Именно почувствовал, потому что видеть ничего не мог. Я прислушался… Раздался тяжелый вздох, потом стон. Я сказал, обращаясь в темноту: «Что с вами?»
Долго не было никакого ответа, только хриплое дыхание стало слышнее. Наконец простуженным, старческим голосом кто-то ответил: «Какое вам дело?..»
Меня это не обидело.
«Скажите, кто вы? Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?» – настаивал я.
Опять молчание. И снова хриплый, надтреснутый голос: «Я погибший человек. Вы все равно мне не поможете…»
Постепенно я стал вытягивать из своего соседа односложные ответы и в конце концов выяснил, что ему шестьдесят пять лет, что он плотник, жена его умерла, а сын пропал без вести в Австралии, и вот уже год он ходит без работы и вынужден ночевать на улице.
Часа через два черное облако рассеялось, и в Лондон опять вернулся день. Я взглянул на соседа. Несмотря на сбой возраст, он был еще крепок. Лицо его мне показалось открытым, располагающим к себе. Я встал и прямо сказал старику: «Знаете что? Пойдемте-ка сейчас ко мне… Переночуете, а дальше видно будет…»
Старик был смущен, долго отказывался, но в конце концов пошел со мной. Звали его Лесли Уайт. Он прожил у меня месяца два – отогрелся, окреп духом и… и оказался очень полезным для русской революции человеком. Этот плотник был, что называется, мастером на все руки, знал множество ремесел и легко осваивался во всякой новой работе. В то время революционные эмигранты отправляли в Россию из-за рубежа много нелегальной литературы. Она печаталась на очень тонкой бумаге и тайно перебрасывалась через границу разными хитроумными способами. Так вот, наш Уайт оказался весьма искусным мастером по этой части: он замечательно делал двойные днища в ящиках, полые стенки в чемоданах, пояса и нагрудники для нелегальщины. Он находил самые необыкновенные пути для доставки большевистской печати в Россию. В этом он был удивительно изобретателен и неутомим. И самое важное – Уайт был молчалив, абсолютно надежен и всем сердцем сочувствовал борьбе русского рабочего класса… А ведь вот так же сидел он тогда на сырой скамейке, не зная, где преклонить свою голову…
Как-то Орлов сказал своим «робинзонам»:
– Теперь вы имеете некоторое представление о нынешнем Лондоне, гигантском скопище капиталистических противоречий и контрастов. Сегодня я хочу показать вам в Лондоне то, перед чем мы – люди страны социализма – с благоговением склоняем головы…
Орлов подозвал такси. В течение получаса машина кружила по темным улицам и переулкам северной части города и, наконец, остановилась у больших железных ворот.
Это было Хайгетское кладбище – одно из многих, предназначенных для вечного успокоения простых людей Лондона.
Мрачно и буднично было здесь. Никакой романтики… Могилы тесно-тесно жались друг к другу, как темные, закопченные домишки в лондонском предместье. В изголовье каждой – высокая, с полукруглым верхом доска из грубого серого камня, и на ней – имя погребенного. Все доски на одно лицо, все стоят, как окаменевшие часовые на параде смерти. Красивых памятников мало, да для них в этой тесноте и места бы не хватило. Очень мало зелени, цветов, а то, что есть, тоще и убого.
Угрюмы лондонские кладбища, похожие на тесно набитый покойниками деловой двор…
Следуя за своим руководителем, наши путешественники долго шли между бесчисленными могилами, петляли по узеньким тропинкам, проваливались в попадавшиеся на пути рытвины и ямы. Но вот Орлов остановился и молча снял с головы шляпу.
Перед ними был могильный холмик. Он заметно отличался от других. В изголовье могилы не торчала стандартная каменная доска. Самый холмик был одет в мраморную раму, внутри прямоугольника зеленела трава, росли кустики цветов. На мраморной подушке в изголовье могилы было высечено по-английски:
ЖЕННИ ФОН ВЕСТФАЛЕН
Возлюбленная жена
Карла Маркса
Родилась 12 февраля 1814 Умерла 2 декабря 1881
И КАРЛ МАРКС
Родился 5 мая 1818 Умер 14 марта 1883
И ГАРРИ ЛОНГЕ их внук
Родился 4 июля 1878 Умер 20 марта 1883
И ЕЛЕНА ДЕМУТ
Родилась 1 января 1823 Умерла 4 ноября 1890.
Мрамор ограды и памятной доски когда-то был белым, но лондонский климат и копоть неумолимы: мрамор потемнел, резьба букв покрылась черной пылью.
Долго стояли у этой скромной могилы четыре советских человека. Стояли и думали о многом…
– В годы эмиграции я часто бывал здесь, – заговорил наконец Орлов. – Я участвовал в возложении венков на великую могилу в день Первого мая. Я приводил сюда всех приезжавших в Лондон русских товарищей. Я приходил сюда и один – всякий раз, когда выдавался свободный день…
– Кто заботится о могиле? – спросил Степан.
