Я знаю, что старик верил, что все останется по-прежнему, ему этого хотелось, и я, наверное, мог бы кое-что сделать, но знать бы только, что.
Он сунул руку в карман и достал визитку. Я взял ее, кивнув, ничего не обещая, но он счел мой кивок за добрый признак.
– Спасибо вам большое, – сказал он. Оливер Уэллс сидел в машине с ним рядом, всем своим видом показывая, что, как он и думал, их миссия оказалась бесполезной. Ему так и не удалось вызвать у меня чувство вины. Все, что было мне известно о Стрэттонах, говорило мне, что лучше держаться от них подальше.
Роджер Гарднер помахал мне на прощанье рукой и тронулся с места, а я к дому, надеясь, что больше его не увижу.
– Что это за люди? – спросила Аманда. – Чего им нужно?
Светловолосая женщина, моя жена, лежала на противоположной стороне квадратной, шириной в семь футов, постели, подчеркивая этим пролегшее между нами расстояние.
– Они хотели получить благородного рыцаря для спасения ипподрома Стрэттон-Парк.
Она прикинула, что бы это могло значить.
– Подвиг во спасение? И это ты? Твои старые акции? Надеюсь, ты сказал нет.
– Я сказал нет.
– Потому-то и не спишь, а глазеешь в потолок?
На самом деле я смотрел не на потолок, а на балдахин над нашей огромной кроватью с четырьмя столбиками, похожий на средневековый шатер, – единственный способ создать интимную обстановку в те далекие дни, когда еще не догадались делать отдельные спальни. Театральная роскошь раскидистого полога, кистей и вообще многообещающей кровати вводила друзей в заблуждение – истинное значение ее ширины понимали только мы с Амандой. Я мастерил ее целых два дня, плотничал, столярничал и шил, и теперь она служила с таким трудом достигнутому нами компромиссу. Мы будем жить в одном доме и даже в одной кровати, но отдельно.
– На этой неделе детей отпускают на каникулы, – сказала Аманда.
– Ну?
– Ты говорил, что возьмешь их куда-нибудь на Пасху.
– В самом деле?
– Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, что говорил.
Я сказал это только для того, чтобы избежать ссоры. «Никогда не делай необдуманных обещаний, – сказал я себе. – Неисправимая ошибка».
– Что-нибудь придумаю, – сказал я.
– И в отношении дома…
– Если он тебе нравится, что же, мы здесь останемся, – проговорил я.
– Ли! – Она приподнялась на локте.
Я знал, что у нее наготове тысяча доводов, – уже давно я слышал подспудные намеки, вздохи, не понять которые было просто невозможно. Это началось с того самого момента, когда засыпали гравий в дорожку перед входной дверью и я пригласил инспектора для окончательного решения.
Дом находился в полном моем владении, был закончен и мог быть выставлен на продажу, пора было получить какие-нибудь деньги. Половина моего рабочего капитала лежала зацементированной в стенах этого дома.
– Мальчикам нужна более устроенная жизнь, – заявила Аманда, не привыкшая оставлять свои аргументы при себе.
– Да.
– Несправедливо перетаскивать их из школы в школу.
– Конечно.
– Они переживают, что придется отсюда уезжать.
– Скажи им, чтобы не переживали.
– Не верю! Неужели мы можем себе это позволить? Я помню, ты говорил, что не можем. Как насчет особняка под Оксфордом с деревом, растущим в гостиной?
– Если повезет, на этой неделе получу разрешение на проектирование.
– Но мы туда не поедем, так?
Несмотря на мои заверения, она забеспокоилась еще сильнее.
– Я перееду туда, – сказал я. – А вы с мальчиками останетесь здесь, сколько будет угодно вашей душе. Я буду приезжать.
– Ты обещаешь!
– Да.
– Конец грязи? Конец беспорядку! Никакой больше парусины вместо крыши и никакой цементной пыли в корнфлексе?
– Нет.
– Что повлияло на твое решение?
«Механика решения, – подумал я, – полна загадок». Я мог бы сказать, что так решил, так как пора осесть на каком-то одном месте ради детей, ведь старшие подошли к возрасту, когда им предстоят экзамены и нельзя менять учителей. Я мог бы сказать, что этот район, благодатная сельская местность на границе Суррея и Сассекса, имеет здоровый климат, такой другой в наши дни не сыщешь. Каждый из этих доводов стал бы вполне достаточным, чтобы мое решение выглядело исключительно логичным.
Но я прекрасно знал и уже отмечал про себя, что решающим обстоятельством послужил дуб. Он непреодолимо притягивал меня, городского мальчишку, выросшего на шумных лондонских улицах с бесконечными потоками автомашин, среди каменного пейзажа.
Впервые я увидел этот дуб за год до этого, налившимся весенним соком и готовым опушиться молодой листвой. Зрелые, безупречные в своей красоте ветви манили к себе, и я, не задумываясь, забрался на них и не испытывал никакого смущения от того, что вел себя как мальчишка, устроившись там как дома и разглядывая с его высоты амбар, который не разрешили сносить сидящему на мели землевладельцу. Исторический амбар! Местная достопримечательность!
