«Video Killed the Radio Star», такого рода тема, – говорит Трэв.
Все молчат долгое время, пока Мона не начинает снова.
– На самом деле это не так… агрессивно. – Она отхлебывает своего напитка и наклоняет голову, глядя на Трэва. – Это больше про твою книгу, Трэв.
– О да, Трэвис, – говорит одна из редакторш, поправляя очки, – расскажи нам о своей книге.
– Он давно работает над ней, – щебечет Мона.
– Ты ушел из «Риццоли»? – спрашивает другая редакторша.
– Ага. Точно, – кивает Трэв. – Нужно книгу доделывать. Мы уехали из Эл-Эй… когда? – Он поворачивается к Моне, которая, кажется, со мной заигрывает. – Девять месяцев назад? Пару месяцев были в Нью-Йорке, теперь вот здесь. Но я должен доделать эту книгу.
– В «Сент-Мартинсе» очень интересовались, – говорит Мона. – Но Трэву нужно ее закончить.
– Да, зайка, – говорит Трэв, – нужно.
– Давно ты над ней работаешь? – спрашивает Стамп.
– Не так давно, – говорит Трэв.
– Тринадцать лет? – спрашивает Мона. – Не так давно?
– Ну, время субъективно, – говорит Трэв.
– Что такое время? – вопрошает одна из редакторш. – То есть – на самом деле?
Я смотрю на Витторио, который потягивает красное вино и таращится на Лорен. Лорен достает из своей сумочки пачку «Кэмела», и Витторио дает ей прикурить. Я быстро допиваю «Беке» и продолжаю пялиться на Лорен. Когда она смотрит на меня, я отворачиваюсь.
Трэв произносит:
– Но разве вам не кажется, что рок-н-ролл похоронил поэзию?
Лорен, Стамп и Мона хохочут, я гляжу на Лорен, она закатывает глаза. Она смотрит на меня и улыбается, и я чувствую облегчение, – как же я жалок. Но я не могу ответить ей улыбкой, пока она сидит рядом с Витторио, так что смотрю, как она глубоко затягивается сигаретой, которую прикурил Витторио.
– Конечно! – буквально орет Стамп. – Я узнал больше от Black Flag, чем когда-либо от Стивенса, или Каммингса, или Йейтса, или даже Лоуэлла, но бог ты мой, черт подери, Black Flag – это и есть поэзия, чувак.
– Black Flag… Black Flag… какой такой черный флаг? – спрашивает Витторио, полуприкрыв глаза.
– Я тебе потом расскажу, Витторио, – удивленно отвечает Стамп.
Трэв не возражает против того, что сказал Стамп, и кивает, прикуривая сигарету.
Стамп предлагает мне «Экспорт А». Я мотаю головой и говорю ему:
– Не курю.
Стамп говорит:
– Я тоже, – и прикуривает.
– Стамп… э-э, работает над очень интересным… сборником стихов о… – Витторио останавливается. – О… как это можно назвать… э-э, ох, господи…
– Скотоложство? – предлагает Стамп.
Я выуживаю пачку «Парламента» и закуриваю.
– Ну, бо… боже… да… я полагаю, именно… – неловко бормочет Витторио.
– Да, я разрабатывал тему, что, когда Человек ебется с животными, Он ебет Природу, потому что настолько компьютеризировался и все такое. – Стамп достает из кармана серебряную фляжку, делает большой глоток и говорит: – Сейчас у меня идет собачий раздел, там один парень привязывает собика и сношается с ним, потому что думает, что собака и есть Бог. D-O-G… G-0-D. Слово God, написанное наоборот. Дошло? Понятно вам?
Все, кроме меня, кивают. Я рыскаю взглядом по столу в поисках бутылки пива. Хватаю «Беке», быстро открываю бутылку, делаю большой глоток. Смотрю на Мари, которая, как и я, помалкивала на протяжении всей этой сцены из страшного сна.
– Надо же, какое совпадение, – говорит Лорен. – Утром я видела, как две собаки занимались любовью у меня перед общагой. Это было очень странно, но определенно поэтично с точки зрения эротической образности.
В конце концов мне находится что сказать.
– Лорен, собаки не занимаются любовью, – говорю я ей. – Они ебутся.