– О, это целая эпопея! – с оживлением воскликнул Орлов. – Раньше, до тридцатых годов, о могиле Маркса, в сущности, никто не заботился. Земляной холмик осел, полуосыпался, мраморная рама покосилась и треснула, зелени почти не было… Но лет десять назад могилой Маркса занялось советское посольство. Это далось также нелегко…
– Что значит «далось нелегко»? – с недоумением спросила Таня. – Разве кто-нибудь мог возражать?
– В том-то и дело, что мог! – усмехнулся Орлов. – Не забывайте, что здесь – Англия и по английским законам эта могила составляет частную собственность наследников Маркса. Кто эти наследники? В последние годы могила являлась «частной собственностью» французского социалиста Жана Лонге, внука Маркса. Без его разрешения никто не имел права касаться могилы, и поэтому кладбищенская администрация запрещала советскому посольству что-либо предпринимать. Посольство обратилось к семье Лонге за необходимым разрешением. Возникла сложная, очень длинная переписка, и в конце концов семья Лонге разрешила, но… сопроводила это любопытным условием: заботиться о могиле Маркса советское посольство могло только совместно с лейбористской партией Англии. Конечно, лейбористы и не подумали что-либо предпринять. Зато советское посольство энергично и заботливо взялось за дело. Был куплен оставшийся еще свободным клочок земли возле могилы, тот самый, на котором мы сейчас стоим. В изголовье был посажен большой куст вьющихся роз, да и весь холмик усажен цветами. Наконец, ребята из школы для детей советских граждан в Лондоне взяли шефство над могилой: еженедельно бывают здесь, украшают и ухаживают за ней.
Потапов наклонился к могильному мрамору и с удивлением воскликнул:
– А это что такое?
Он вытащил из узенькой щели между мраморной рамой и холмиком с десяток визитных карточек, очистил их от налипшей земли и стал читать вслух: «Индиец… Чех… Аргентинец… Немец… Француз… Китаец… Русский… Американец…»
– Представители рабочего класса и его боевых партий всего мира бывают здесь, чтобы поклониться праху великого учителя, гениального мыслителя и провидца… – заключил Орлов.
Таня не забыла обещания, данного Майе, и на следующий день обратилась к Орлову с просьбой помочь ей купить несколько книг и учебников по медицине. Тот на мгновение задумался и затем предложил:
– Ваша просьба навела меня на мысль познакомить вас, мои робинзоны, еще с одним любопытным уголком Лондона…
Двадцать минут пути – и перед советскими путешественниками предстало огромное, массивное здание классической архитектуры с сорока четырьмя колоннами.
Сумрачное и закопченное, оно угрюмо смотрело на мир из-за тяжелой железной ограды, точно погруженное в суровые, невеселые думы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Долго не было никакого ответа, только хриплое дыхание стало слышнее. Наконец простуженным, старческим голосом кто-то ответил: «Какое вам дело?..»
Меня это не обидело.
«Скажите, кто вы? Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?» – настаивал я.
Опять молчание. И снова хриплый, надтреснутый голос: «Я погибший человек. Вы все равно мне не поможете…»
Постепенно я стал вытягивать из своего соседа односложные ответы и в конце концов выяснил, что ему шестьдесят пять лет, что он плотник, жена его умерла, а сын пропал без вести в Австралии, и вот уже год он ходит без работы и вынужден ночевать на улице.
Часа через два черное облако рассеялось, и в Лондон опять вернулся день. Я взглянул на соседа. Несмотря на сбой возраст, он был еще крепок. Лицо его мне показалось открытым, располагающим к себе. Я встал и прямо сказал старику: «Знаете что? Пойдемте-ка сейчас ко мне… Переночуете, а дальше видно будет…»
Старик был смущен, долго отказывался, но в конце концов пошел со мной. Звали его Лесли Уайт. Он прожил у меня месяца два – отогрелся, окреп духом и… и оказался очень полезным для русской революции человеком. Этот плотник был, что называется, мастером на все руки, знал множество ремесел и легко осваивался во всякой новой работе. В то время революционные эмигранты отправляли в Россию из-за рубежа много нелегальной литературы. Она печаталась на очень тонкой бумаге и тайно перебрасывалась через границу разными хитроумными способами. Так вот, наш Уайт оказался весьма искусным мастером по этой части: он замечательно делал двойные днища в ящиках, полые стенки в чемоданах, пояса и нагрудники для нелегальщины. Он находил самые необыкновенные пути для доставки большевистской печати в Россию. В этом он был удивительно изобретателен и неутомим. И самое важное – Уайт был молчалив, абсолютно надежен и всем сердцем сочувствовал борьбе русского рабочего класса… А ведь вот так же сидел он тогда на сырой скамейке, не зная, где преклонить свою голову…
Как-то Орлов сказал своим «робинзонам»:
– Теперь вы имеете некоторое представление о нынешнем Лондоне, гигантском скопище капиталистических противоречий и контрастов. Сегодня я хочу показать вам в Лондоне то, перед чем мы – люди страны социализма – с благоговением склоняем головы…
Орлов подозвал такси. В течение получаса машина кружила по темным улицам и переулкам северной части города и, наконец, остановилась у больших железных ворот.
