Я кое-как боком протиснулся в джип, откуда наблюдал, как приехали Конрад с Ярроу, которые привезли с собой огромных размеров папку, и как потом они уехали с недовольными, красными физиономиями.
После их ухода Роджер принес снятые копии в джип, и мы вместе стали их разглядывать.
По его словам, планы были на трех больших листах с синими линиями на бледно-серой бумаге, но из-за того, что копировальная машина меньше по размеру, они получились как будто сжатыми и с черными линиями. На одном листе был план первого этажа. Другой представлял собой вертикальную проекцию всех четырех сторон. Третий походил на беспорядочное переплетение тоненьких, как нитки, линий, образующих трехмерный план здания.
– Что это еще такое? – удивился Роджер, а я, нахмурившись, склонился над этим листом. – В жизни не видел ничего подобного.
– Это аксиометрический чертеж.
– Чего-чего?
– Аксиометрическая проекция – план здания в трех измерениях, что намного проще, чем мучиться с подлинными перспективами. Вы поворачиваете план под любым углом и продолжаете вертикали дальше… Простите, что забиваю вам голову, – извинился я. – Вы сами напросились.
Роджеру легче было разобраться с проекциями.
– Батюшки, – сказал он, – так ведь это какой-то стеклянный параллелепипед.
– Не так-то плохо, совсем даже неплохо. Незаконченно, но неплохо.
– Ли!
– Извините, – сказал я. – Как бы там ни было, я бы не стал его строить в Стрэттон-Парке, а возможно, и вообще в Англии. Эта штуковина просится в тропики, где необходимо мощное кондиционирование воздуха. Но в здешней местности здание не обещает быть ультракомфортабельным.
– Это уже лучше, – с облегчением промолвил Роджер.
Я посмотрел на правый верхний угол каждого из листов. На всех трех была простая надпись «Трибуны клуба», «Уилсон Ярроу, ДАА». Единоличное авторство. Никаких партнеров, никакой фирмы.
– Лучшие трибуны ипподрома построены в Арлингтон-Парке под Чикаго.
– А я считал, что вы не увлекаетесь скачками, – заметил Роджер.
– А я там и не был. Просто видел планы и снимки.
Он рассмеялся.
– А мы не можем завести себе такие же?
– Вы можете воспользоваться их идеей.
– Хорошо бы, – проговорил он, снова сбивая копии в аккуратную пачку. – Подождите, пока я суну их в сейф.
Он ненадолго вышел, вернувшись, сел за руль, и мы направились к его дому, всего в полумиле от конторы. Там мы не нашли ни души: ни детей, ни жены.
Они оказались в автобусе. Ребята пригласили миссис Гарднер на чай (сандвичи с тунцом, хрустящий картофель и шоколадные вафли), и теперь все сидели, уставившись в телевизор, где показывали футбол.
Когда Гарднеры ушли, Кристофер высказал ей самую высокую похвалу: «Она понимает даже, что такое офсайд».
Футбольная передача продолжалась. Я востребовал свою койку, сместив с нее одного-двух зрителей, и лег на живот, пытаясь смотреть передачу. После последних кадров (повтора всех забитых на той неделе голов) Кристофер приготовил всем ужин – консервированные спагетти на тостах. Затем мальчики выбрали видеокассету из полудюжины фильмов, которые я взял напрокат во время последней охоты за развалинами, и стали смотреть кино. Я лежал, чувствуя крайнее измождение после этого необыкновенно длинного дня, и где-то к середине фильма благостно заснул.
Я проснулся в три часа ночи, все еще лежа плашмя, так и не раздевшись.
Автобус стоял, погрузившись в темноту и абсолютную тишину, все мальчики посапывали на своих полках. Я обратил внимание, что они не стали меня будить, а просто прикрыли одеялом.
На столе в изголовье моей койки стоял полный стакан воды.
Я посмотрел на него с благодарностью и приятным изумлением, и в горле у меня встал комок.
