Сами подумайте: молодая, очень молодая, привлекательная девчонка налетела на него словно ураган. Взяла его в такой оборот! Это было просто смешно, честное слово. Любой, более опытный в подобных делах мужчина поиграл бы с ней и бросил, как, впрочем, все ее коллеги и делали в свое время. Но Виктор выпадал из общей картины. Он был великолепным адвокатом, но после работы всегда шел прямиком домой, не общался с женщинами, не обменивался ни с кем шуточками, – в общем, человек слегка не от мира сего. Мне кажется, Мэтти быстро просекла его мягкотелость и бросила на него все свои силы. Конечно, после свадьбы она захотела, чтобы он ввел ее в круг своих друзей и знакомых, но ее там не приняли. Никто ее не любил. Особенно жены. Я думаю, они видели ее насквозь, и она это понимала. Даже Виктор не был настолько наивен, чтобы совсем не понимать. Но он любил ее.
– Очень не хочется говорить об этом, – призналась Джеральдина, – но мне кажется, Мэтти врет. На деле нет ни одного доказательства, подтверждающего ее слова, не считая визита врача за неделю до убийства. Мэтти пожаловалась ему, что муж избивает ее во время половых актов… Но врач относится скептически к ее высказываниям. Она никогда не приходила на работу в синяках. Никто вообще никогда не видел ее в синяках. Но она говорит, что Виктор любил разные связывания и привязывания, а ваш рассказ, как застукали их с Виктором в офисе, лишь подтверждает ее слова. Не знаю, что и думать. Знаете, Колин, мне она глубоко несимпатична, и это меня беспокоит. Как профессионал, я не могу делить своих подопечных по принципу «нравится – не нравится», и, честно говоря, до Мэтти у меня никогда не возникало негативных чувств по отношению к клиенту. Но она меня беспокоит. Действительно беспокоит. Колин кивнул:
– Понимаю, о чем вы говорите. Меня тоже беспокоит Сьюзен. Только мне, наоборот, она очень симпатична. Несмотря на то, что собиралась меня придушить. Но я понимаю, почему она озверела. Я знаю, как она относится к своим детям, и уж точно знаю, как они относятся к ней. Барри Далстон был негодяем. Он избивал и унижал ее. Я читал ее медицинскую карту. Только послушайте: первенец умер, потому что Барри наградил ее венерической болезнью. И так всю жизнь: она отдавала, он брал. В конце концов она взяла в руки молоток и нанесла ему более сотни ударов. Это кровавое месиво надо было видеть! А затем позвонила в полицию и сварила себе кофе. Когда прибыли полицейские, она спокойно их ждала. Знаете, что больше всего меня интересует? Могут ли люди терпеть до поры до времени, а потом вдруг взять и отомстить одним махом за все? За каждый удар, каждое унижение, каждую обиду? Значит, они становятся одержимы жаждой мщения, здравый смысл улетучивается и они решают убить обидчика? Тогда это попахивает предумышленным убийством. В ситуации со Сьюзен получается, что она вошла в квартиру, увидела, как он дрыхнет без задних ног, и решила освободить себя, своих детей и свой дом от этого мерзавца. Что послужило толчком? Он избил ее дней пять до этого. Почему она не убила его в ту ночь, когда он набросился на нее с кулаками? Почему столько ждала? Тот вечер она просидела в каком-то баре, изрядно выпила. Но, по словам ее подруги Дорин, они прекрасно провели время, веселились. Сьюзен тоже этого не отрицает. Она говорит, что просто пришла домой и неожиданно решила убить его. Но я не верю ей. Просто не верю, и все. Она многое терпела, гораздо больше, чем человек вообще может вытерпеть, и ей приходилось защищать своих детей. Она никогда не оставила бы их, если бы на то не имелось веских причин. Почему же она вдруг ни с того ни с сего делает то, что лишает ее возможности быть рядом со своими детьми? Ничего не понимаю.
– Может быть, все дело в алкоголе? Он мог спровоцировать агрессию, – предположила Джеральдина.
Колин запустил руку в волосы, взъерошил их и стал похож на маленького мальчика.
– Я не думаю, что причиной был алкоголь. Я вообще боюсь, что мы не сможем найти разумное объяснение случившемуся без ее помощи. Я не знаю. Честно, не знаю. Но в один прекрасный день, Бог свидетель, она расскажет об этом сама.
Джеральдина изучала Колина. Она видела, как он измучен этим делом, видела, как симпатична ему Сьюзен, какое уважение он к ней испытывает. Но в то же время он сердит на нее, ибо в какой-то степени Сьюзен сама обрекла своих детей на лишения. Именно ее странное поведение осложнило и без того непростую жизнь ее детей.
