Как там говорили, когда началось Обновление? Образование и работа должны стать ценностью. Люди должны стремиться к ним, бороться, добиваться.
Вот именно так в Сканти и есть. Надо добиваться, чтобы тебя приняли учиться… потом надо добиваться, чтобы не выгнали, чтобы удержаться на бешено вращающемся диске, потом - искать работу, продавать себя. Потом - всю жизнь дрожать, а не будет ли сокращения, а не захочет ли кто-нибудь тебя подсидеть, избавиться, дрожать перед начальником любого ранга. Конечно, в итоге можно создать себе хорошую репутацию, более или менее прочное положение… Кто-то сможет создать, а кто-то нет. А кто-то и вообще не достигнет ничего.
Ее готовили к другому. Было само собой разумеется, что она пойдет учиться, и выберет дело по душе. Да, учиться тоже было трудно, но все это воспринималось иначе. Именно из-за обилия альтернатив. Ну не выдержишь тяжелой учебы в медицинской школе - найдешь специальность попроще, и тоже интересную. Любую. Абсолютно любую. Побежденных нет. Тебе открыты все дороги. И работы потом - сколько угодно. На выбор.
Здесь не так, здесь - надо лезть и бороться.
Конечно, она полезет, как только будет возможность. Если не карабкаться вверх, быстро скатишься вниз. Совсем. Еще ниже, чем сейчас. А пособие могут ведь и отменить, постоянно идут об этом дебаты. Стоит ли кормить дармоедов и неудачников… Раньше ведь их и не кормили. Фактически социальные гарантии в Сканти были введены именно потому, что иначе Эдоли была слишком привлекательна для людей во всем мире, оставаясь единственной страной, где нет голодных и бездомных.
А теперь в Эдоли полно голодных и бездомных, говорят. Так что и скантийским победителям незачем тратить деньги на побежденных. У побежденных нет альтернатив.
Самой-то Элис все равно, но у нее ведь сын…
Она забрала Тигренка из сада. Мальчик шагал вприпрыжку, цепляясь за ее ладонь.
— А я ему как дал!
— А словами нельзя было объяснить? - спросила Элис. Интересно, куда смотрят воспитатели?
Маркус посопел.
— А чего он меня назвал харванской обезьяной?
Элис прикусила губу. Действительно… взрослые скантийцы обычно вежливы, но дети не считают нужным сдерживать себя.
Почему у нас в детстве никогда, никого не обзывали, не дразнили по национальному признаку? У нас учились ведь леранцы, дети карийских народов… и ничего. Все были едины. Воспитатели, впрочем, были совсем другие.
Элис давно привыкла считать эдолийскую систему воспитания казарменной, калечащей душу, ее и в детстве коробила сама мысль о тех же телесных наказаниях… правда, ей самой ни разу не досталось. Да и за что бы… Но все равно страшно подумать, что есть даже такая угроза. Да. Это калечит душу. Наверное.
Здесь свои недостатки. Воспитателям просто плевать на то, что там делают дети.
И еще - с ними совсем не занимаются. Элис очень удивилась, узнав, что в садике - аналог нулевой школьной ступени - детей не учат не только читать и считать, но даже с ними не рисуют, не показывают цвета и формы, не рассказывают ни о чем. Никаких занятий. Совсем. Как будто дети - это зверята, выпустил их играть на площадку и присматривай. Чтобы совсем уж не покалечили друг друга.
Что ж, раз так - Элис сама должна заниматься с ребенком. Хотя и это противоречило усвоенным в детстве правилам - с ребенком занимается педагог, человек со специальным образованием, умеющий обращаться с малышами, знающий дидактику. При чем тут родители? Родители должны любить детей. А так - у них своя жизнь и своя работа.