– Ну, оральный секс их точно не смущает, – смеется Мона.
– Собаки не занимаются любовью? – спрашивает меня Стамп с изумлением. – Я бы пораздумал над этим, будь я на твоем месте.
– Мм, нет… нет… я действительно верю, что собаки занимаются любовью… мм, да, они занимаются любовью при… солнечном свете, – говорит Витторио с грустью. – В золотых, золотистых… солнечных лучах они занимаются любовью.
Я извиняюсь и встаю, иду через кухню, думая, что она ведет в ванную комнату, затем вверх по лестнице и через комнату Витторио в его ванную комнату. Мою руки, гляжу на свое отражение в зеркале и говорю себе, что пойду обратно и скажу Лорен, что я плохо себя чувствую и нам лучше вернуться обратно в кампус. Что она на это скажет? Наверное, ответит, что мы только пришли сюда и что если мне хочется уйти – пожалуйста, и она встретится со мной, когда вернется в кампус. Я что, правда что-то сказал про ебущихся собак? Забудь про кокс, думаю я и открываю медицинский шкафчик Витторио больше со скуки, нежели из любопытства. Туалетная вода «Си бриз», «Виталис», зубная щетка «Топол», «Бен-Гей», пептобисмол, тюбик «Препарейшн-Эйч», упаковка либриума. Экий модник. Я достаю бутылочку из шкафчика, открываю ее, высыпаю черно-зеленые капсулы на ладонь, а затем глотаю одну, чтобы успокоиться, запиваю с ладони водой из-под крана. Затем вытираю рот и руки о полотенце, свисающее с душевой кабинки, и возвращаюсь обратно в гостиную, уже проклиная себя за то, что оставил без присмотра Лорен с Витторио так надолго.
Все говорят о книге, которой я не читал. Присаживаюсь обратно в кресло рядом с Лорен и слышу, как одна из редакторш произносит:
– Весьма… весьма плодотворная.
А другая говорит:
– Да, это веха.
Открываю еще одну бутылку и гляжу на Лорен, которая окидывает меня попрошающе-умоляющим взглядом. Я ставлю бутылку на место и смотрю на Мону и ее просвечивающую блузку.
– То, как она представила воплощение Матери Земли, просто потрясающе, не сказать – дерзко, – говорит Мона, изо всех сил кивая.
– Но не только то, как она ее представила, – говорит Стамп. – Меня сразили именно джойсовские коннотации.
– Да это Джойс, типичный Джойс, – соглашается Мона.
– Стоит прочитать эту книгу? – спрашиваю я Лорен, надеясь, что она повернется ко мне и отвернется от Витторио.
– Тебе бы не понравилось, – отвечает она, не глядя на меня.
– Почему? – спрашиваю я.
– Для тебя она «лишена смысла». – Она отхлебывает из стакана.
– Не только Джойс, она мне немного напомнила Акер, – говорит Трэв. – Кстати, читал кто-нибудь «Молния ударила меня в член» Крэда Килодни? Это потрясающе, потрясающе.
Он качает головой.
– Что это значит? – спрашиваю я ее.
– Догадайся, – шепчет она.
Я откидываюсь назад, сдерживаю зевоту, пью себе пиво.
Трэв поворачивается к Витторио.
– Но, Витторио, позволь спросить тебя, разве ты не думаешь, что эта условно богемная бессистемная панк-писанина опустившихся поствьетнамских, постуотергейтских, пост… черт, пост-все-на-свете менестрелей – результат того, что литературный истеблишмент вдалбливает потерянному поколению никчемную пропаганду, эксплуатирующую жадность и сексуальную пресыщенность, разрушающую разум, лишающую способности высказываться, и именно поэтому такие издания, как «Просто еще один мудак», – жареная компиляция андеграундных, в кавычках, произведений, прочно оседают в умах этого клана плохо приспособившихся, ни во что не верящих, мятежных, своекорыстных… черт их дери, выкидышей, или ты думаешь, это все… – и тут Трэв замолкает, подбирает нужное слово, – фуфло?
– Ох, Трэ-эв, – говорит Мона.
– Э-э… фуфло? – бормочет Витторио. – Что за фуфло… о чем ты? Я не… читал эту книгу… э… – Он поворачивается к Лорен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Все молчат долгое время, пока Мона не начинает снова.
