Ты слышишь меня?
— Так точно! Слышу!
— Ты скажешь мне правду?
— Я не могу… Я не должен…
— Ты хочешь сказать мне правду?!
— Я хочу… Я очень хочу… Но я. Я не понимаю, что со мной… Мне кажется… Я хочу… Но мне плохо… Мне очень плохо!..
Что происходило дальше, о чем его спрашивал старшина и что он отвечал старшине, Кузнецов не помнил. Наверняка тот что-то спрашивал. И, наверное, он что-то отвечал ..
Очнулся Кузнецов уже под навесом. Уже в колодках. С явным ощущением постпохмельного синдрома. С головной болью, дурным запахом во рту и смутными воспоминаниями о вчерашнем дне. В смысле — о прошедших минутах.
— Сколько я был там? — спросил он.
— Часа два с половиной.
— А я что-нибудь рассказал?
— Откуда мы знаем. Мы за себя-то ничего сказать не можем…
— Мне кажется, что я что-то рассказал… Но я никак не могу вспомнить что…
— Мы все не можем вспомнить…
На этом восточная поэзия с воткнутыми в уши иголками закончилась. И началась проза. Проза жизни.
— Куда вы шли? — спрашивал военный. И тонкой палочкой бамбука, летящей с мелодичным посвистом, бил по голым пяткам.
— А-а-а!
— Он говорит, что часть маршрута все равно знает. Но ему нужен весь маршрут, — переводил, с состраданием глядя на истязаемого, американец.
Американец сидел в плетеном кресле. Потому что стоять не мог. Его пятки опухли, как подушки. Его голые ноги напоминали валенки…
— Он требует показать весь маршрут. Он знает, что ты знаком с картой. Что ты кадровый военный армии Советского Союза…
Ах они и это знают!
Взмах. Посвист и обжигающая не пятки, но прокалывающая все нутро боль. Как видно, и с такими палочками они обходиться умеют!
— Где вы проходили? Каждый день. Каждый час.
— Я не помню. Я не смотрел на карту… Взмах. Посвист. Рассекающая тело надвое от ступни до мозга боль.
— А-а-а-а!!!
— Он спрашивает, где вы шли? Извини, я ничем не могу помочь.
— Не извиняйся.
Посвист… боль!
Посвист… боль!
Посвист…
Боль!!
Боль!!!
Боль!!!!
И темнота потери сознания. Где все равно боль.
И холодная вода на голову и лицо.
— Как проходил ваш маршрут? Он требует показать на карте…
— Я не умею читать карт.
— Он говорит, ты умеешь читать. Он видел, как ты читаешь…
Взмах… посвист… и боль!
Боль!!
Боль!!!
Боль!!!!…
* * *
— Ты что-то сказал?
— Сказал. Про подводную лодку. И про самолет…
— Про золото?
— Нет, не про золото. Про то, что мы там должны были что-то взять. Но я не знаю что. Потому что об этом знал один только командир. Которого они убили…
— А про вьетнамца? Того?
— Нет. Ничего.
— А что еще они спрашивали?
— Про маршрут. От начала до конца.
— Сказал?
— Нет. Вернее, не про весь. Только от самолета. И про ребят. Про могилы
— И про могилы?
— И про могилы. Сам не заметил… Но про гранаты не сказал. Понимаешь? Про гранаты ни слова не сказал. Чтобы они… Пусть только сунутся… Пусть только копнут… И все… Чтобы все… До одного… Гниды косоглазые…
— И я сказал…
— Про что?
— Про лодку… И самолет… И могилы…
— Били?
— Били… И вот еще. На руке… На руке, с внутренней стороны, от плеча до локтя была снята кожа. Тремя длинными полосами.
— Живым на ремни режут. Гады!
Издалека, со стороны хижины доносились сдавленные крики.
— Кто там?
— Далидзе.
— Громко кричит…
— Шакалы! Дети шакалов! А-а-а!! Чтоб вы…! Чтоб ваши мамы…! А-а-а-а!! Чтоб ваши дети…! И внуки…! А-а-а-а-а!!! Псы вонючие…!
Зря горячился Резо. Зря ругался на двух языках. На русском и грузинском. Они все равно их не понимали. Ни тот, ни другой…
— Где вы проходили? Вспомните приметы…
— Не дождешься! Волк поганый!.. А-а-а-а-а!!
