Закончу разговор и поеду. Теплоход прибывает в половине одиннадцатого. Успею.
Краб возмущённо пожал квадратными плечами и отошёл к синему «фиату», раздражённо запыхтел сигарой.
— Долго ещё? — негромко спросила Роза Марковна.
— Ещё некоторое время, — так же негромко ответил Пастухов, внимательно глядя на Краба. Томас тоже посмотрел в его сторону и отметил, что Краб, похоже, о бомбе не знает, иначе хрен бы он стоял рядом с «фиатом».
— Так это она купила у вас «Композицию номер шесть»? — продолжила разговор Роза Марковна.
— Ну да, — кивнул Томас.
— Знаете, что написал об этой картине известный немецкий искусствовед доктор Фишер в журнале «Дойче арт»? — обратилась она к Сергею. — Томас, процитируйте. Я дословно не помню, а вы должны помнить.
— Да ладно вам издеваться, — засмущался Томас.
— Ну-ну, не стесняйтесь. Доктор Фишер — один из самых тонких и авторитетных ценителей авангарда. Если ваша картина привлекла его внимания — это дорогого стоит.
— Ну, он написал так: «Композиция номер шесть» молодого эстонского художника Томаса Ребане — это похмелье красок, обнажённый примитивизм, вызывающий, наглый, исполненный такого равнодушия и даже отвращения к зрителю, что картина невольно обращает на себя внимание». Не знаю, почему он так написал. Ничего такого я не имел в виду. Если честно сказать, я вообще ничего не имел в виду. Так получилось само собой. Последнее время я все чаще думаю, что структуралисты правы, — добавил Томас. — Художник не творит искусство. Искусство творит само себя, а художника использует как инструмент. Ну, вроде кисточки.
— Замечательно, правда? — спросила Роза Марковна.
— Класс, — согласился Серж.
К Крабу быстро подошёл начальник его охраны Лембит Сымер и сердито заговорил, показывая на часы. Краб раздражённо пожал плечами и ткнул сигарой в сторону Розы Марковны. Сымер хмуро оглянулся на скамейку, начал что-то резко говорить Крабу. Но тут послышались весёлые голоса, и с той же стороны, откуда появились Краб и Сымер, вывалились Артист и Муха, запыхавшиеся от быстрой ходьбы.
— Роза Марковна, делайте, пожалуйста, то, что я скажу. И ни о чем не спрашивайте, — приказал Пастухов и обрушился на ребят: — Вы где шляетесь? Мы вас уже полчаса ждём!
— Извини, задержались, — покаялся Муха. — Ну, задержались. С тобой не бывает? Пока то да се.
— Познакомьтесь, Роза Марковна, это мои друзья, — представил их Пастухов. — Олег Мухин. Семён Злотников.
— Они тоже заслуживают доверия? — не без иронии поинтересовалась она.
— Больше, чем я. Особенно Семён.
— Здравствуйте, молодые люди. Рада с вами познакомиться. Доброе утро, Олег Мухин. Доброе утро, Семён Злотников. Я так и думала, что в этой истории без еврея не обошлось.
— Вы можете назвать какую-нибудь историю, в которой обошлось без еврея?
— спросил Артист.
— Могу. Высадка человека на Луну.
— Верно, туда мы ещё не добрались, — признал Артист. — Но руку к этому приложили.
— Разве ты еврей? — удивился Томас.
— Вот это я называю настоящим интернационализмом, — одобрил Артист. — Когда человека не интересует национальность. Я русский еврей.
— А что, я хорошо отношусь к евреям, — сказал Томас. — У меня много друзей евреев.
— А вот в этом уже есть зерно расизма, — укорил Артист.
— Роза Марковна, прошу извинить, — вмешался в разговор Краб. — Я поеду с вами. У Лембита срочные дела. Надеюсь, не возражаете? Бензин за мой счёт.
— А куда же вы сядете? — удивился Пастухов. — Роза Марковна обещала свозить нас в Пярну. Нас трое и она. Получается, четверо. А машина маленькая, вы не влезете. Роза Марковна, как же так?
