Павлинов был там? Ему и это выпало? Неужели и этой беды не миновал этот тертый "майский жук"?
Однажды в "спецхране" Российской государственной библиотеки, листая подшивки эмигрантских "Морских записок", я наткнулся на воспоминания мичмана Николая Крыжановского.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Николай Николаевич Крыжановский, вахтенный начальник крейсера "Память Азова", затем служил на эскадренном броненосце "Слава". Участвовал в спасении пострадавших от землетрясений на Сицилии и Калабрии в 1908 году. В первую мировую войну был флагманским штурманским офицером штаба начальника минной обороны Балтийского моря. Кавалер многих боевых орденов. Из красной России выехал в 1921 году в Румынию. С начала 1923 года в Югославии, с осени 1923 в Нью-Йорке. Работал картографом. С 1944 и до самой смерти 10 января 1964 года возглавлял Общество бывших русских морских офицеров в Америке.
Глава седьмая
"МЕНЬШЕ КРОВИ - ЛУЧШЕ ДЛЯ РОССИИ"
Ревель. Лето 1906 года
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Этот снимок похож на кинокадр: выпрыгивает из пролетки юный мичман с едва пробившимися усами. В щегольской - по той давней моде - фуражке с высоким околышем и придавленной тульей, в шинели с иголочки, на плечах - новехонькие погоны с первой, только что проклюнувшейся посреди просвета офицерской звездочкой. И столько устремленности, столько веры в свою путеводную звезду, что снимок вот-вот оживет: сейчас хлестанет свою лошаденку возница в кучерском цилиндре, а этот мичман, подхвативший коробки, должно быть с парадным мундиром и летними фуражками, двинется скорым шагом к первому своему кораблю - крейсеру "Память Азова".
Эх, да кто теперь сможет понять - как ему тогда повезло! Пожалуй, это был самый счастливый миг его жизни. Вот уже год, как флот "обезлошадел", потеряв большую и лучшую часть своих кораблей в Порт-Артуре и Цусиме. И получить назначение после выпуска не на портовый блокшив, не в береговой экипаж, не в какую-нибудь флотскую контору, а на крейсер, пусть старый, пусть учебный, но крейсер! - понять это могут только такие же счастливцы, как и он, мичман Павлинов, друзья-однокашники мичманы Крыжановский и Сакович. В Морском корпусе их прозвали "тремя мушкетерами". Они жаждали подвигов и авантюр, и судьба немедленно втравила их, девятнадцатилетних, в самое настоящее морское приключение, о котором они могли только мечтать, читая страницы пиратских романов вроде бессмертного "Острова сокровищ". Правда, потом все трое испытали такое потрясение, что романтическая "пиратская" дурь навсегда выветрилась из их душ.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "Бунт команды на крейсере "Память Азова" произошел летом 1906 года в Балтийском море в бухте Папонвик близ Ревеля, - писал в сан-франциском журнале русских эмигрантов "Морские записки" Николай Крыжановский, - при этом большинство офицеров были убиты или ранены, а корабль поднял красный флаг вместо военного и ходил в море. Крейсер стрелял по военным судам, требуя их присоединения к "революции" и намеревался бомбардировать города, принуждая "берег" к тому же.
Лично мне, тогда девятнадцатилетнему мичману, выпало на долю быть действующим лицом в этой тяжелой драме, и все происшедшее оставило глубокий след в моей душе…
1906 год был полон революционных волнений и беспорядков по всей территории Российской империи. Шторм неудавшейся революции 1905 года прошел, но еще шла "крупная зыбь".
Нашему Учебному артиллерийскому отряду приказано уйти из Ревеля от греха подальше и перейти в бухту Папонвик: в 47 милях к востоку. Папонвик - глухая и в ту пору почти необитаемая бухта. Кругом лес. Ни жилья, ни дорог.