– Возможно, ей представился шанс избавиться от муженька раз и навсегда? – размышляла вслух Джеральдина. – Возможно, алкоголь придал смелости. Помог не упустить шанса, пока муж не проснулся и весь кошмар не начался снова. Может быть, увидев его мертвецки пьяным, она просто не упустила возможность – и все, ничего более, никаких других мыслей, просто шанс избавиться от него.
Колин не мог не признать: ее слова не лишены смысла. Джеральдина действительно знала, о чем говорила. Она понимала: человеком порой руководит не что иное, как желание, необоримое желание просто заставить исчезнуть помеху, отравляющую жизнь.
Колин увидел, каким искренним в эту минуту было выражение ее лица, и понял, что сейчас ему удалось постичь настоящую Джеральдину О'Хара, сущность которой скрывалась за дорогой модной одеждой и безупречной прической. За обликом красивой ухоженной женщины он увидел испуганную девочку.
Однако уже через секунду перед ним снова сидела уверенная в себе женщина-адвокат, феминистка с красивыми ногами и взглядом, говорившим: «Лучше меня не трогай». Колин почувствовал облегчение, но в то же время ему стало немного грустно.
Мэтти проснулась на рассвете со странным чувством одиночества. Она не привыкла скучать по кому-либо. Но Сьюзен чем-то зацепила ее. Мэтти не понимала людей, абсолютно лишенных собственных амбиций. Как можно постоянно думать о маленьких человечках, которые только и умели требовать, требовать и еще раз требовать – внимания, времени и денег.
Сьюзен постоянно говорила, словно они были настоящими взрослыми людьми, имеющими свои собственные суждения, мысли и нужды. В то время как по сути единственное, что они имели, – так это нужды.
Подобное самопожертвование противоречило натуре Мэтти. Она не хотела отдавать себя, особенно таким неблагодарным созданиям, как дети, – ведь они не могут даже сказать что-нибудь внятное. Мэтти передернуло при мысли о подобной нелепой судьбе.
Она вышла из камеры и отправилась в комнату отдыха, где попыталась разложить пасьянс, но к ней постоянно кто-нибудь подходил и затевал разговор. В итоге она отбросила карты и пошла к Райанне, которая делила камеру с одной молоденькой девчонкой по имени Сара – высокой, с огромными карими глазами и личиком в форме сердечка. С такой внешностью она хорошо смотрелась бы в ранних фильмах Феллини рядом с итальянскими мужчинами с волосатой грудью и шикарными усами.
Но принять Сару за итальянскую актрису можно было только до тех пор, пока она помалкивала. Стоило ей открыть рот, как из него начинали сыпаться такие слова и выражения, от которых улетали прочь все романтические мысли. Сара разом превращалась в обычную шлюху с грязным языком, и вся ее красота как-то тускнела.
– Привет, подружка. – Сара отличалась неутомимой жизнерадостностью, которая являлась предметом зависти всей тюрьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Очень не хочется говорить об этом, – призналась Джеральдина, – но мне кажется, Мэтти врет. На деле нет ни одного доказательства, подтверждающего ее слова, не считая визита врача за неделю до убийства. Мэтти пожаловалась ему, что муж избивает ее во время половых актов… Но врач относится скептически к ее высказываниям. Она никогда не приходила на работу в синяках. Никто вообще никогда не видел ее в синяках. Но она говорит, что Виктор любил разные связывания и привязывания, а ваш рассказ, как застукали их с Виктором в офисе, лишь подтверждает ее слова. Не знаю, что и думать. Знаете, Колин, мне она глубоко несимпатична, и это меня беспокоит. Как профессионал, я не могу делить своих подопечных по принципу «нравится – не нравится», и, честно говоря, до Мэтти у меня никогда не возникало негативных чувств по отношению к клиенту. Но она меня беспокоит. Действительно беспокоит. Колин кивнул:
– Понимаю, о чем вы говорите. Меня тоже беспокоит Сьюзен. Только мне, наоборот, она очень симпатична. Несмотря на то, что собиралась меня придушить. Но я понимаю, почему она озверела. Я знаю, как она относится к своим детям, и уж точно знаю, как они относятся к ней. Барри Далстон был негодяем. Он избивал и унижал ее. Я читал ее медицинскую карту. Только послушайте: первенец умер, потому что Барри наградил ее венерической болезнью. И так всю жизнь: она отдавала, он брал. В конце концов она взяла в руки молоток и нанесла ему более сотни ударов. Это кровавое месиво надо было видеть! А затем позвонила в полицию и сварила себе кофе. Когда прибыли полицейские, она спокойно их ждала. Знаете, что больше всего меня интересует? Могут ли люди терпеть до поры до времени, а потом вдруг взять и отомстить одним махом за все? За каждый удар, каждое унижение, каждую обиду? Значит, они становятся одержимы жаждой мщения, здравый смысл улетучивается и они решают убить обидчика? Тогда это попахивает предумышленным убийством. В ситуации со Сьюзен получается, что она вошла в квартиру, увидела, как он дрыхнет без задних ног, и решила освободить себя, своих детей и свой дом от этого мерзавца. Что послужило толчком? Он избил ее дней пять до этого. Почему она не убила его в ту ночь, когда он набросился на нее с кулаками? Почему столько ждала? Тот вечер она просидела в каком-то баре, изрядно выпила. Но, по словам ее подруги Дорин, они прекрасно провели время, веселились. Сьюзен тоже этого не отрицает. Она говорит, что просто пришла домой и неожиданно решила убить его. Но я не верю ей. Просто не верю, и все. Она многое терпела, гораздо больше, чем человек вообще может вытерпеть, и ей приходилось защищать своих детей. Она никогда не оставила бы их, если бы на то не имелось веских причин. Почему же она вдруг ни с того ни с сего делает то, что лишает ее возможности быть рядом со своими детьми? Ничего не понимаю.