— Где вы вставали на дневки? Когда и через какие реки переправлялись?
— А-а-а-а-а!!! Потом крики стихли. Потом возобновились вновь. И снова стихли…
— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра?
— Пошел ты!. А-а-а-а-а! Больно! А-а-а-а-а!!! Ну больно же! Больно!!! Шакалы-ы-ы!
— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…
— Не помню! Ну сказал же — не помню! Ну честное слово — не помню! Не помню-ю-у-у! Ну вы что, не понимаете?! А-а-а-а-а!!! Бо-о-о-ль-но-о-о-о-о!!! Га-а-ды!
— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…
— Кажется… На побережье… Моря…
— Где вы были на побережье моря?
— Не помню… А-а-а-а-а-а!!!..
Резо и его американца принесли через три часа. И бросили на землю. Еще через полчаса Резо пришел в себя. И тихо застонал. А потом закричал. В голос.
— М-м-м! Больно! О-о-очень больно! О-о-очень. М-м-м!…
— Ты сказал?
Далидзе молчал. И отводил в сторону глаза. И кричал.
— Он что-нибудь сказал? Слышь, американец. Он сказал что-нибудь?
— Он сказал. Что-нибудь.
— Что?
— Он сказал что-то про море. И про первый день. Они очень страшно его мучил. Очень, очень страшно…
— А потом?
— Потом он, как это по-русски, потерял разумность.
— Сознание?
— Yes. Потерял сознание.
— Я не смог. Я не выдержал. Мне было больно. Очень! — тихо произнес Далидзе. — Я не мужчина после этого!
— Да брось ты, Резо. Все мы здесь…
— Мне было очень больно! Я не знал, что может быть так больно! Вот…
Резо раскрыл сжатую в кулак, окровавленную руку. И все посмотрели на его пятерню.
На четырех его пальцах вместо ногтей и верхних фаланг торчали кости. Голые кости. Расщепленные на концах. Они просто срезали с них мясо. Просто сострогали, как серную головку со спички… И кусали, и дробили эти кости щипцами.
— Падлы! Что творят!..
— Я не смог… Я сказал… Я не мужчина… Со стороны хижины доносились новые крики. Новой пары пленников…
— Ответьте, где вы находились в первый день с девяти часов утра до полудня?
* * *
— А-а-а-а-а!!!..
— Ответьте, где вы находились в первый день с полудня до двух часов дня?
— Бо-о-о-льно-о-о-о!!!..
— Ответьте, где вы находились в первый день с двух до четырех часов дня?..
— Где вы находились во второй день с шести часов?..
— Где вы находились в третий день?..
— Где вы находились?..
— Где?..
— Где?..
— Где?..
* * *
Через день пленников перестали бить по ногам. И били только по рукам и голове. И резали и жгли тело. И выворачивали суставы. И строгали пальцы…
— Теперь меня интересует пятый день. Шесть часов вечера.
— Я не помню пятый день. Я не помню, что было в шесть часов вечера.
— Постарайтесь вспомнить. Иначе вам будет больно. И вы все равно все расскажете. Вы все равно все рассказываете. Только очень поздно.
— Зачем вам все это? Зачем вы нас мучаете? Лучше просто убейте…
— Мы не виновны в ваших страданиях. Вы сами виновны в ваших страданиях. Мы не приглашали вас в нашу страну. Вы пришли, не спросив нас. С оружием в руках. И убивали наших бойцов, которые хотели остановить вас. Потому что это их страна. Вы убили много наших бойцов… Мы не трогаем гостей. Но вы не гости. Вы пришли без нашего согласия и не хотите рассказать зачем… Зачем вы пришли в нашу страну?
— За приборами. С разбитого самолета.
— Мы не верим вам. Где эти приборы? Куда они делись? Если вы пришли за приборами?
— Мы потеряли их. Ну, в смысле бросили. Когда начались бои.
— Где бросили? При каких обстоятельствах?
— Ну не знаю я где. Не знаю, при каких обстоятельствах. Их командир прятал.
— Один?
— Один. Ну один. Ну честное слово — один.
— Мы не верим вам.
— Ну а зачем мы, по-вашему, пришли? Зачем?
— Наверное, вы хотели убить старейшину нашей провинции…
— Старейшину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Так точно! Слышу!