— Все в порядке, — сказала она. — Не могу, Анвельт. Извините, но я привыкла выполнять свои обещания. Придётся вам взять такси.
Краб круто повернулся, о чем-то коротко переговорил с Сымером, и оба направились к «мерседесу».
— Быстро садимся, — скомандовал Пастухов. — Роза Марковна, открывайте машину.
— А она не взорвётся?
— Сейчас уже нет. Я сяду за руль. Не возражайте. Томас, сейчас мы уедем. За нами пойдёт «мерс». Садись в «мазератти» и двигай следом. Только не сразу. Отпусти его и держись подальше. Не ближе километра. Понял? Потом заберёшь нас.
— Когда? — спросил Томас.
— Думаю, что поймёшь.
— Все это имеет отношение к тому, о чем мы говорили? — поинтересовалась Роза Марковна, отпирая дверь «фиата».
— Да.
«Фиат» вырулил со стоянки и рванул по шоссе. Томас завёл движок и приготовился ждать. Не прошло и двух минут, как вслед на «фиатом» пронёсся чёрный «мерс». Томас успел заметить, что за рулём Сымер, а Краб почему-то сидит рядом, а не на заднем сиденье. Он отпустил «мерс» метров на сто и дал по газам.
На Пярнуском шоссе было уже довольно много машин, но утренний пик ещё не наступил. Томас маневрировал, стараясь не упускать «мерс» из виду, чувствуя наслаждение от того, как чутко реагирует тачка на каждое его движение. Но настоящий кайф он словил, когда город остался позади. «Фиат» шёл под сто сорок. За ним в полукилометре держался «мерс». Томас то отпускал его, то жал на педаль газа так, что его прижимало к спинке сиденья, а стрелка спидометра выскакивала на сто восемьдесят.
Встречный ветер обтекал лобовое стекло, шевелил волосы на затылке. Мелькали чёрные стволы деревьев, которыми было обсажено шоссе, за ними разворачивались пустые поля. Посёлки и хутора то подступали к дороге, то отбегали вдаль. Из машин, проносившихся навстречу со скоростью снаряда, завистливо смотрели водители. И было чему позавидовать. Открытая красная «мазератти» со спортивными обводами летела, как песня. Для полного кайфа не хватало лишь музыки. И Томас нашёл музыку. На случайно попавшейся под руку кассете оказалось как раз то, что нужно — пинкфлойдовская «Стена». В мощных колонках были слышны каждая щёточка, каждый аккорд.
Вот это тачка.
Вот это жизнь.
Вот это кайф.
И зачем люди ширяются? Зачем пьют?
Томасу не удалось дослушать знаменитую композицию старых перцев. В тот момент, когда в колонках зарокотало самое кайфовое «та-та-та-та-та», идущему впереди «мерсу» будто дали снизу под зад, и там, где на солнце только что сверкали чёрные полированные плоскости, вдруг вспыхнул огненный шар в чёрном обводе, как тюльпан «весёлая вдова». Звук взрыва вписался в грохот ударных, и Томас даже не сразу сообразил, что нужно тормозить, чтобы не угодить под дождь горящих ошмётков, медленно оседающих на влажный асфальт.
Однако!
Томас ожидал, что «фиат» остановится, но он уходил вперёд как ни в чем не бывало. По встречной полосе, непрерывно сигналя, Томас обогнул место взрыва, на скорости под двести обошёл «фиат» и прижался к обочине.
— Там! Там! — закричал он, когда «фиат» тормознул рядом.
— Что там? — удивлённо спросил Пастухов, выходя из машины.
— «Мерс»! В клочья! Вы что, не видели?
Пастухов оглянулся. Вслед за ним из «фиата» вылезли Артист и Муха, а Роза Марковна повернулась всем своим грузным телом с переднего сиденья.
— И в самом деле, — сказал Артист, всматриваясь в далёкое чёрное пятно на шоссе, окутанное сизым дымом, сквозь который пробивались огоньки пламени.
— Нужно посмотреть. Может, им нужна наша помощь?
— Сомневаюсь, — заметила Роза Марковна. — Думаю, что никакая помощь им уже не нужна. Я как-то и верила, и не верила вашим словам. Теперь верю. Похоже, вы и в самом деле люди, заслуживающие доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Краб возмущённо пожал квадратными плечами и отошёл к синему «фиату», раздражённо запыхтел сигарой.