Накануне вечером, когда я поставил там стакан, Тоби, для которого после взрыва все, выходящее за рамки заведенного порядка или привычных действий, вызывало трепетное беспокойство, спросил, зачем я это делаю.
– В больнице, – объяснил я ему, – мне дали таблетки, чтобы я выпил, если проснусь среди ночи и заболят порезы.
– А. А где таблетки?
– У меня под подушкой.
Они кивнули, приняв информацию к сведению. Я скоро проснулся и выпил таблетки, о чем они поговорили между собой утром.
Так вот, в эту ночь стакан снова появился на том же месте, чтобы я мог попить, и его поставили туда мои сыновья. Я выпил таблетки и, лежа в темноте, чувствовал себя одновременно и отвратительно больным, и замечательно счастливым. Утром, которое выдалось великолепным, мальчики открыли все окошки навстречу свежему воздуху, и я раздал им пасхальные подарки, которые Аманда спрятала в сундучок под моей койкой. Каждый мальчик получил шоколадное пасхальное яйцо, книжку в мягкой обложке и маленькую ручную компьютерную игру.
– Она хочет поговорить с тобой, папа, – сказал Элан и подал мне телефон, и я сказал ей «Хай», «Счастливой Пасхи» и «Как там Джеми?».
– С ним все в порядке. Ты хорошо кормишь детей? Ли, сандвичей и консервированных спагетти недостаточно. Я спрашивала Кристофера… он говорит, ты вчера не покупал фрукты.
– Они ели бананы и корнфлекс сегодня на завтрак.
– Нужны фрукты и свежие овощи, – сказала она.
– О'кей.
– А можете вы продлить ваше путешествие еще и в среду и в четверг?
– Как скажешь.
– Да. И сдай их одежду в стирку, хорошо?
– Обязательно.
– Не нашел еще подходящей развалины?
– Ищу.
– Мы проедаем сбережения, – напомнила она мне.
– Да, знаю. Мальчикам нужны новые кроссовки.
– Можешь купить их.
– Ладно.
Разговор, как обычно, ограничился преимущественно заботой о детях. Собравшись с силами, я сказал:
– Как прошел вечер у сестры, весело было?
– Чего? – В ее голосе послышалась недоверчивость пополам с настороженностью, потом она произнесла: – Чудно, прекрасно. Она шлет тебе привет.
– Спасибо.
– Береги детей, Ли.
– Да, – сказал я, потом «Счастливой Пасхи» и «До свидания, Аманда».
– Она попросила позвонить ей завтра вечером, – сообщил мне Кристофер.
– Она думает о вас. Она хочет, чтобы мы день-два еще поохотились за развалинами.
Удивительное дело, ни один не возражал. Конечно же, все сидели, уткнувшись в свои попискивающие и поблескивающие огоньками игры.
В дверь громко постучали, и тут же в автобус просунулась голова Роджера.
– Ваш приятель Генри, – сказал он мне, – приехал сам на машине с низкой платформой, а с ним шесть огромных грузовиков с большим шатром, и он не хочет ничего разгружать, пока не поговорит с вами.
– Большой шатер Генри! – задохнулся от восторга Кристофер. – Тот, который у нас был над пабом, пока ты не построил наш дом?
– Точно.
Ребята моментально позакрывали окошки, и не успели мы оглянуться, как они уже стояли на дороге в предвкушении огромного удовольствия. Роджер беспомощно махнул им рукой в сторону джипа, и ребятня набилась на заднее сиденье, толкаясь и дерясь за любимые места.
– Сидеть или вылезайте! – рявкнул Роджер, как будто на полковом плацу, и они испуганно расселись на узком сиденье.
– Меняю вам мальчишек на Марджори, – предложил я.
– Идет.
Он мигом домчал нас до частной дороги, по-боевому, с полного хода свернул на нее и, лихо притормозив, как вкопанный остановился перед своей конторой, где предупредил мое потомство, что при первых же признаках неповиновения последует немедленная отправка в автобус до конца дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76