Знал ли начальник ревельского порта контр-адмирал Павел Вульф, чьми стараниями был воздвигнут монумент, что он хлопочет и о будущем памятнике своему сыну - лейтенанту Владимиру Вульфу, который погибнет спустя два года после открытия мемориала «Русалки» в Порт-Артуре на броненосце «Петропавловск» вместе с адмиралом С. О. Макаровым? Разумеется, не знал, но до конца своих дней приносил к подножию бронзового ангела цветы в день рождения и в день гибели, сына, старшего штурманского офицера «Петропавловска».
Не думал, не гадал и контр-адмирал Бурачек, пославший «Русалку» в роковой поход (часть вины легла и на его эполеты), что гранитный пьедестал в Кадриорге станет символическим надгробием его сына - мичмана Павла Бурачека, погибшего в один день с другом детства Володей Вульфом на «Петропавловске», будучи флаг-офицером у адмирала Макарова. Кстати, сам Степан Осипович начинал свою морскую службу на «Русалке». Кто знает, быть может, заклятие неосвященного корабля роковой нитью связало судьбы этих трех моряков - Макарова, Бурачека, Вульфа?
А вот к сыновьям командира «Русалки» Виктора Иениша, ставшими тоже корабельными офицерами, морская фортуна была милостива. Старшего - Николая (когда погиб отец, ему было 13 лет) она живым и невредимым провела через все баталии Порт-Артура. Спасла потом и от красного террора. Свой век бывший капитан 1-го ранга российского императорского флота доживал в Ницце, где и был погребен в 1966 году. Неизвестно, как сложилась после революции жизнь младшего сына - старшего лейтенанта Владимира Иениша. Но снаряды и пули первой мировой войны его пощадили.
Бог миловал и сыновей командира «Тучи» кавторанга Лушкова, на чьи головы пал позор отцовского прегрешения. Они тоже стали морскими офицерами. Оба храбро воевали в первую мировую, пытаясь вернуть фамилии утраченную честь. Александр Лушков был старшим артиллеристом линкора «Петропавловск», разумеется, нового, названного в честь порт-артурского броненосца.
Судьба Лушкова-младшего - Владимира, капитана 2-го ранга, кавалера многих боевых наград сложилась более драматично: после боев в рядах белой Северо-Западной армий он остался в Эстонии. Служил в Таллинне' начальником Морского арсенала. В 1940 году был арестован органами НКВД и отправлен в лагерь. Скончался он в 1964 году в Эстонии.
В чем только не обвиняли у нас царских адмиралов. В одном им не отказать - умели в российском императорском флоте чтить своих погибших. И никогда не скрывали от народа гибели кораблей, даже если несчастье случалось и в мирные годы. «Россияне не забывают своих героев-мучеников» - золотом выбито на постаменте «Русалки». Увы, как часто попиралась эта святая заповедь в совсем недавние еще годы! На треть века были преданы забвению герои-мученики линкора «Новороссийск». Лишь в 1991 году были выбиты их имена на плитах Братского кладбища в Севастополе.
Отреклись мы от своих мертвых моряков с затонувшей подводной лодки К-129, которых подняли из глубины американцы. Тайно хоронили убитых радиацией героев-подводников с атомохода К-19. И только в этом году уцелевшим офицерам с БПК «Отважный», затонувшего под Севастополем в 1974 году, разрешили выйти в точку гибели корабля и опустить на воду траурный венок.
* * *
В погожий день сентябрьского воскресенья 1993 года в старинном приморском парке Кадриорг собрались сотни горожан с цветами и венками. Подошли с моря и стали на якоря в виду Памятника яхты из Центра парусного спорта. Под песнопения архиерейской панихиды замерли в почетном карауле российские и эстонские военные моряки. Забыты на время все тяжбы и распри. Среди погибших моряков русского корабля были и эстонцы… Есть о чем «оду-мать в минуты траурного молчания.