– На самом деле это не так… агрессивно. – Она отхлебывает своего напитка и наклоняет голову, глядя на Трэва. – Это больше про твою книгу, Трэв.
– О да, Трэвис, – говорит одна из редакторш, поправляя очки, – расскажи нам о своей книге.
– Он давно работает над ней, – щебечет Мона.
– Ты ушел из «Риццоли»? – спрашивает другая редакторша.
– Ага. Точно, – кивает Трэв. – Нужно книгу доделывать. Мы уехали из Эл-Эй… когда? – Он поворачивается к Моне, которая, кажется, со мной заигрывает. – Девять месяцев назад? Пару месяцев были в Нью-Йорке, теперь вот здесь. Но я должен доделать эту книгу.
– В «Сент-Мартинсе» очень интересовались, – говорит Мона. – Но Трэву нужно ее закончить.
– Да, зайка, – говорит Трэв, – нужно.
– Давно ты над ней работаешь? – спрашивает Стамп.
– Не так давно, – говорит Трэв.
– Тринадцать лет? – спрашивает Мона. – Не так давно?
– Ну, время субъективно, – говорит Трэв.
– Что такое время? – вопрошает одна из редакторш. – То есть – на самом деле?
Я смотрю на Витторио, который потягивает красное вино и таращится на Лорен. Лорен достает из своей сумочки пачку «Кэмела», и Витторио дает ей прикурить. Я быстро допиваю «Беке» и продолжаю пялиться на Лорен. Когда она смотрит на меня, я отворачиваюсь.
Трэв произносит:
– Но разве вам не кажется, что рок-н-ролл похоронил поэзию?
Лорен, Стамп и Мона хохочут, я гляжу на Лорен, она закатывает глаза. Она смотрит на меня и улыбается, и я чувствую облегчение, – как же я жалок. Но я не могу ответить ей улыбкой, пока она сидит рядом с Витторио, так что смотрю, как она глубоко затягивается сигаретой, которую прикурил Витторио.
– Конечно! – буквально орет Стамп. – Я узнал больше от Black Flag, чем когда-либо от Стивенса, или Каммингса, или Йейтса, или даже Лоуэлла, но бог ты мой, черт подери, Black Flag – это и есть поэзия, чувак.
– Black Flag… Black Flag… какой такой черный флаг? – спрашивает Витторио, полуприкрыв глаза.
– Я тебе потом расскажу, Витторио, – удивленно отвечает Стамп.
Трэв не возражает против того, что сказал Стамп, и кивает, прикуривая сигарету.
Стамп предлагает мне «Экспорт А». Я мотаю головой и говорю ему:
– Не курю.
Стамп говорит:
– Я тоже, – и прикуривает.
– Стамп… э-э, работает над очень интересным… сборником стихов о… – Витторио останавливается. – О… как это можно назвать… э-э, ох, господи…
– Скотоложство? – предлагает Стамп.
Я выуживаю пачку «Парламента» и закуриваю.
– Ну, бо… боже… да… я полагаю, именно… – неловко бормочет Витторио.
– Да, я разрабатывал тему, что, когда Человек ебется с животными, Он ебет Природу, потому что настолько компьютеризировался и все такое. – Стамп достает из кармана серебряную фляжку, делает большой глоток и говорит: – Сейчас у меня идет собачий раздел, там один парень привязывает собика и сношается с ним, потому что думает, что собака и есть Бог. D-O-G… G-0-D. Слово God, написанное наоборот. Дошло? Понятно вам?
Все, кроме меня, кивают. Я рыскаю взглядом по столу в поисках бутылки пива. Хватаю «Беке», быстро открываю бутылку, делаю большой глоток. Смотрю на Мари, которая, как и я, помалкивала на протяжении всей этой сцены из страшного сна.
– Надо же, какое совпадение, – говорит Лорен. – Утром я видела, как две собаки занимались любовью у меня перед общагой. Это было очень странно, но определенно поэтично с точки зрения эротической образности.
В конце концов мне находится что сказать.
– Лорен, собаки не занимаются любовью, – говорю я ей. – Они ебутся.