«Память Азова» и «Рига» стояли на якорях посреди бухты, а минные суда в глубине бухты, у берега. Сообщение с берегом, то есть привоз провизии, почты, сношения с портом, госпиталем и прочее, производилось посылкой минных судов в Ревель. На берег спускали "погулять" в лес.
…19 июля я стоял вахту с 8 до 12 вечера и, сменившись, лег спать. В начале второго ночи меня разбудил вестовой: "Старцер вас к себе требуют".
Старший офицер Мазуров позвал меня и лейтенанта Селитренникова в каюту: "На корабле находится посторонний, штатский человек. Мы его должны арестовать. Возьмите револьверы и идите за мною…"
Втроем мы вошли в темную жилую палубу и, пригнувшись под висячими койками, пробрались к носовой части корабля. У входа в таранное отделение палуба сужается. Здесь люди спят прямо на палубе, на рундуках и в подвесных койках. Тут же была моя заведомая часть - малярные каюты, которыми я ведал как окрасочный офицер". На палубе мы заметили одного из спящих в койке матросов, к которому сбоку примостился кто-то еще в рабочем платье. Мазуров приказал их поднять.
- Это кто? - спросил он меня.
- Маляр Козлов. А другого я не знаю.
Вторым был тщедушный молодой человек, небритый, совсем нематросского вида. Мазуров приблизился к нему.
- Ты кто?
- Кочегар.
- Номер?
- Сто двадцать два.
Это была очевидная ерунда. Номер не кочегарный.
- Обыщите его!
В кармане "кочегара" я нашел заряженный браунинг, в другом - патроны… Мы привели его в офицерское отделение и посадили в ваную каюту. Часовым приставили ученика комендора Тильмана. Именно Тильман и доложил старшему офицеру ночью, что на корабле "посторонний".
Разбудили всех офицеров. Командир спустился в кают-компанию и открыл дверь в комнату, где сидел арестованный. Тот лежал на крышке ванны и при появлении командира не пошевелился, глядя на него спокойно и дерзко.
- Вы кто такой? - спросил командир.
Неизвестный молчал.
- Отвечайте, ведь мы все равно узнаем.
- Ну, когда узнаете, то и будете знать, - дерзко ответил "вольный".
Его заперли снова, и он провел под арестом всю ночь.
При осмотре носового отсека выяснилось, что в таранном отделении недавно было сборище многих людей. Об этом говорил спертый и накуренный воздух. Дело оборачивалось всерьез…
Между тем в палубе, в пирамидах, стояли открыто ружья. Тогда офицеры и кондукторы стали таскать ружья в кают-компанию, где тут же снимали и прятали затворы, штыки укрывались отдельно. Командир приказал доложить адмиралу о происходящем. Я выбежал через батарейную палубу наверх и увидел контр-адмирала Дабича, прохаживающегося по юту.
"Я ничем тут помочь не могу. Пусть командир действует по усмотрению".
В это время вдруг остановилась динамо-машина, электричество погасло, и корабль погрузился в полный мрак в низах и в полумрак летней ночи на верхней палубе.
Кто-то доложил, что несколько человек напали на денежный сундук, ранили часового и разводящего, украли стоявший там ящик с патронами. Наверху, у самого светового люка в кают-компанию, раздался ружейный выстрел, а вслед затем пронзительный крик. Стреляли и кричали революционные матросы. Спрятавшись за мачту, матрос Кротков и матрос Пелявин из коечной сетки стреляли почти в упор в вахтенного начальника мичмана Збаровского. Две пули угодили в живот… Збаровский упал и долго потом валялся, корчась на палубе. Уже много позже его отнесли в лазарет, где он утром и скончался в сильных мучениях. Затем его выбросили за борт.
