«Ложь во спасение любви; Горизонты любви»: АСТ; Москва; 2002
ISBN 5-17-012725-1
Аннотация
Юная Кармела была готова, во имя своей лучшей подруги Фелисити, решительно на все - даже на обман. Впрочем, выдать себя ненадолго за Фелисити в доме ее опекуна, графа Гэйлетона, не видавшего свою «подопечную» уже больше десяти лет, - обман, на первый взгляд, вполне невинный. На первый взгляд…
Потому что Кармела, покоренная поистине магическим очарованием Гэйлетона, очень скоро понимает: этот блистательный, мужественный аристократ предназначен ей самой судьбою…
Однако рано или поздно ложь девушки откроется - и не обратится ли тогда любовь Гэйлетона в холодное презрение к «самозванке»?
Барбара Картленд
Ложь во спасение любви
ОТ АВТОРА
В начале XIX столетия воровство в королевстве Великобритании каралось очень жестоко. Виселица ждала каждого, виновного даже в самой незначительной краже, «если таковая имела место быть в лавке или амбаре, на конюшне или в дилижансе, на сумму не менее пяти шиллингов».
Подстреленный в чужих угодьях заяц или фазан в лучшем случае предполагал как особую милость каторжные работы в Новом Южном Уэльсе сроком до семи лет.
Тюрьмы содержались отвратительно, полицейских не хватало. Работа полиции страдала скверной организацией и плохо оплачивалась, что часто вело к злоупотреблениям со стороны полицейских.
Ребенка, стащившего кусок хлеба, могли арестовать, забрать в тюрьму, выпороть, а потом отправить домой без единого пенни в кармане.
Выборные комитеты, созданные в 1817 году, направляли в Парламент многочисленные ходатайства, но принятия новых законов оставалось ждать еще долгие годы.
Глава 1
- Тимоти, прекрати пинать Люси и есть ее кашу! - сказала Кармела.
- Нет!
Тимоти, толстый противный мальчишка лет семи от роду, по мнению Кармелы, совершенно не умел себя вести.
Чтобы досадить своей воспитательнице, он отвесил сестре Люси очередной пинок, и та расплакалась.
- Сейчас же перестаньте, слышите? - резко, повысила, голос Кармела, не сомневаясь, что ее слова не возымеют никакого эффекта. Она оказалась права.
В ответ Тимоти лишь поднял свою тарелку с овсянкой и нарочно опрокинул ее на скатерть.
Ко всему прочему младенец, разбуженный всхлипываниями Люси, тоже начал плакать в своей кроватке.
Кармела с тоской подумала, тяжело все-таки справляться с детьми пастора.
«Этого следовало ожидать, - размышляла она, и подобные мысли уже не в первый раз приходили ей на ум с тех пор, как она пришла в пасторский дом, - поскольку эти дети наверняка хуже всех детей в деревне, и взрослым с ними сложнее всего».
Чувствуя, что ей и сейчас не совладать с Тимоти, а Люси ни за что не заставить успокоиться, она подошла к детской кроватке и стала утешать малыша, покачивая его на руках.
Тут дверь открылась, и сама пасторша просунула голову в дверной проем:
- Неужели нельзя заставить детей замолчать? Ты же знаешь, пастор пишет завтрашнюю проповедь, - проворчала она.
- Простите, госпожа Купер, - извинилась Кармела.
Жена священника не стала дожидаться ответа, лишь-с силой захлопнула дверь.
Как только мать исчезла за дверью, Тимоти заорал во все горло, пытаясь перекричать сестру:
- Дай мне яйцо!
- Вы получите его после овсянки, - спокойно ответила Кармела, понимая, что сражается с ветряными мельницами.
И словно в подтверждение ее мыслям, стоило только девушке отойти от стола, Тимоти схватил подставку с яйцом (из тех, что были приготовлены для него, Люси и Кармелы), срезал верхушку и начал нетерпеливо поедать его.
Кармела с отчаянием сознавала всю тщетность своих попыток сговориться с этим мальчишкой.
Став нянькой в пасторском доме, она была почти уверена, что не поладит с Тимоти, несмотря на свой опыт и умение общаться с разными детьми.
Родители, должно быть, так же бессильны перед ним с самого появления его на свет. Они всякий раз потакали его выходкам и разрешали вести себя, как вздумается. В результате Тимоти, подобно кукушонку в чужом гнезде, отпихивая и отталкивая других детей в сторону, неизменно получал желаемое.
Иногда вечерами, ложась спать, Кармела чувствовала себя слишком утомленной и подолгу не засыпала. Она думала, что не смогла бы посвятить свою жизнь заботе о детях, подобных Тимоти. Она слишком явно сознавала неспособность оказать пусть малое, но положительное влияние на этого безобразника.
После смерти отца она вынуждена была искать себе хоть какую-то работу. И когда жена пастора, госпожа Купер, предложила ей место в своем доме, это показалось девушке лучшим решением всех проблем.
«По крайней мере, - говорила она себе, - я останусь среди знакомых мне людей, которых не буду бояться».
Она стойко сносила все удары судьбы, но признавалась себе, что страшится одиночества, выхода в чужой, враждебный ей мир, и больше всего - боится показаться неспособной к труду и мало знающей.
И хотя отец всегда считал Кармелу весьма образованной девушкой, этого оказалось совсем недостаточно, чтобы уметь самостоятельно зарабатывать, используя свои способности и полученное образование. Сам отец пытался обеспечивать семью, продавая свои картины, но они, к сожалению, не пользовались спросом.
Лишь изредка, если речь шла, например, о портрете местного сановника, отцу удавалось получить кое-какие деньги, которые казались Кармеле и ее матери огромной суммой. Но картины, особенно любимые отцом, получались, как правило, «слишком хорошими, чтобы их можно было купить за деньги».
Именно так мама однажды образно обрисовала ситуацию, и они с отцом долго смеялись над маминой шуткой.
Однако Кармела правильно угадывала подтекст, понимая, почему работы не находили отклика у традиционного покупателя.
Ей же самой картины отца казались изумительными. Когда она рассматривала его пейзажи - туман, поднимающийся над рекой на рассвете, или закат на фоне отдаленных холмов, - она ощущала, как оказывается в том мистическом мире, который существовал только для них с отцом.
С этим миром она познакомилась еще ребенком, когда отец рассказывал ей истории про фей и волшебников, эльфов и нимф, показывал шляпки большущих грибов на полянах, где маленькие гномы танцевали ночью, ожидая их прихода.
Кармела никогда не сомневалась в реальности этого дивного сказочного мира, но вряд ли его стоило переносить на холст. Чарующие картины Перегрина Линдона так и оставались стоять в магазине продавца художественных ценностей, пока тот не отсылал их обратно владельцу как непроданные вещи.
Мама Кармелы умерла раньше отца, и с тех пор в их крохотном доме на краю деревни достатка стало еще меньше.
Отец Кармелы сильно горевал по любимой жене, и находил слабое утешение, лишь творя на свои любимые сюжеты.
Он отказывался рисовать упитанных членов городской управы торгового городка, находившегося в пяти милях от их селения, или писать портреты местных эсквайров.
Ее отца местные жители считали очень милым и отзывчивым, называли даже «респектабельным джентльменом», и каждый считал большой честью, если он соглашался писать чей-либо портрет.
Но, к сожалению, лишь немногие в Хантингдоне могли позволить себе подобную роскошь, и доходы Перегрина Линдона оказывались ничтожны.
Постепенно дом заполнялся картинами. После смерти матери Кармела иногда по вечерам, когда день уже близился к закату, заходила посмотреть, что нарисовал отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34