Но что поделаешь, так, как раньше, теперь не будет. Надо приспосабливаться к тому, что есть. Например, самой учить своего ребенка. Элис составила расписание и ежедневно чем-то занималась с Маркусом. Не слишком успешно. Все буквы он уже знал, но читал неохотно и плохо. Пока она научила его читать по-харвански, со скантийским еще успеется.
И говорила с малышом по-харвански. Здешний язык он и так неплохо выучил в садике.
Элис, в общем-то, нравилась жизнь после работы, наедине с Маркусом.
Жаль даже, что нельзя родить еще двух-трех малышей, просто не от кого. И рассчитывать можно только на себя. То есть надо идти все-таки лезть по головам и по камням, делать карьеру, чтобы у Маркуса, когда он вырастет, были деньги на образование, на машину, на водительские права.
Смешно - всего несколько лет назад ее волновали судьбы человечества. Колонизация Квиринуса, открытие новых планет. Нанотехнологии, гравитехнологии, вообще новая НТР - где она, так ведь ничего и не произошло особенного. Ни в Эдоли, ни в Сканти. Социальное переустройство мира. Собственная работа рассматривалась только в этом контексте, это было важным, даже главным. Так их учили.
Теперь, выходит, надо всю свою жизнь, все свои силы потратить лишь на то, чтобы удержаться на наклонной плоскости и помочь сыну. Вырастить сына. Тоже хорошо, конечно, тоже важно.
А сын будет так же напрягаться ради собственных детей. Это в лучшем случае, конечно, если он не вырастет негодяем каким-нибудь.
А те дети - ради собственных.
При чем тут вообще судьбы человечества?
В Эдоли не надо было думать о будущем ребенка - и так ясно, что у него есть будущее. Пусть даже без колбасных витрин и без машины. Работа, учеба… а может быть, и вообще все изменится, даже наверняка изменится, ведь наука не стоит на месте… И люди живут все-таки лучше и лучше. Мама рассказывала, в детстве она жила с родителями и тремя сестрами в одной комнате. Такие тогда были блоки - лишь бы крыша над головой. Дети все равно в основном в школе… А вот Элис провела детство уже в двухкомнатном очень приличном блоке, и когда они с Маркусом были в школе, мама - одна в двух комнатах. У многих уже появились домашние циллосы и даже собственные машины. У папы с Адой была своя машина.
Но что теперь думать о прошлом? Сейчас в Эдоли все не так. Все гораздо хуже, чем здесь.
Какая разница… лучше вообще не задумываться.
Элис накормила малыша. Погладила белье - накопилась небольшая кучка. Пошли гулять на детскую площадку. Маркус лазил по лесенкам, качался, играл в песочнице. Элис сидела на скамеечке со свежим скантийским романом. Скучновато, но читать можно. Ее отвлекало медленное гудение шмелей позади, в высокой траве, журчание ручья, детские крики. Она смотрела и улыбалась вновь пришедшим мамашам, выгружающим из колясок своих малышей. Время от времени приходилось встать и вмешаться - но сегодня Маркус вел себя на удивление тихо. Да и к нему никто не приставал, не пытался отобрать совок, ведерко и красный пластмассовый грузовик. Маркус построил крепость из желтого отборного песка, натыкал палочек - наверное, играл в войну. Приятелей здесь, на площадке у него не было. Он вообще охотнее играл один. Потом мальчик встал и полез на изогнутое ветвистое дерево, стоящее посреди площадки.
— Ой, он ведь упадет! - мамаша рядом с Элис заволновалась.
Она держала на коленях толстенького малыша полутора лет и поила его соком из бутылочки.
— Не упадет, - равнодушно сказала Элис.
Ей стало неловко. Но что особенного в том, что мальчишка полез на дерево?
А если он в самом деле упадет, расшибется? По сути, тоже ничего страшного, ну набьет шишку, и что? Но Элис будет в этом виновата, все мамаши будут смотреть на нее осуждающе-укоризненно.
Плевать. Пусть лезет. Маркус уже забрался почти до середины дерева, выше человеческого роста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123