быть! — сказала себе Гермия.
Она была уверена в своей правоте, но знала, что должна проверить догадку, чтобы убедиться окончательно.
Сначала девушка подумала что следует сказать об этом отцу, но ведь он захочет, чтобы и она пошла туда вместе с ним, и Гермия будет выглядеть очень глупо, если окажется, что она ошиблась. Отец может тогда спросить ее, почему она так интересуется маркизом.
Лучше сказать ему это утром, чтобы он обязательно заглянул туда.
Но по какой-то причине, сама не зная почему, она чувствовала, что должна идти туда теперь же, в этот момент, и медлить никак нельзя.
Девушка встала с кровати и оделась, набросив на себя первое попавшееся под руку платье.
Она откинула назад волосы, завязав их лентой, и набросила на плечи небольшую шерстяную шаль на случай ночного холода.
Холода, однако, не ожидалось, поскольку весь день был жарким, безветренным, и даже сейчас было тепло.
Приготовившись таким образом, Гермия очень осторожно открыла дверь своей спальни и неслышно проскользнула вниз по лестнице в чудках, держа свои туфли в руке.
Она вышла через кухонную дверь сзади дома, опасаясь быть услышанной отцом и матерью, спавшими в большой спальне, выходившей окнами на фасад.
Надев туфли, она пошла через, сад, примыкавший к главной дороге, где ее уже не могли видеть из окон.
Вряд ли ее кто-нибудь заметил.
Она знала, что няня, да и родители были бы поражены, узнав, что она вышла в такое время.
Ей не было необходимости проходить через калитки, ведущие в парк дяди.
Вместо этого она, как делала неоднократно и ранее, взобралась на стену и соскочила на мягкую землю, направившись затем прямо к Лесу Колдуний.
Этот лес был ближайшим к деревне, и именно поэтому, подумала Гермия, миссис Уомбат много лет назад построила там себе хижину.
Это было еще во времена дедушки Гермии, который — как она слышала о нем — был очень схож характером с ее отцом: такой же жизнерадостный и добрый ко всем, кто жил на его земле.
Он не возражал, когда миссис Уомбат с помощью двух молодых людей, которых она, видимо, приворожила, построила себе дом, частично из кирпичей, частично из стволов деревьев, и стала там жить одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36