— Нет, - сказала я, - мы дружим с одним мальчиком из нашей школы. Он тоже на третьем курсе учится…
Дискон у нас установлен в коридоре. В комнату я заходить не стала, и так уже опоздала - надеюсь, Юлиан ждет. Не может не ждать. Сбегая по ступенькая, я поймала себя на том, что радуюсь - мы не останемся с ним наедине сегодня. Наверное, это глупо, но я боюсь того, что происходит, когда мы остаемся наедине. Лучше бы этого совсем не было. Интересно, а как я замуж собираюсь? Какой замуж, сказал мой внутренний голос. Да… - я застыла на месте. Не будет никакого замужества. И семьи не будет. И детей. И никакой жизни и счастья тоже не будет.
Я вцепилась в перила. Да что же это за кошмар такой… Все последние месяцы. С того момента, как мы с Юлианом… как мы стали близки. Я только и ощущаю этот кошмар. Интуиция. Женская интуиция. Я точно знаю, что все это не кончится добром. С Юлианом… наверное, я так страшно, так сильно его люблю, что такая любовь просто не может кончиться чем-то обыденным - семейным счастьем, хэппи эндом, нет… Эта любовь танцует со смертью, и она кончится только одним - смертью. И не что иное, как смерть, я ощущаю тогда, когда мы стоим с Юлианом, и поток тепла пронизывает нас насквозь.
И он тоже это чувствует - все это слишком остро, слишком смертельно, наши чувства слишком высоки и напряжены, чтобы это могло кончиться банальной семьей. Поэтому он и не предлагает мне помолвку. Я зря обижаюсь - он прав.
Нет никаких логических предпосылок к смерти. Нет. Даже если наш грех вскроется, это не смертельный риск. Просто неприятности. Умирать нам незачем. Нет никаких смертельных врагов, никто за нами не охотится. Просто сама эта любовь смертельна.
Пусть! Я вздернула голову и стала спускаться по лестнице.
Если я предстану сейчас перед Богом, и Он скажет мне, что Юлиан в аду, я попрошу, чтобы и мне попасть в ад.
Лучше без Бога - но с Юлианом.
Потому что я люблю. Я люблю его!
Вот он стоит, прислонившись к колонне, стоит и ласково смотрит на меня, мой кудрявый, кареглазый, мой такой красивый…
— Привет.
— Привет.
Так хочется его поцеловать, но нельзя же на людях. Мы чинно беремся за руки.
— Ты что-то задержалась.
— Да вспомнила, что маме надо позвонить. У нее именины сегодня, святая Софи. Ну и конечно, заболталась… думала, быстро.
Мы идем в кантину - так договорились заранее. Поужинаем вместе сегодня. Другого времени не будет - мне на ночное.
— Ну и как мама?
Мы вышли за угол конвиктуса, и Юлиан обнял меня, просунув руки под спарвейк.
— Да ничего, все нормально. Знаешь… я наконец ей сказала, что порвала с Йэном. Что дружу с тобой.
Юлиан хмыкнул.
— Ну и как?
— Расстроилась, конечно. Ну в смысле, не из-за тебя… тебя-то она не знает. Ей сильно нравился Йэн.
— Понятно, - сказал Юлиан, - все-таки инквизитор. Шишка какая-никакая.
— Да брось ты… мирянину в инквизиции сильно не выслужиться. И он же еще только младший инквизитор, рядовой.
— Не скажи, - возразил Юлиан, - у них все равно полномочия есть. Связи. Это не то, что обычный смертный.
Я сама удивилась, но эти слова неприятно царапнули по сердцу.
Как будто я дружила с Йэном из-за этого.
— Нет, - я остановилась, - ты ошибаешься, Юли… поверь мне, ты ошибаешься. Работа у них не дай Боже… сутками. Там не работать, там жить надо. И… опасно тоже бывает на самом деле, не только в фильмах.
Юлиан улыбнулся мне снисходительно, как маленькому ребенку, но ничего возражать не стал. Мы вошли в кантину. Что ж, может быть, я и в самом деле слишком наивна… верю, что инквизиторы служат за совесть, а не за жизненные блага и связи.
Но ведь Йэн - он и в самом деле такой.