«Какая ерунда, – думал я, слезая с дерева и входя в развалины через зияющую дыру, служившую дверью. – Преклонение перед историей доходит до абсурда».
Часть верха крыши полностью отсутствовала. Бревна западной стены пьяно развалились в стороны под самыми невероятными углами, стягивавшие их опоры давным-давно рассыпались в прах. Посреди потрескавшегося цементного пола, в зарослях разросшегося сорняка ржавел заброшенный трактор-инвалид вместе с кучей какого-то другого металлического мусора. Атмосферу запустения дополнял сквозняк, от которого становилось холодно и неуютно.
Я сразу же увидел, что можно построить из этой музейной рухляди, как будто был знаком с ней давно и все распланировал заранее. Это будет дом для детей. Необязательно для моих собственных, а для детей вообще. Для ребенка, каким был я. Дом с множеством комнат, с сюрпризами, с местами, где можно прятаться.
Мальчикам дом поначалу страшно не понравился, а Аманда, бывшая на последних месяцах беременности, ударилась в слезы, но местное начальство было расположено помочь мне, и землевладелец продал мне амбар вместе с акром земли, на которой он стоял, и сам не мог поверить, как ему улыбнулось такое счастье.
Я пригласил специалиста осмотреть дуб. Он сказал, что это исключительный старый экземпляр. Триста лет, по самой скромной оценке. «Он переживет всех нас», – сказал он. Вечная сила дерева, казалось, внушала мне покой. А когда каждый из сыновей узнал, что станет хозяином собственной отдельной комнаты, то все возражения рассеялись как дым.
Аманда повторила:
– Что повлияло на твое решение?
Я ответил:
– Дуб.
– Что?
– Здравый смысл, – поправился я, и это ее удовлетворило.
В среду я получил два важных письма. В первом, от Оксфордского районного совета, содержался отказ принять мое предложение касательно получения разрешения на реставрационные работы в особняке с растущей в гостиной березой. Я позвонил поинтересоваться, почему мне отказано, ведь мое третье предложение, казалось, устроило всех и получило официальное одобрение. Теперь они пришли к заключению, сказал мне не терпящий возражений голос, что особняк следует восстанавливать как одно жилище, а не делить его на два или четыре дома поменьше, как предлагал я. Может быть, я захочу представить пересмотренный проект. К сожалению, нет, я этого делать не буду, сказал я. Забудьте об этом. Я позвонил хозяину особняка и сказал, что больше не являюсь потенциальным покупателем, что привело его в неописуемую ярость, что и следовало ожидать, но разрешение на проектирование было первым условием покупки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Он сунул руку в карман и достал визитку. Я взял ее, кивнув, ничего не обещая, но он счел мой кивок за добрый признак.
– Спасибо вам большое, – сказал он. Оливер Уэллс сидел в машине с ним рядом, всем своим видом показывая, что, как он и думал, их миссия оказалась бесполезной. Ему так и не удалось вызвать у меня чувство вины. Все, что было мне известно о Стрэттонах, говорило мне, что лучше держаться от них подальше.
Роджер Гарднер помахал мне на прощанье рукой и тронулся с места, а я к дому, надеясь, что больше его не увижу.
– Что это за люди? – спросила Аманда. – Чего им нужно?
Светловолосая женщина, моя жена, лежала на противоположной стороне квадратной, шириной в семь футов, постели, подчеркивая этим пролегшее между нами расстояние.
– Они хотели получить благородного рыцаря для спасения ипподрома Стрэттон-Парк.
Она прикинула, что бы это могло значить.
– Подвиг во спасение? И это ты? Твои старые акции? Надеюсь, ты сказал нет.
– Я сказал нет.
– Потому-то и не спишь, а глазеешь в потолок?
На самом деле я смотрел не на потолок, а на балдахин над нашей огромной кроватью с четырьмя столбиками, похожий на средневековый шатер, – единственный способ создать интимную обстановку в те далекие дни, когда еще не догадались делать отдельные спальни. Театральная роскошь раскидистого полога, кистей и вообще многообещающей кровати вводила друзей в заблуждение – истинное значение ее ширины понимали только мы с Амандой. Я мастерил ее целых два дня, плотничал, столярничал и шил, и теперь она служила с таким трудом достигнутому нами компромиссу. Мы будем жить в одном доме и даже в одной кровати, но отдельно.
– На этой неделе детей отпускают на каникулы, – сказала Аманда.
– Ну?
– Ты говорил, что возьмешь их куда-нибудь на Пасху.
– В самом деле?
– Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, что говорил.
Я сказал это только для того, чтобы избежать ссоры. «Никогда не делай необдуманных обещаний, – сказал я себе. – Неисправимая ошибка».
– Что-нибудь придумаю, – сказал я.
– И в отношении дома…
– Если он тебе нравится, что же, мы здесь останемся, – проговорил я.
– Ли! – Она приподнялась на локте.
Я знал, что у нее наготове тысяча доводов, – уже давно я слышал подспудные намеки, вздохи, не понять которые было просто невозможно. Это началось с того самого момента, когда засыпали гравий в дорожку перед входной дверью и я пригласил инспектора для окончательного решения.
