Самое сложное выполнили матросы Шулепников, Свирин и Леонов. Они в течение двух месяцев незаметно разбирали в кирпичной стене лаз. Это в помещении где почти постоянно пребывали люди! Мусор они горстями уносили за печку… Наконец, проход был готов, и мы назначили ночь побега. Последняя проверка у офицеров проводилась в 24. 00. Как только она закончилась, Власов и Родных перебрались на нашу сторону. Но дверь из комнаты с проломом в стене оказалась запертой на ключ. Срочно изготовили отмычку и открыли ее. Обнялись на радостях. Ну, ребята - вперед!
Нервы у всех перенапряглись, ведь два месяца готовились! Летчики быстро переодевались в наши макинтоши. Вдруг раздался истошный крик - кричал врач-поляк с той, генеральной половины: “Алярм! Алярм! Советы побегли!” Через секунду-другую, взвыла сирена, вспыхнул прожектор, на стены бросились солдаты с овчарками, лязгнули запоры на первом этаже нашего блокгауза. Власов еще рвался бежать… “Успеем!” Потом сам понял, что все сорвалось. “Расходитесь все по своим койкам! Мы все возьмем на себя. Только звезду спрячьте!” И он сунул матросу Фесаку золотую звездочку Героя, завернутую в тряпицу. Ему удалось сохранить ее во время бесчисленных шмонов?! Тут ворвался унтер Вейфель с солдатами. Власова схватили, а Родных успели перебраться на свою половину.
Лишь спустя много лет, я узнал, что стало с отважным летчиком. В лагере смертников под Нюрнбергом Николай Власов попытался организовать с двумя военнопленными побег большой группы. Но дело не вышло, и подполковника живым сожгли в крематории…”
Из неподписанной тетради:
«…Капитаны Богданов, Балицкий, Донец, Новодворский писали и передавали командованию лагеря протесты, требуя улучшения условий содержания и встречи со шведским консулом, представлявшим интересы Советского Союза.
…10 февраля 1942 года лагерь посетил представитель шведского консульства. На обед в его присутствии всем было выдано по куску кровяной колбасы. Мы показали консулу опухших от голода товарищей, говорили о невыносимых условиях жизни, но консул молча кивал головой. Маленький значок со свастикой, прикрепленный к лацкану его пиджака говорил сам за себя.
15 марта. Нам увеличили пайку хлеба на 50 грамм. Но моряки уже начали умирать от истощения. Первым умер стармех «Кагановича» т. Коваленко Ф.М. Затем - 2-й механик «Магнитогорска» Брагин В.М.
24 марта скончался матрос с того же парохода Данилов. 21 мая умер кочегар с «Кагановича» Кунзин. Через три дня - не стало доктора с «Днестра» Харичева…
Надо было чем-то занять людей, отвлечь от тягостного ожидания мучительного конца, и тогда мы решили организовать Курсы штурманов и механиков. Это вселяло уверенность в то, что у нас всех есть будущее и что победа нашей страны в этой войне - несомненна, и все мы, выжившие, пригодимся Родине в качестве специалистов флота. Таков был психологический подтекст этого обучения. И это здорово поднимало силы.
В марте 1942 года немцы устроили смотр физического состояния заключенных. Перед одетыми в пальто с меховыми воротниками офицерами конвоиры прогнали строй раздетых до гола моряков. Зрелище было удручающее - парад скелетов.
Немцы объявили: кто хочет улучшить свое питание, тот должен идти работать.
Однако никто из моряков не согласился. Тогда нам уменьшили выдачу хлеба на 70 граммов. Тем не менее более крепкие товарищи делились своими крохами с наиболее ослабевшими, с доходягами. Возможно, эта помощь не могла их спасти, но она была необходима для того, чтобы смерть души не наступила раньше смерти тела.
В конце концов, немцы - уже силой оружия - выгнали нас на работы в каменоломни, на земляные работы, на лесозаготовки. Многи стали симулировать болезни, растравлять раны. За прямой отказ от работы сажали в карцер на хлеб и воду.
Администрация лагеря понимала, что сопротивление моряков кем-то организовано и первое подозрение пало на помполитов -(штатных помощников капитанов по политической работе). Помполиты Зотов, Гребенкин, Пучков, Жемчук и Антонов были отделены от общей массы, но сопротивление не уменьшилось Ведь оно направлялось подпольным партийным бюро, куда вошли Дальк, Шилин, Устинов, Иконников, Сементовский. Поручения нашего партбюро охотно выполняли и беспартийные, которые видели в нем противостоящую немцам организованную силу. Многие даже стали вступать в партию - Свирин, Богданов, Леонов, Черняев…
Используя выход из лагеря на работы, стали искать связи с другим военнопленными, а также с прогрессивно настроенными немцами.