– Может быть, все дело в алкоголе? Он мог спровоцировать агрессию, – предположила Джеральдина.
Колин запустил руку в волосы, взъерошил их и стал похож на маленького мальчика.
– Я не думаю, что причиной был алкоголь. Я вообще боюсь, что мы не сможем найти разумное объяснение случившемуся без ее помощи. Я не знаю. Честно, не знаю. Но в один прекрасный день, Бог свидетель, она расскажет об этом сама.
Джеральдина изучала Колина. Она видела, как он измучен этим делом, видела, как симпатична ему Сьюзен, какое уважение он к ней испытывает. Но в то же время он сердит на нее, ибо в какой-то степени Сьюзен сама обрекла своих детей на лишения. Именно ее странное поведение осложнило и без того непростую жизнь ее детей.
– Возможно, ей представился шанс избавиться от муженька раз и навсегда? – размышляла вслух Джеральдина. – Возможно, алкоголь придал смелости. Помог не упустить шанса, пока муж не проснулся и весь кошмар не начался снова. Может быть, увидев его мертвецки пьяным, она просто не упустила возможность – и все, ничего более, никаких других мыслей, просто шанс избавиться от него.
Колин не мог не признать: ее слова не лишены смысла. Джеральдина действительно знала, о чем говорила. Она понимала: человеком порой руководит не что иное, как желание, необоримое желание просто заставить исчезнуть помеху, отравляющую жизнь.
Колин увидел, каким искренним в эту минуту было выражение ее лица, и понял, что сейчас ему удалось постичь настоящую Джеральдину О'Хара, сущность которой скрывалась за дорогой модной одеждой и безупречной прической. За обликом красивой ухоженной женщины он увидел испуганную девочку.
Однако уже через секунду перед ним снова сидела уверенная в себе женщина-адвокат, феминистка с красивыми ногами и взглядом, говорившим: «Лучше меня не трогай». Колин почувствовал облегчение, но в то же время ему стало немного грустно.
Мэтти проснулась на рассвете со странным чувством одиночества. Она не привыкла скучать по кому-либо. Но Сьюзен чем-то зацепила ее. Мэтти не понимала людей, абсолютно лишенных собственных амбиций. Как можно постоянно думать о маленьких человечках, которые только и умели требовать, требовать и еще раз требовать – внимания, времени и денег.
Сьюзен постоянно говорила, словно они были настоящими взрослыми людьми, имеющими свои собственные суждения, мысли и нужды. В то время как по сути единственное, что они имели, – так это нужды.
Подобное самопожертвование противоречило натуре Мэтти. Она не хотела отдавать себя, особенно таким неблагодарным созданиям, как дети, – ведь они не могут даже сказать что-нибудь внятное. Мэтти передернуло при мысли о подобной нелепой судьбе.
Она вышла из камеры и отправилась в комнату отдыха, где попыталась разложить пасьянс, но к ней постоянно кто-нибудь подходил и затевал разговор. В итоге она отбросила карты и пошла к Райанне, которая делила камеру с одной молоденькой девчонкой по имени Сара – высокой, с огромными карими глазами и личиком в форме сердечка. С такой внешностью она хорошо смотрелась бы в ранних фильмах Феллини рядом с итальянскими мужчинами с волосатой грудью и шикарными усами.
Но принять Сару за итальянскую актрису можно было только до тех пор, пока она помалкивала. Стоило ей открыть рот, как из него начинали сыпаться такие слова и выражения, от которых улетали прочь все романтические мысли. Сара разом превращалась в обычную шлюху с грязным языком, и вся ее красота как-то тускнела.
– Привет, подружка. – Сара отличалась неутомимой жизнерадостностью, которая являлась предметом зависти всей тюрьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112