Дом находился в полном моем владении, был закончен и мог быть выставлен на продажу, пора было получить какие-нибудь деньги. Половина моего рабочего капитала лежала зацементированной в стенах этого дома.
– Мальчикам нужна более устроенная жизнь, – заявила Аманда, не привыкшая оставлять свои аргументы при себе.
– Да.
– Несправедливо перетаскивать их из школы в школу.
– Конечно.
– Они переживают, что придется отсюда уезжать.
– Скажи им, чтобы не переживали.
– Не верю! Неужели мы можем себе это позволить? Я помню, ты говорил, что не можем. Как насчет особняка под Оксфордом с деревом, растущим в гостиной?
– Если повезет, на этой неделе получу разрешение на проектирование.
– Но мы туда не поедем, так?
Несмотря на мои заверения, она забеспокоилась еще сильнее.
– Я перееду туда, – сказал я. – А вы с мальчиками останетесь здесь, сколько будет угодно вашей душе. Я буду приезжать.
– Ты обещаешь!
– Да.
– Конец грязи? Конец беспорядку! Никакой больше парусины вместо крыши и никакой цементной пыли в корнфлексе?
– Нет.
– Что повлияло на твое решение?
«Механика решения, – подумал я, – полна загадок». Я мог бы сказать, что так решил, так как пора осесть на каком-то одном месте ради детей, ведь старшие подошли к возрасту, когда им предстоят экзамены и нельзя менять учителей. Я мог бы сказать, что этот район, благодатная сельская местность на границе Суррея и Сассекса, имеет здоровый климат, такой другой в наши дни не сыщешь. Каждый из этих доводов стал бы вполне достаточным, чтобы мое решение выглядело исключительно логичным.
Но я прекрасно знал и уже отмечал про себя, что решающим обстоятельством послужил дуб. Он непреодолимо притягивал меня, городского мальчишку, выросшего на шумных лондонских улицах с бесконечными потоками автомашин, среди каменного пейзажа.
Впервые я увидел этот дуб за год до этого, налившимся весенним соком и готовым опушиться молодой листвой. Зрелые, безупречные в своей красоте ветви манили к себе, и я, не задумываясь, забрался на них и не испытывал никакого смущения от того, что вел себя как мальчишка, устроившись там как дома и разглядывая с его высоты амбар, который не разрешили сносить сидящему на мели землевладельцу. Исторический амбар! Местная достопримечательность!
«Какая ерунда, – думал я, слезая с дерева и входя в развалины через зияющую дыру, служившую дверью. – Преклонение перед историей доходит до абсурда».
Часть верха крыши полностью отсутствовала. Бревна западной стены пьяно развалились в стороны под самыми невероятными углами, стягивавшие их опоры давным-давно рассыпались в прах. Посреди потрескавшегося цементного пола, в зарослях разросшегося сорняка ржавел заброшенный трактор-инвалид вместе с кучей какого-то другого металлического мусора. Атмосферу запустения дополнял сквозняк, от которого становилось холодно и неуютно.
Я сразу же увидел, что можно построить из этой музейной рухляди, как будто был знаком с ней давно и все распланировал заранее. Это будет дом для детей. Необязательно для моих собственных, а для детей вообще. Для ребенка, каким был я. Дом с множеством комнат, с сюрпризами, с местами, где можно прятаться.
Мальчикам дом поначалу страшно не понравился, а Аманда, бывшая на последних месяцах беременности, ударилась в слезы, но местное начальство было расположено помочь мне, и землевладелец продал мне амбар вместе с акром земли, на которой он стоял, и сам не мог поверить, как ему улыбнулось такое счастье.
Я пригласил специалиста осмотреть дуб. Он сказал, что это исключительный старый экземпляр. Триста лет, по самой скромной оценке. «Он переживет всех нас», – сказал он. Вечная сила дерева, казалось, внушала мне покой. А когда каждый из сыновей узнал, что станет хозяином собственной отдельной комнаты, то все возражения рассеялись как дым.
Аманда повторила:
– Что повлияло на твое решение?
Я ответил:
– Дуб.
– Что?
– Здравый смысл, – поправился я, и это ее удовлетворило.
В среду я получил два важных письма. В первом, от Оксфордского районного совета, содержался отказ принять мое предложение касательно получения разрешения на реставрационные работы в особняке с растущей в гостиной березой. Я позвонил поинтересоваться, почему мне отказано, ведь мое третье предложение, казалось, устроило всех и получило официальное одобрение. Теперь они пришли к заключению, сказал мне не терпящий возражений голос, что особняк следует восстанавливать как одно жилище, а не делить его на два или четыре дома поменьше, как предлагал я. Может быть, я захочу представить пересмотренный проект. К сожалению, нет, я этого делать не буду, сказал я. Забудьте об этом. Я позвонил хозяину особняка и сказал, что больше не являюсь потенциальным покупателем, что привело его в неописуемую ярость, что и следовало ожидать, но разрешение на проектирование было первым условием покупки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76