— Долго ещё? — негромко спросила Роза Марковна.
— Ещё некоторое время, — так же негромко ответил Пастухов, внимательно глядя на Краба. Томас тоже посмотрел в его сторону и отметил, что Краб, похоже, о бомбе не знает, иначе хрен бы он стоял рядом с «фиатом».
— Так это она купила у вас «Композицию номер шесть»? — продолжила разговор Роза Марковна.
— Ну да, — кивнул Томас.
— Знаете, что написал об этой картине известный немецкий искусствовед доктор Фишер в журнале «Дойче арт»? — обратилась она к Сергею. — Томас, процитируйте. Я дословно не помню, а вы должны помнить.
— Да ладно вам издеваться, — засмущался Томас.
— Ну-ну, не стесняйтесь. Доктор Фишер — один из самых тонких и авторитетных ценителей авангарда. Если ваша картина привлекла его внимания — это дорогого стоит.
— Ну, он написал так: «Композиция номер шесть» молодого эстонского художника Томаса Ребане — это похмелье красок, обнажённый примитивизм, вызывающий, наглый, исполненный такого равнодушия и даже отвращения к зрителю, что картина невольно обращает на себя внимание». Не знаю, почему он так написал. Ничего такого я не имел в виду. Если честно сказать, я вообще ничего не имел в виду. Так получилось само собой. Последнее время я все чаще думаю, что структуралисты правы, — добавил Томас. — Художник не творит искусство. Искусство творит само себя, а художника использует как инструмент. Ну, вроде кисточки.
— Замечательно, правда? — спросила Роза Марковна.
— Класс, — согласился Серж.
К Крабу быстро подошёл начальник его охраны Лембит Сымер и сердито заговорил, показывая на часы. Краб раздражённо пожал плечами и ткнул сигарой в сторону Розы Марковны. Сымер хмуро оглянулся на скамейку, начал что-то резко говорить Крабу. Но тут послышались весёлые голоса, и с той же стороны, откуда появились Краб и Сымер, вывалились Артист и Муха, запыхавшиеся от быстрой ходьбы.
— Роза Марковна, делайте, пожалуйста, то, что я скажу. И ни о чем не спрашивайте, — приказал Пастухов и обрушился на ребят: — Вы где шляетесь? Мы вас уже полчаса ждём!
— Извини, задержались, — покаялся Муха. — Ну, задержались. С тобой не бывает? Пока то да се.
— Познакомьтесь, Роза Марковна, это мои друзья, — представил их Пастухов. — Олег Мухин. Семён Злотников.
— Они тоже заслуживают доверия? — не без иронии поинтересовалась она.
— Больше, чем я. Особенно Семён.
— Здравствуйте, молодые люди. Рада с вами познакомиться. Доброе утро, Олег Мухин. Доброе утро, Семён Злотников. Я так и думала, что в этой истории без еврея не обошлось.
— Вы можете назвать какую-нибудь историю, в которой обошлось без еврея?
— спросил Артист.
— Могу. Высадка человека на Луну.
— Верно, туда мы ещё не добрались, — признал Артист. — Но руку к этому приложили.
— Разве ты еврей? — удивился Томас.
— Вот это я называю настоящим интернационализмом, — одобрил Артист. — Когда человека не интересует национальность. Я русский еврей.
— А что, я хорошо отношусь к евреям, — сказал Томас. — У меня много друзей евреев.
— А вот в этом уже есть зерно расизма, — укорил Артист.
— Роза Марковна, прошу извинить, — вмешался в разговор Краб. — Я поеду с вами. У Лембита срочные дела. Надеюсь, не возражаете? Бензин за мой счёт.
— А куда же вы сядете? — удивился Пастухов. — Роза Марковна обещала свозить нас в Пярну. Нас трое и она. Получается, четверо. А машина маленькая, вы не влезете. Роза Марковна, как же так?
— Все в порядке, — сказала она. — Не могу, Анвельт. Извините, но я привыкла выполнять свои обещания. Придётся вам взять такси.