– Ну, оральный секс их точно не смущает, – смеется Мона.
– Собаки не занимаются любовью? – спрашивает меня Стамп с изумлением. – Я бы пораздумал над этим, будь я на твоем месте.
– Мм, нет… нет… я действительно верю, что собаки занимаются любовью… мм, да, они занимаются любовью при… солнечном свете, – говорит Витторио с грустью. – В золотых, золотистых… солнечных лучах они занимаются любовью.
Я извиняюсь и встаю, иду через кухню, думая, что она ведет в ванную комнату, затем вверх по лестнице и через комнату Витторио в его ванную комнату. Мою руки, гляжу на свое отражение в зеркале и говорю себе, что пойду обратно и скажу Лорен, что я плохо себя чувствую и нам лучше вернуться обратно в кампус. Что она на это скажет? Наверное, ответит, что мы только пришли сюда и что если мне хочется уйти – пожалуйста, и она встретится со мной, когда вернется в кампус. Я что, правда что-то сказал про ебущихся собак? Забудь про кокс, думаю я и открываю медицинский шкафчик Витторио больше со скуки, нежели из любопытства. Туалетная вода «Си бриз», «Виталис», зубная щетка «Топол», «Бен-Гей», пептобисмол, тюбик «Препарейшн-Эйч», упаковка либриума. Экий модник. Я достаю бутылочку из шкафчика, открываю ее, высыпаю черно-зеленые капсулы на ладонь, а затем глотаю одну, чтобы успокоиться, запиваю с ладони водой из-под крана. Затем вытираю рот и руки о полотенце, свисающее с душевой кабинки, и возвращаюсь обратно в гостиную, уже проклиная себя за то, что оставил без присмотра Лорен с Витторио так надолго.
Все говорят о книге, которой я не читал. Присаживаюсь обратно в кресло рядом с Лорен и слышу, как одна из редакторш произносит:
– Весьма… весьма плодотворная.
А другая говорит:
– Да, это веха.
Открываю еще одну бутылку и гляжу на Лорен, которая окидывает меня попрошающе-умоляющим взглядом. Я ставлю бутылку на место и смотрю на Мону и ее просвечивающую блузку.
– То, как она представила воплощение Матери Земли, просто потрясающе, не сказать – дерзко, – говорит Мона, изо всех сил кивая.
– Но не только то, как она ее представила, – говорит Стамп. – Меня сразили именно джойсовские коннотации.
– Да это Джойс, типичный Джойс, – соглашается Мона.
– Стоит прочитать эту книгу? – спрашиваю я Лорен, надеясь, что она повернется ко мне и отвернется от Витторио.
– Тебе бы не понравилось, – отвечает она, не глядя на меня.
– Почему? – спрашиваю я.
– Для тебя она «лишена смысла». – Она отхлебывает из стакана.
– Не только Джойс, она мне немного напомнила Акер, – говорит Трэв. – Кстати, читал кто-нибудь «Молния ударила меня в член» Крэда Килодни? Это потрясающе, потрясающе.
Он качает головой.
– Что это значит? – спрашиваю я ее.
– Догадайся, – шепчет она.
Я откидываюсь назад, сдерживаю зевоту, пью себе пиво.
Трэв поворачивается к Витторио.
– Но, Витторио, позволь спросить тебя, разве ты не думаешь, что эта условно богемная бессистемная панк-писанина опустившихся поствьетнамских, постуотергейтских, пост… черт, пост-все-на-свете менестрелей – результат того, что литературный истеблишмент вдалбливает потерянному поколению никчемную пропаганду, эксплуатирующую жадность и сексуальную пресыщенность, разрушающую разум, лишающую способности высказываться, и именно поэтому такие издания, как «Просто еще один мудак», – жареная компиляция андеграундных, в кавычках, произведений, прочно оседают в умах этого клана плохо приспособившихся, ни во что не верящих, мятежных, своекорыстных… черт их дери, выкидышей, или ты думаешь, это все… – и тут Трэв замолкает, подбирает нужное слово, – фуфло?
– Ох, Трэ-эв, – говорит Мона.
– Э-э… фуфло? – бормочет Витторио. – Что за фуфло… о чем ты? Я не… читал эту книгу… э… – Он поворачивается к Лорен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64