— Ты скажешь мне правду?
— Я не могу… Я не должен…
— Ты хочешь сказать мне правду?!
— Я хочу… Я очень хочу… Но я. Я не понимаю, что со мной… Мне кажется… Я хочу… Но мне плохо… Мне очень плохо!..
Что происходило дальше, о чем его спрашивал старшина и что он отвечал старшине, Кузнецов не помнил. Наверняка тот что-то спрашивал. И, наверное, он что-то отвечал ..
Очнулся Кузнецов уже под навесом. Уже в колодках. С явным ощущением постпохмельного синдрома. С головной болью, дурным запахом во рту и смутными воспоминаниями о вчерашнем дне. В смысле — о прошедших минутах.
— Сколько я был там? — спросил он.
— Часа два с половиной.
— А я что-нибудь рассказал?
— Откуда мы знаем. Мы за себя-то ничего сказать не можем…
— Мне кажется, что я что-то рассказал… Но я никак не могу вспомнить что…
— Мы все не можем вспомнить…
На этом восточная поэзия с воткнутыми в уши иголками закончилась. И началась проза. Проза жизни.
— Куда вы шли? — спрашивал военный. И тонкой палочкой бамбука, летящей с мелодичным посвистом, бил по голым пяткам.
— А-а-а!
— Он говорит, что часть маршрута все равно знает. Но ему нужен весь маршрут, — переводил, с состраданием глядя на истязаемого, американец.
Американец сидел в плетеном кресле. Потому что стоять не мог. Его пятки опухли, как подушки. Его голые ноги напоминали валенки…
— Он требует показать весь маршрут. Он знает, что ты знаком с картой. Что ты кадровый военный армии Советского Союза…
Ах они и это знают!
Взмах. Посвист и обжигающая не пятки, но прокалывающая все нутро боль. Как видно, и с такими палочками они обходиться умеют!
— Где вы проходили? Каждый день. Каждый час.
— Я не помню. Я не смотрел на карту… Взмах. Посвист. Рассекающая тело надвое от ступни до мозга боль.
— А-а-а-а!!!
— Он спрашивает, где вы шли? Извини, я ничем не могу помочь.
— Не извиняйся.
Посвист… боль!
Посвист… боль!
Посвист…
Боль!!
Боль!!!
Боль!!!!
И темнота потери сознания. Где все равно боль.
И холодная вода на голову и лицо.
— Как проходил ваш маршрут? Он требует показать на карте…
— Я не умею читать карт.
— Он говорит, ты умеешь читать. Он видел, как ты читаешь…
Взмах… посвист… и боль!
Боль!!
Боль!!!
Боль!!!!…
* * *
— Ты что-то сказал?
— Сказал. Про подводную лодку. И про самолет…
— Про золото?
— Нет, не про золото. Про то, что мы там должны были что-то взять. Но я не знаю что. Потому что об этом знал один только командир. Которого они убили…
— А про вьетнамца? Того?
— Нет. Ничего.
— А что еще они спрашивали?
— Про маршрут. От начала до конца.
— Сказал?
— Нет. Вернее, не про весь. Только от самолета. И про ребят. Про могилы
— И про могилы?
— И про могилы. Сам не заметил… Но про гранаты не сказал. Понимаешь? Про гранаты ни слова не сказал. Чтобы они… Пусть только сунутся… Пусть только копнут… И все… Чтобы все… До одного… Гниды косоглазые…
— И я сказал…
— Про что?
— Про лодку… И самолет… И могилы…
— Били?
— Били… И вот еще. На руке… На руке, с внутренней стороны, от плеча до локтя была снята кожа. Тремя длинными полосами.
— Живым на ремни режут. Гады!
Издалека, со стороны хижины доносились сдавленные крики.
— Кто там?
— Далидзе.
— Громко кричит…
— Шакалы! Дети шакалов! А-а-а!! Чтоб вы…! Чтоб ваши мамы…! А-а-а-а!! Чтоб ваши дети…! И внуки…! А-а-а-а-а!!! Псы вонючие…!
Зря горячился Резо. Зря ругался на двух языках. На русском и грузинском. Они все равно их не понимали. Ни тот, ни другой…
— Где вы проходили? Вспомните приметы…
— Не дождешься! Волк поганый!.. А-а-а-а-а!!