Краб круто повернулся, о чем-то коротко переговорил с Сымером, и оба направились к «мерседесу».
— Быстро садимся, — скомандовал Пастухов. — Роза Марковна, открывайте машину.
— А она не взорвётся?
— Сейчас уже нет. Я сяду за руль. Не возражайте. Томас, сейчас мы уедем. За нами пойдёт «мерс». Садись в «мазератти» и двигай следом. Только не сразу. Отпусти его и держись подальше. Не ближе километра. Понял? Потом заберёшь нас.
— Когда? — спросил Томас.
— Думаю, что поймёшь.
— Все это имеет отношение к тому, о чем мы говорили? — поинтересовалась Роза Марковна, отпирая дверь «фиата».
— Да.
«Фиат» вырулил со стоянки и рванул по шоссе. Томас завёл движок и приготовился ждать. Не прошло и двух минут, как вслед на «фиатом» пронёсся чёрный «мерс». Томас успел заметить, что за рулём Сымер, а Краб почему-то сидит рядом, а не на заднем сиденье. Он отпустил «мерс» метров на сто и дал по газам.
На Пярнуском шоссе было уже довольно много машин, но утренний пик ещё не наступил. Томас маневрировал, стараясь не упускать «мерс» из виду, чувствуя наслаждение от того, как чутко реагирует тачка на каждое его движение. Но настоящий кайф он словил, когда город остался позади. «Фиат» шёл под сто сорок. За ним в полукилометре держался «мерс». Томас то отпускал его, то жал на педаль газа так, что его прижимало к спинке сиденья, а стрелка спидометра выскакивала на сто восемьдесят.
Встречный ветер обтекал лобовое стекло, шевелил волосы на затылке. Мелькали чёрные стволы деревьев, которыми было обсажено шоссе, за ними разворачивались пустые поля. Посёлки и хутора то подступали к дороге, то отбегали вдаль. Из машин, проносившихся навстречу со скоростью снаряда, завистливо смотрели водители. И было чему позавидовать. Открытая красная «мазератти» со спортивными обводами летела, как песня. Для полного кайфа не хватало лишь музыки. И Томас нашёл музыку. На случайно попавшейся под руку кассете оказалось как раз то, что нужно — пинкфлойдовская «Стена». В мощных колонках были слышны каждая щёточка, каждый аккорд.
Вот это тачка.
Вот это жизнь.
Вот это кайф.
И зачем люди ширяются? Зачем пьют?
Томасу не удалось дослушать знаменитую композицию старых перцев. В тот момент, когда в колонках зарокотало самое кайфовое «та-та-та-та-та», идущему впереди «мерсу» будто дали снизу под зад, и там, где на солнце только что сверкали чёрные полированные плоскости, вдруг вспыхнул огненный шар в чёрном обводе, как тюльпан «весёлая вдова». Звук взрыва вписался в грохот ударных, и Томас даже не сразу сообразил, что нужно тормозить, чтобы не угодить под дождь горящих ошмётков, медленно оседающих на влажный асфальт.
Однако!
Томас ожидал, что «фиат» остановится, но он уходил вперёд как ни в чем не бывало. По встречной полосе, непрерывно сигналя, Томас обогнул место взрыва, на скорости под двести обошёл «фиат» и прижался к обочине.
— Там! Там! — закричал он, когда «фиат» тормознул рядом.
— Что там? — удивлённо спросил Пастухов, выходя из машины.
— «Мерс»! В клочья! Вы что, не видели?
Пастухов оглянулся. Вслед за ним из «фиата» вылезли Артист и Муха, а Роза Марковна повернулась всем своим грузным телом с переднего сиденья.
— И в самом деле, — сказал Артист, всматриваясь в далёкое чёрное пятно на шоссе, окутанное сизым дымом, сквозь который пробивались огоньки пламени.
— Нужно посмотреть. Может, им нужна наша помощь?
— Сомневаюсь, — заметила Роза Марковна. — Думаю, что никакая помощь им уже не нужна. Я как-то и верила, и не верила вашим словам. Теперь верю. Похоже, вы и в самом деле люди, заслуживающие доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92