Если моряки спустя сто лет после своей гибели сумели собрать к своему надгробию столько людей, вправе ли мы думать, что их больше нет среди нас?
ЗНАК ВИШНУ
В основу этой повести легли трофейные архивные документы о штурме немецкими войсками Брестского укрепленного района в 1941 году и материалы об осушении подземных сооружений в Восточной Пруссии, затопленных по приказу Геринга в конце войны.
На карте Германии нет города Альтхафена. Улицы и площади, на которых живут и действуют герои «Знака Вишну», сведены воедино из трех городов - Кенигсберга (ныне Калининград), Пиллау (ныне Балтийск) и Штеттина (ныне Щецин). Так же объединены и некоторые события, имевшие место в этих городах в 1945 - 1946 годах.
Название частей вермахта, в том числе диверсионного полка «Бранденбург», соединения морских штурмовых средств «К» и др. - подлинные.
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС «КРАББЕ»
В тот день Михель Хорн, шкипер плавучего мусоросборщика «Краббе», устроил себе королевский завтрак, который, увы, стал последней трапезой его жизни. Утром в порт пробралась младшая дочь шкипера и принесла в плетеной корзинке круг копченой эрзац-колбасы, флакон настурциевого уксуса и термос с черемуховым кофе. Старик макал в цветочный уксус кусок колбасы, в которой желтели обрезки коровьего вымени, запивал еду горячим кофе и чувствовал себя на верху блаженства.
С тех пор как Альтхафен стали бомбить не только англичане, но и русские и город объявили на осадном положении, шкипер Хорн не покидал свое непритязательное судно, жил в рулевой рубке, благо ее тесное пространство позволяло вытянуть на ночь ноги.
Каждое утро, как и всю войну, «Краббе» отправлялся в рейс по акватории гавани, собирая в свои распахнутые створки-«клешни» плавающий мусор. К весне сорок пятого это было более чем бессмысленное занятие Крупные корабли давно ушли из порта на запад, а все, что не могло передвигаться самостоятельно, либо увели буксиры, либо затопили прямо у причалов. Никогда еще старинная ганзейская гавань не выглядела столь уныло. То тут то там торчали из воды мачты и трубы разбомбленных эсминцев, грузовых и пассажирских пароходов и даже одной парусной шхуны с обрывками сгоревших парусов.
На плаву оставались еще док-эллинг и паровой кран, маячивший у серой громады дока. Но и их ждала невеселая участь.
Михель Хорн вел свой «Краббе» привычным путём, огибая затопленные суда. Нелепый корпус мусоросборщика, выкрашенный в черный цвет, походил на катафалк, бесцельно фланирующий по кладбищу кораблей. В суете эвакуации, в неразберихе последних недель о шкипере Хорне позабыли все, кроме младшей дочери, жившей в Хинтерланде[1] при доме пастора.
Ни коменданту порта, ни командиру дивизиона вспомогательных судов не приходило в голову, что старый трудяга «Краббе» по-прежнему несет свою санитарную службу. И если бы Хорн еще месяц назад перебрался к дочери на Кирхенплатц, его бы никто не хватился. Но Михель Хорн был истинным моряком и считал, что шкипер не вправе бросать свое судно на произвол судьбы, даже если это всего лишь старый портовый мусоросбор-щик. Три года назад на «Краббе» плавал еще и моторист. После катастрофы под Сталинградом его призвали в вермахт. Так что Хорн управлялся теперь один, и передоверить судно было некому. Да он и не собирался этого делать.
«Краббе» как никогда пожинал обильную жатву: чего только не попадало в его бункер в эти последние месяцы «третьего рейха»! Фуражки морских офицеров и черные пилотки подводников, пробковые пояса и кухте-ли - поплавки рыбацких сетей, обломки корабельного дерева, дамские сумочки, разбухшие книги, глушенная взрывами рыба…
Если бы не эта рыба, он давно бы протянул ноги с голоду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88