Другой вопрос, что это за служба, и нужна ли она - такая… Но уж в корыстолюбии его нельзя заподозрить.
Может быть, Юли по себе судит? Тьфу ты, ну что за мысли у меня?
Мы сели за столик.
— Опять жрать нечего, - сказал Юлиан, - одна капуста. Когда этот пост наконец кончится?
— Гороховая запеканка очень вкусная, - примирительно заметила я. Юлиан раздраженно дернул плечом.
Запеканку он брать не стал, взял себе салата, рагу и жутко дорогие бутербродики с икрой. Странно, что рыбу нельзя, а вот икру можно. Я, кстати, ее не люблю. Меня горох вполне устраивает. И сухое печенье к чаю.
Да и вообще есть не так уж хочется. Хочется смотреть на Юлиана. Кстати, перед едой он не молится. Он вообще такой - отвергает условности. И может быть, он и прав. Я все же перекрестилась на всякий случай. Это наше, женское - лучше перекреститься, мало ли что. Юлиан так красиво ест. Аккуратно, ловко подцепляет овощи на вилочку, и даже жует элегантно. Мне до него далеко, я так не умею. А еще девушка. Я чувствую себя неотесанной рядом с ним. И откуда это у Юли? Учился в обычной школе, мама - технолог на фабрике, папа - хирург. И эти белые манжеты с вышитой строчкой. Как у дипломата. Юли вообще любит одеваться. И мечтает, как бы меня принарядить получше. Правда, пока ничего особенного мне не дарил, да и на что ему - карта студенческая.
Что я хотела ему рассказать? Про Банрай и мальчика с желтухой. Почему-то не хочется. Я потом прочитала рекомендованную Банрай книгу по биомодуляторам. В самом деле, жутко интересно! Может, мне все-таки лучше специализироваться в науке? Заняться разработкой этих модуляторов? Но какой пошлостью это прозвучало бы сейчас!
Рядом с Юлианом.
— У вас детские уже были? - спрашиваю я.
— Не-а… у вас Банрай ведет? Говорят, стерва.
— Да-а… ей палец в рот не клади. У нее зубрить надо, - соглашаюсь я. А о чем поговорить еще? Надо говорить о том, что интересно ему. Странно, я так дико, безумно его люблю, но я не знаю, что на самом деле его интересует.
Я о нем знаю массу вещей - как он одевается, как дышит, как накручивает на палец прядь у виска. Но чем он интересуется? Ну он ударник в оркестре. Занимается кьянгом, новичок, как я - не очень-то это его увлекает, просто мы обязаны заниматься спортом. Специализироваться хочет по профилактической медицине и работать в санатории… Музыку он любит. Современную. Но я в ней ничего не понимаю, и не знаю, как о ней разговаривать - а сам он тоже со мной не говорит об этом.
— Попробуй, - Юлиан засунул мне в рот кусочек бутерброда. Я сморщилась.
— Гадость.
— Ты ничего не понимаешь. Ну… - он засмеялся. Я тоже - чувствуя, как тает мое сердце. Не надо ничего говорить. Никаких интересов не надо, умных разговоров - ничего. Только сидеть рядом, ощущать друг друга. Это - жизнь и счастье.
Жаль только, что все это так скоро кончится…
Пост в этот раз не был для меня настоящим постом - и Пасха не принесла обычной пронзительной радости.
Что поделаешь, теперь я живу иначе… когда-то пора прощаться с детством и детскими праздниками. Я ношу в себе иную тайну, волнующую, прекрасную.
Перед Пасхой все же пришлось исповедаться. Иначе это выглядело бы уж слишком диким. Отец Тимо явно обрадовался, увидев меня.
Встав на колени, я перечислила свои обычные грехи - лень, чревоугодие, сплетни о преподавателях, ложь по мелочам. Отец Тимо кивал. Когда я закончила, он сказал.
— С вами что-то происходит, Кристиана. Вы теряете веру?
Я пожала плечами. Захотелось разреветься, и я стиснула зубы. Только этого не хватало!
— Сядьте, - велел он. Я поднялась с колен и села на стул.
Не хватало, чтобы он меня расколол. Нет, я не боюсь. Есть тайна исповеди, дальше эта информация никуда не пойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123