- А я уже гадал, почему тебя так долго нет. - Можно мне прямо сейчас перевязать вам ногу? - спросила Жизель. - И тогда, может быть, если мои услуги вам больше не будут нужны, я смогу уйти домой.
- А я рассчитывал, что ты со мной пообедаешь.
Жизель на секунду замерла, а потом тихо проговорила:
- Разве это действительно необходимо? Вы накормили меня ленчем - и я была очень благодарна. Еще до того, как мне сказали внизу, что обычно вы очень мало едите днем, я догадалась, что вы заказали обильный ленч из доброты.
Хотя она и произносила слова благодарности, но у графа создалось впечатление, что она почти негодует на его щедрость - только потому, что это задевает ее гордость.
- Голодная ты или нет, - ответил он, - но тебе придется обедать со мной. Мне надоело есть одному.
- Смею ли я напомнить вашей милости, что у вас множество друзей, которые гораздо больше подходят для роли сотрапезников, нежели я?
- Ты опять начала мне возражать? - осведомился граф. - Забыла, о чем я тебя предупреждал?
- Боюсь, что да. Я не думала, что вашей милости могут понадобиться мои услуги в такое позднее время.
- У тебя на это время назначено что-то другое? Может, тебя ожидает какой-нибудь поклонник? ему это не понравилось бы так же сильно, как и мне.
Продолжая смотреть Жизели прямо в глаза, он продолжил:
- Но что касается тебя, то у тебя совершенно иной статус. Ты находишься здесь, чтобы ухаживать за мной, а уж в чем это заключается - в смене повязки на моих ранах или в твоем присутствии во время довольно неуклюжих трапез, которые мне приходится съедать, лежа в постели, - не имеет значения.
Его голос звучал жестко и властно. Не дав ей возможности ничего сказать, он добавил:
- Это решаю я, и только я. Выбор принадлежит мне. Я сам решаю, что я хочу делать. И я не вижу причины, по которой кто-либо, находящийся у меня в услужении, стал бы мне противоречить по такому пустяковому вопросу.
Этот тон графа был хорошо известен всем, кому приходилось служить под его началом, - и Жизель капитулировала, как это сделал бы на ее месте любой из них.
Она сделала реверанс.
- Хорошо, милорд. Если вы позволите мне снять шляпку и принести горячей воды, то я сейчас наложу мазь на рану и перебинтую вам ногу.
- Чем скорее ты это сделаешь, тем лучше! - высокомерно ответил граф.
Когда Жизель ушла и граф остался один, он улыбнулся, понимая, что придумал, как обращаться с ней таким образом, чтобы ей трудно было ему возражать. Не без удовлетворения он сказал себе, что если и не выиграл настоящую битву, то, по крайней мере, одержал победу в небольшой стычке.
Вскоре Жизель вернулась с кувшином горячей воды.
На этот раз перевязка снова причинила графу некоторую боль: корпия прилипла к ране, но ее руки были очень нежными. Он с одобрением заметил, что девушка ничуть не смущена тем, что вынуждена ухаживать за мужчиной.
Среди сиделок женщин обычно не было, поскольку выхаживание больных считалось уделом исключительно одних только мужчин. Однако еще находясь в действующей армии, граф решил, что тем раненым, которые попадают в больницы женских монастырей, везет больше, чем тем, кто оказался во власти грубых санитаров в переполненных походных госпиталях.
- Откуда у тебя такой опыт ухода за ранеными? - спросил он у Жизели.
Еще не закончив вопроса, он понял, что его необычная сиделка наверняка попытается ответить таким образом, чтобы не сказать ему ничего личного.
- Мне часто приходилось менять повязки, - ответила она.
- Для кого-то из твоих близких?
Ничего не ответив, она прикрыла его ногу одеялом и принялась приводить в порядок постель, поправляя подушки. - Я жду ответа, Жизель, - напомнил ей граф.
Она ответила ему улыбкой, в которой появилось что-то озорное.