Это было Хайгетское кладбище – одно из многих, предназначенных для вечного успокоения простых людей Лондона.
Мрачно и буднично было здесь. Никакой романтики… Могилы тесно-тесно жались друг к другу, как темные, закопченные домишки в лондонском предместье. В изголовье каждой – высокая, с полукруглым верхом доска из грубого серого камня, и на ней – имя погребенного. Все доски на одно лицо, все стоят, как окаменевшие часовые на параде смерти. Красивых памятников мало, да для них в этой тесноте и места бы не хватило. Очень мало зелени, цветов, а то, что есть, тоще и убого.
Угрюмы лондонские кладбища, похожие на тесно набитый покойниками деловой двор…
Следуя за своим руководителем, наши путешественники долго шли между бесчисленными могилами, петляли по узеньким тропинкам, проваливались в попадавшиеся на пути рытвины и ямы. Но вот Орлов остановился и молча снял с головы шляпу.
Перед ними был могильный холмик. Он заметно отличался от других. В изголовье могилы не торчала стандартная каменная доска. Самый холмик был одет в мраморную раму, внутри прямоугольника зеленела трава, росли кустики цветов. На мраморной подушке в изголовье могилы было высечено по-английски:
ЖЕННИ ФОН ВЕСТФАЛЕН
Возлюбленная жена
Карла Маркса
Родилась 12 февраля 1814 Умерла 2 декабря 1881
И КАРЛ МАРКС
Родился 5 мая 1818 Умер 14 марта 1883
И ГАРРИ ЛОНГЕ их внук
Родился 4 июля 1878 Умер 20 марта 1883
И ЕЛЕНА ДЕМУТ
Родилась 1 января 1823 Умерла 4 ноября 1890.
Мрамор ограды и памятной доски когда-то был белым, но лондонский климат и копоть неумолимы: мрамор потемнел, резьба букв покрылась черной пылью.
Долго стояли у этой скромной могилы четыре советских человека. Стояли и думали о многом…
– В годы эмиграции я часто бывал здесь, – заговорил наконец Орлов. – Я участвовал в возложении венков на великую могилу в день Первого мая. Я приводил сюда всех приезжавших в Лондон русских товарищей. Я приходил сюда и один – всякий раз, когда выдавался свободный день…
– Кто заботится о могиле? – спросил Степан.
– О, это целая эпопея! – с оживлением воскликнул Орлов. – Раньше, до тридцатых годов, о могиле Маркса, в сущности, никто не заботился. Земляной холмик осел, полуосыпался, мраморная рама покосилась и треснула, зелени почти не было… Но лет десять назад могилой Маркса занялось советское посольство. Это далось также нелегко…
– Что значит «далось нелегко»? – с недоумением спросила Таня. – Разве кто-нибудь мог возражать?
– В том-то и дело, что мог! – усмехнулся Орлов. – Не забывайте, что здесь – Англия и по английским законам эта могила составляет частную собственность наследников Маркса. Кто эти наследники? В последние годы могила являлась «частной собственностью» французского социалиста Жана Лонге, внука Маркса. Без его разрешения никто не имел права касаться могилы, и поэтому кладбищенская администрация запрещала советскому посольству что-либо предпринимать. Посольство обратилось к семье Лонге за необходимым разрешением. Возникла сложная, очень длинная переписка, и в конце концов семья Лонге разрешила, но… сопроводила это любопытным условием: заботиться о могиле Маркса советское посольство могло только совместно с лейбористской партией Англии. Конечно, лейбористы и не подумали что-либо предпринять. Зато советское посольство энергично и заботливо взялось за дело. Был куплен оставшийся еще свободным клочок земли возле могилы, тот самый, на котором мы сейчас стоим. В изголовье был посажен большой куст вьющихся роз, да и весь холмик усажен цветами. Наконец, ребята из школы для детей советских граждан в Лондоне взяли шефство над могилой: еженедельно бывают здесь, украшают и ухаживают за ней.
Потапов наклонился к могильному мрамору и с удивлением воскликнул:
– А это что такое?
Он вытащил из узенькой щели между мраморной рамой и холмиком с десяток визитных карточек, очистил их от налипшей земли и стал читать вслух: «Индиец… Чех… Аргентинец… Немец… Француз… Китаец… Русский… Американец…»
– Представители рабочего класса и его боевых партий всего мира бывают здесь, чтобы поклониться праху великого учителя, гениального мыслителя и провидца… – заключил Орлов.
Таня не забыла обещания, данного Майе, и на следующий день обратилась к Орлову с просьбой помочь ей купить несколько книг и учебников по медицине. Тот на мгновение задумался и затем предложил:
– Ваша просьба навела меня на мысль познакомить вас, мои робинзоны, еще с одним любопытным уголком Лондона…
Двадцать минут пути – и перед советскими путешественниками предстало огромное, массивное здание классической архитектуры с сорока четырьмя колоннами.
Сумрачное и закопченное, оно угрюмо смотрело на мир из-за тяжелой железной ограды, точно погруженное в суровые, невеселые думы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100