Вслед за первым выстрелом по всему кораблю начались какие-то крики, улюлюканья и выстрелы. Члены комитета и боевой дружины бегали по палубам и принуждали всех подниматься и принимать участие в бунте. Большинство команды робко притаилось в койках… Их тыкали штыками и выгоняли… Из командирского помещения послышался голос командира капитана 1 ранга Лозинского:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Однажды в "спецхране" Российской государственной библиотеки, листая подшивки эмигрантских "Морских записок", я наткнулся на воспоминания мичмана Николая Крыжановского.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Николай Николаевич Крыжановский, вахтенный начальник крейсера "Память Азова", затем служил на эскадренном броненосце "Слава". Участвовал в спасении пострадавших от землетрясений на Сицилии и Калабрии в 1908 году. В первую мировую войну был флагманским штурманским офицером штаба начальника минной обороны Балтийского моря. Кавалер многих боевых орденов. Из красной России выехал в 1921 году в Румынию. С начала 1923 года в Югославии, с осени 1923 в Нью-Йорке. Работал картографом. С 1944 и до самой смерти 10 января 1964 года возглавлял Общество бывших русских морских офицеров в Америке.
Глава седьмая
"МЕНЬШЕ КРОВИ - ЛУЧШЕ ДЛЯ РОССИИ"
Ревель. Лето 1906 года
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Этот снимок похож на кинокадр: выпрыгивает из пролетки юный мичман с едва пробившимися усами. В щегольской - по той давней моде - фуражке с высоким околышем и придавленной тульей, в шинели с иголочки, на плечах - новехонькие погоны с первой, только что проклюнувшейся посреди просвета офицерской звездочкой. И столько устремленности, столько веры в свою путеводную звезду, что снимок вот-вот оживет: сейчас хлестанет свою лошаденку возница в кучерском цилиндре, а этот мичман, подхвативший коробки, должно быть с парадным мундиром и летними фуражками, двинется скорым шагом к первому своему кораблю - крейсеру "Память Азова".
Эх, да кто теперь сможет понять - как ему тогда повезло! Пожалуй, это был самый счастливый миг его жизни. Вот уже год, как флот "обезлошадел", потеряв большую и лучшую часть своих кораблей в Порт-Артуре и Цусиме. И получить назначение после выпуска не на портовый блокшив, не в береговой экипаж, не в какую-нибудь флотскую контору, а на крейсер, пусть старый, пусть учебный, но крейсер! - понять это могут только такие же счастливцы, как и он, мичман Павлинов, друзья-однокашники мичманы Крыжановский и Сакович. В Морском корпусе их прозвали "тремя мушкетерами". Они жаждали подвигов и авантюр, и судьба немедленно втравила их, девятнадцатилетних, в самое настоящее морское приключение, о котором они могли только мечтать, читая страницы пиратских романов вроде бессмертного "Острова сокровищ". Правда, потом все трое испытали такое потрясение, что романтическая "пиратская" дурь навсегда выветрилась из их душ.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "Бунт команды на крейсере "Память Азова" произошел летом 1906 года в Балтийском море в бухте Папонвик близ Ревеля, - писал в сан-франциском журнале русских эмигрантов "Морские записки" Николай Крыжановский, - при этом большинство офицеров были убиты или ранены, а корабль поднял красный флаг вместо военного и ходил в море. Крейсер стрелял по военным судам, требуя их присоединения к "революции" и намеревался бомбардировать города, принуждая "берег" к тому же.
Лично мне, тогда девятнадцатилетнему мичману, выпало на долю быть действующим лицом в этой тяжелой драме, и все происшедшее оставило глубокий след в моей душе…
1906 год был полон революционных волнений и беспорядков по всей территории Российской империи. Шторм неудавшейся революции 1905 года прошел, но еще шла "крупная зыбь".
Нашему Учебному артиллерийскому отряду приказано уйти из Ревеля от греха подальше и перейти в бухту Папонвик: в 47 милях к востоку. Папонвик - глухая и в ту пору почти необитаемая бухта. Кругом лес. Ни жилья, ни дорог.
«Память Азова» и «Рига» стояли на якорях посреди бухты, а минные суда в глубине бухты, у берега. Сообщение с берегом, то есть привоз провизии, почты, сношения с портом, госпиталем и прочее, производилось посылкой минных судов в Ревель. На берег спускали "погулять" в лес.