- По-моему, милорд, нам следует поговорить о каких-нибудь более интересных вещах. Вот, например, вы знаете, что герцог Веллингтон приезжает на открытие новой ассамблеи?
- Герцог? - воскликнул граф. - Кто тебе это сказал?
- Весь город только об этом и говорит. Конечно, он приезжал сюда и раньше, но после Ватерлоо еще здесь не бывал. В его честь хотят устроить иллюминацию, а на Хай-стрит будет воздвигнута триумфальная арка.
- Арки я уже видел, и в них нет ничего интересного, - заметил граф. - А вот герцога буду рад повидать.
- Он остановится недалеко отсюда, в доме полковника Риделла.
- Тогда он, несомненно, придет меня навестить, - сказал граф. - Надо полагать, тебе захочется познакомиться с великим героем битвы при Ватерлоо.
Жизель отвернулась, чтобы убрать корпию и полоски ткани, и граф, к сожалению, не смог увидеть выражение ее лица.
- Нет, - проговорила она, - нет. Я… не имею желания… знакомиться с герцогом. Граф изумленно посмотрел на нее.
- Не имеешь желания познакомиться с герцогом Веллингтоном? - переспросил он. - А я-то был уверен в том, что любая женщина АНГЛИИ чувствовала бы себя на седьмом небе от счастья, если бы бог даровал ей возможность встретиться с героем ее грез! Почему это ты стала исключением из общего правила? Ответом ему снова было молчание.
- Неужели ты не можешь дать простого ответа на простой вопрос? - с досадой осведомился граф. - Я спросил тебя, Жизель, почему ты не желаешь познакомиться с герцогом?
- Давайте скажем так: у меня есть на то… основания, - уклончиво ответила она.
- Более идиотского ответа я еще никогда не слышал! - взорвался граф. - Вот что я тебе скажу, Жизель: моему здоровью сильно вредит то, что со мной обращаются так, словно я безмозглый мальчишка, которому нельзя сказать правды. Говори правду!
- По-моему, милорд, вам уже с минуты на минуту должны принести обед, так что мне хотелось бы пойти к себе в комнату и вымыть руки после перевязки.
Не дав графу времени ответить, Жизель поспешно вышла из комнаты, оставив его в невероятном раздражении. Сначала он испытывал только досаду, но потом развеселился.
- Ну чего ради ей понадобилась такая таинственность? - произнес он вслух. - Не для того же, чтобы заинтриговать меня?
Тут дверь спальни открылась и вошел его камердинер, у которого он сразу же спросил:
- Ну, у тебя есть какие-нибудь новости об этой странной девице, Бэтли?
- Боюсь, милорд, что пока я не смог ничего узнать. Я, если можно так выразиться, поболтал с домоправительницей, но, как она и сказала вашей милости, она ничего не знает. Она взяла эту юную леди без всяких рекомендаций.
От внимания графа не укрылось то, что Бэтли, прекрасно разбиравшийся в людях, говоря о Жизели, употребил слово «леди». Он прекрасно знал, что тот прибегает совершенно к другому тону, когда говорит о тех, кого называет «особой» или «молодой женщиной». Конечно, это только подтвердило то, что граф знал и сам, но в то же время было интересным наблюдением.
Граф заметил, что Бэтли уже перестал обижаться на то, что к Жизели перешло то, что прежде было одной из его обязанностей. При обычных обстоятельствах он очень ревниво воспринимал то, когда за его господином ухаживал какой-то другой слуга, и не выносил, чтобы кто-то хоть отчасти посягал на те особые отношения, которые у них сложились. Но Жизель он, похоже, принял без всякого сопротивления - и граф по достоинству оценил всю неординарность происшедшего.
- Продолжай попытки, Бэтли, - сказал он камердинеру. - Редко бывало, чтобы нам с тобой не удавалось выяснить то, что мы хотим узнать. Помнишь, как ты мне помог в Португалии, когда смог выяснить, куда торговцы спрятали все свои вина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42