Как-то на чердаке одного заброшенного дома нашли старый разломанный радиоприемник. Разобрали и по частям пронесли детали в замок. Судовой радист Рудаков собрал что мог, а недостающие лампы выпросил у сочуствующих немцев. Так в лагере началось прослушивание сводок Информбюро. Эти вести с Родины просто окрыляли, поднимали дух. Наши воюют, наши бьют фашистов на всех фронтах, значит однажды…
И однажды эти дни наступили. Мы почувствовали, как немцы - по мере приближения наших войск к границам Германии - стали относится к нам по другому. Не все, конечно, но среди лагерного персонала началось явное расслоение. Одни рассчитывали на поблажку после капитуляции Германии, другие, напротив, свирипели, и от них можно было ожидать самых опасных выходок. Заместитель коменданта лагеря Исбах явно относился к тем, кто был более дальновидным и здравомыслящим. Парбюро поручило капитану Богданову установить с ним дружеский контакт, если так можно сказать. Кроме того было принять решение готовить вооруженное восстание.
Исбах пошел на сближение с моряками, и дал ряд важных рекомендаций, как вести себя при эвакуации лагеря, если комендант лагеря решится нас вывести из замка.
20 апреля 1945 года комендант объявил нам об эвакуации лагеря моряков в Мюнхен. Однако по предупреждению Исбаха, мы знали, что в пути нам всем уготован расстрел. Именно таким образом немцы окончательно «решали проблему» интернированных советских моряков.
21 апреля колонна моряков вышла из крепости и через день пешего пути прибыла в деревню Руппертсбах.
23 апреля в 16 часов комендант приказал построиться для дальнейшего движения, и когда мы собрались в колонну, комендант крикнул конвоирам - «Файер!», «Огонь!» По безоружным людям ударили автоматы. Первым был убит Ковчан, ранен Заглединов. Но тут вмешался зам коменданта лагеря Исбах и стрельба была прекращена.
Ночью мы пришли в деревню Мюккенхоль. Комендант и часть офицеров ушли дальше. Оставшейся охране было приказано стрелять по нас без предупреждения при любой попытке оставить сарая, в котором мы были заперты. Однако к нам просочились сведения, что в трех километрах от деревни уже стоят американские войска.
Утром капитан Богданов благополучно выбрался из сарая и бежал. Он добрался до села, где стояли американцы и через два часа вернулся к нам, но уже с двумя бронетранспортерами, в которых сидели американские солдаты. Охрана тут же сдалась. А мы вышли на свободу!
Теперь перед нами была только одна проблема - как поскорее вернуться на Родину!»
* * *
Лишь в апреле 1945 года, когда в Баварию вступили американские войска, закончилось затянувшееся “плавание” шести советских экипажей. Да, их несладкая жизнь в замке Вюрцбург, была все же легче, чем в обычных лагерях для военнопленных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Нервы у всех перенапряглись, ведь два месяца готовились! Летчики быстро переодевались в наши макинтоши. Вдруг раздался истошный крик - кричал врач-поляк с той, генеральной половины: “Алярм! Алярм! Советы побегли!” Через секунду-другую, взвыла сирена, вспыхнул прожектор, на стены бросились солдаты с овчарками, лязгнули запоры на первом этаже нашего блокгауза. Власов еще рвался бежать… “Успеем!” Потом сам понял, что все сорвалось. “Расходитесь все по своим койкам! Мы все возьмем на себя. Только звезду спрячьте!” И он сунул матросу Фесаку золотую звездочку Героя, завернутую в тряпицу. Ему удалось сохранить ее во время бесчисленных шмонов?! Тут ворвался унтер Вейфель с солдатами. Власова схватили, а Родных успели перебраться на свою половину.
Лишь спустя много лет, я узнал, что стало с отважным летчиком. В лагере смертников под Нюрнбергом Николай Власов попытался организовать с двумя военнопленными побег большой группы. Но дело не вышло, и подполковника живым сожгли в крематории…”
Из неподписанной тетради:
«…Капитаны Богданов, Балицкий, Донец, Новодворский писали и передавали командованию лагеря протесты, требуя улучшения условий содержания и встречи со шведским консулом, представлявшим интересы Советского Союза.
…10 февраля 1942 года лагерь посетил представитель шведского консульства. На обед в его присутствии всем было выдано по куску кровяной колбасы. Мы показали консулу опухших от голода товарищей, говорили о невыносимых условиях жизни, но консул молча кивал головой. Маленький значок со свастикой, прикрепленный к лацкану его пиджака говорил сам за себя.
15 марта. Нам увеличили пайку хлеба на 50 грамм. Но моряки уже начали умирать от истощения. Первым умер стармех «Кагановича» т. Коваленко Ф.М. Затем - 2-й механик «Магнитогорска» Брагин В.М.