…19 июля я стоял вахту с 8 до 12 вечера и, сменившись, лег спать. В начале второго ночи меня разбудил вестовой: "Старцер вас к себе требуют".
Старший офицер Мазуров позвал меня и лейтенанта Селитренникова в каюту: "На корабле находится посторонний, штатский человек. Мы его должны арестовать. Возьмите револьверы и идите за мною…"
Втроем мы вошли в темную жилую палубу и, пригнувшись под висячими койками, пробрались к носовой части корабля. У входа в таранное отделение палуба сужается. Здесь люди спят прямо на палубе, на рундуках и в подвесных койках. Тут же была моя заведомая часть - малярные каюты, которыми я ведал как окрасочный офицер". На палубе мы заметили одного из спящих в койке матросов, к которому сбоку примостился кто-то еще в рабочем платье. Мазуров приказал их поднять.
- Это кто? - спросил он меня.
- Маляр Козлов. А другого я не знаю.
Вторым был тщедушный молодой человек, небритый, совсем нематросского вида. Мазуров приблизился к нему.
- Ты кто?
- Кочегар.
- Номер?
- Сто двадцать два.
Это была очевидная ерунда. Номер не кочегарный.
- Обыщите его!
В кармане "кочегара" я нашел заряженный браунинг, в другом - патроны… Мы привели его в офицерское отделение и посадили в ваную каюту. Часовым приставили ученика комендора Тильмана. Именно Тильман и доложил старшему офицеру ночью, что на корабле "посторонний".
Разбудили всех офицеров. Командир спустился в кают-компанию и открыл дверь в комнату, где сидел арестованный. Тот лежал на крышке ванны и при появлении командира не пошевелился, глядя на него спокойно и дерзко.
- Вы кто такой? - спросил командир.
Неизвестный молчал.
- Отвечайте, ведь мы все равно узнаем.
- Ну, когда узнаете, то и будете знать, - дерзко ответил "вольный".
Его заперли снова, и он провел под арестом всю ночь.
При осмотре носового отсека выяснилось, что в таранном отделении недавно было сборище многих людей. Об этом говорил спертый и накуренный воздух. Дело оборачивалось всерьез…
Между тем в палубе, в пирамидах, стояли открыто ружья. Тогда офицеры и кондукторы стали таскать ружья в кают-компанию, где тут же снимали и прятали затворы, штыки укрывались отдельно. Командир приказал доложить адмиралу о происходящем. Я выбежал через батарейную палубу наверх и увидел контр-адмирала Дабича, прохаживающегося по юту.
"Я ничем тут помочь не могу. Пусть командир действует по усмотрению".
В это время вдруг остановилась динамо-машина, электричество погасло, и корабль погрузился в полный мрак в низах и в полумрак летней ночи на верхней палубе.
Кто-то доложил, что несколько человек напали на денежный сундук, ранили часового и разводящего, украли стоявший там ящик с патронами. Наверху, у самого светового люка в кают-компанию, раздался ружейный выстрел, а вслед затем пронзительный крик. Стреляли и кричали революционные матросы. Спрятавшись за мачту, матрос Кротков и матрос Пелявин из коечной сетки стреляли почти в упор в вахтенного начальника мичмана Збаровского. Две пули угодили в живот… Збаровский упал и долго потом валялся, корчась на палубе. Уже много позже его отнесли в лазарет, где он утром и скончался в сильных мучениях. Затем его выбросили за борт.
Вслед за первым выстрелом по всему кораблю начались какие-то крики, улюлюканья и выстрелы. Члены комитета и боевой дружины бегали по палубам и принуждали всех подниматься и принимать участие в бунте. Большинство команды робко притаилось в койках… Их тыкали штыками и выгоняли… Из командирского помещения послышался голос командира капитана 1 ранга Лозинского:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88