— Где вы вставали на дневки? Когда и через какие реки переправлялись?
— А-а-а-а-а!!! Потом крики стихли. Потом возобновились вновь. И снова стихли…
— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра?
— Пошел ты!. А-а-а-а-а! Больно! А-а-а-а-а!!! Ну больно же! Больно!!! Шакалы-ы-ы!
— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…
— Не помню! Ну сказал же — не помню! Ну честное слово — не помню! Не помню-ю-у-у! Ну вы что, не понимаете?! А-а-а-а-а!!! Бо-о-о-ль-но-о-о-о-о!!! Га-а-ды!
— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…
— Кажется… На побережье… Моря…
— Где вы были на побережье моря?
— Не помню… А-а-а-а-а-а!!!..
Резо и его американца принесли через три часа. И бросили на землю. Еще через полчаса Резо пришел в себя. И тихо застонал. А потом закричал. В голос.
— М-м-м! Больно! О-о-очень больно! О-о-очень. М-м-м!…
— Ты сказал?
Далидзе молчал. И отводил в сторону глаза. И кричал.
— Он что-нибудь сказал? Слышь, американец. Он сказал что-нибудь?
— Он сказал. Что-нибудь.
— Что?
— Он сказал что-то про море. И про первый день. Они очень страшно его мучил. Очень, очень страшно…
— А потом?
— Потом он, как это по-русски, потерял разумность.
— Сознание?
— Yes. Потерял сознание.
— Я не смог. Я не выдержал. Мне было больно. Очень! — тихо произнес Далидзе. — Я не мужчина после этого!
— Да брось ты, Резо. Все мы здесь…
— Мне было очень больно! Я не знал, что может быть так больно! Вот…
Резо раскрыл сжатую в кулак, окровавленную руку. И все посмотрели на его пятерню.
На четырех его пальцах вместо ногтей и верхних фаланг торчали кости. Голые кости. Расщепленные на концах. Они просто срезали с них мясо. Просто сострогали, как серную головку со спички… И кусали, и дробили эти кости щипцами.
— Падлы! Что творят!..
— Я не смог… Я сказал… Я не мужчина… Со стороны хижины доносились новые крики. Новой пары пленников…
— Ответьте, где вы находились в первый день с девяти часов утра до полудня?
* * *
— А-а-а-а-а!!!..
— Ответьте, где вы находились в первый день с полудня до двух часов дня?
— Бо-о-о-льно-о-о-о!!!..
— Ответьте, где вы находились в первый день с двух до четырех часов дня?..
— Где вы находились во второй день с шести часов?..
— Где вы находились в третий день?..
— Где вы находились?..
— Где?..
— Где?..
— Где?..
* * *
Через день пленников перестали бить по ногам. И били только по рукам и голове. И резали и жгли тело. И выворачивали суставы. И строгали пальцы…
— Теперь меня интересует пятый день. Шесть часов вечера.
— Я не помню пятый день. Я не помню, что было в шесть часов вечера.
— Постарайтесь вспомнить. Иначе вам будет больно. И вы все равно все расскажете. Вы все равно все рассказываете. Только очень поздно.
— Зачем вам все это? Зачем вы нас мучаете? Лучше просто убейте…
— Мы не виновны в ваших страданиях. Вы сами виновны в ваших страданиях. Мы не приглашали вас в нашу страну. Вы пришли, не спросив нас. С оружием в руках. И убивали наших бойцов, которые хотели остановить вас. Потому что это их страна. Вы убили много наших бойцов… Мы не трогаем гостей. Но вы не гости. Вы пришли без нашего согласия и не хотите рассказать зачем… Зачем вы пришли в нашу страну?
— За приборами. С разбитого самолета.
— Мы не верим вам. Где эти приборы? Куда они делись? Если вы пришли за приборами?
— Мы потеряли их. Ну, в смысле бросили. Когда начались бои.
— Где бросили? При каких обстоятельствах?
— Ну не знаю я где. Не знаю, при каких обстоятельствах. Их командир прятал.
— Один?
— Один. Ну один. Ну честное слово — один.
— Мы не верим вам.
— Ну а зачем мы, по-вашему, пришли? Зачем?
— Наверное, вы хотели убить старейшину нашей провинции…
— Старейшину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77