24 марта скончался матрос с того же парохода Данилов. 21 мая умер кочегар с «Кагановича» Кунзин. Через три дня - не стало доктора с «Днестра» Харичева…
Надо было чем-то занять людей, отвлечь от тягостного ожидания мучительного конца, и тогда мы решили организовать Курсы штурманов и механиков. Это вселяло уверенность в то, что у нас всех есть будущее и что победа нашей страны в этой войне - несомненна, и все мы, выжившие, пригодимся Родине в качестве специалистов флота. Таков был психологический подтекст этого обучения. И это здорово поднимало силы.
В марте 1942 года немцы устроили смотр физического состояния заключенных. Перед одетыми в пальто с меховыми воротниками офицерами конвоиры прогнали строй раздетых до гола моряков. Зрелище было удручающее - парад скелетов.
Немцы объявили: кто хочет улучшить свое питание, тот должен идти работать.
Однако никто из моряков не согласился. Тогда нам уменьшили выдачу хлеба на 70 граммов. Тем не менее более крепкие товарищи делились своими крохами с наиболее ослабевшими, с доходягами. Возможно, эта помощь не могла их спасти, но она была необходима для того, чтобы смерть души не наступила раньше смерти тела.
В конце концов, немцы - уже силой оружия - выгнали нас на работы в каменоломни, на земляные работы, на лесозаготовки. Многи стали симулировать болезни, растравлять раны. За прямой отказ от работы сажали в карцер на хлеб и воду.
Администрация лагеря понимала, что сопротивление моряков кем-то организовано и первое подозрение пало на помполитов -(штатных помощников капитанов по политической работе). Помполиты Зотов, Гребенкин, Пучков, Жемчук и Антонов были отделены от общей массы, но сопротивление не уменьшилось Ведь оно направлялось подпольным партийным бюро, куда вошли Дальк, Шилин, Устинов, Иконников, Сементовский. Поручения нашего партбюро охотно выполняли и беспартийные, которые видели в нем противостоящую немцам организованную силу. Многие даже стали вступать в партию - Свирин, Богданов, Леонов, Черняев…
Используя выход из лагеря на работы, стали искать связи с другим военнопленными, а также с прогрессивно настроенными немцами.
Как-то на чердаке одного заброшенного дома нашли старый разломанный радиоприемник. Разобрали и по частям пронесли детали в замок. Судовой радист Рудаков собрал что мог, а недостающие лампы выпросил у сочуствующих немцев. Так в лагере началось прослушивание сводок Информбюро. Эти вести с Родины просто окрыляли, поднимали дух. Наши воюют, наши бьют фашистов на всех фронтах, значит однажды…
И однажды эти дни наступили. Мы почувствовали, как немцы - по мере приближения наших войск к границам Германии - стали относится к нам по другому. Не все, конечно, но среди лагерного персонала началось явное расслоение. Одни рассчитывали на поблажку после капитуляции Германии, другие, напротив, свирипели, и от них можно было ожидать самых опасных выходок. Заместитель коменданта лагеря Исбах явно относился к тем, кто был более дальновидным и здравомыслящим. Парбюро поручило капитану Богданову установить с ним дружеский контакт, если так можно сказать. Кроме того было принять решение готовить вооруженное восстание.
Исбах пошел на сближение с моряками, и дал ряд важных рекомендаций, как вести себя при эвакуации лагеря, если комендант лагеря решится нас вывести из замка.
20 апреля 1945 года комендант объявил нам об эвакуации лагеря моряков в Мюнхен. Однако по предупреждению Исбаха, мы знали, что в пути нам всем уготован расстрел. Именно таким образом немцы окончательно «решали проблему» интернированных советских моряков.
21 апреля колонна моряков вышла из крепости и через день пешего пути прибыла в деревню Руппертсбах.
23 апреля в 16 часов комендант приказал построиться для дальнейшего движения, и когда мы собрались в колонну, комендант крикнул конвоирам - «Файер!», «Огонь!» По безоружным людям ударили автоматы. Первым был убит Ковчан, ранен Заглединов. Но тут вмешался зам коменданта лагеря Исбах и стрельба была прекращена.
Ночью мы пришли в деревню Мюккенхоль. Комендант и часть офицеров ушли дальше. Оставшейся охране было приказано стрелять по нас без предупреждения при любой попытке оставить сарая, в котором мы были заперты. Однако к нам просочились сведения, что в трех километрах от деревни уже стоят американские войска.
Утром капитан Богданов благополучно выбрался из сарая и бежал. Он добрался до села, где стояли американцы и через два часа вернулся к нам, но уже с двумя бронетранспортерами, в которых сидели американские солдаты. Охрана тут же сдалась. А мы вышли на свободу!
Теперь перед нами была только одна проблема - как поскорее вернуться на Родину!»
* * *
Лишь в апреле 1945 года, когда в Баварию вступили американские войска, закончилось затянувшееся “плавание” шести советских экипажей. Да, их несладкая жизнь в замке Вюрцбург, была все же легче, чем в обычных лагерях для военнопленных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88