– Так что ты могла бы с успехом оставаться дома.
– Дэвид, – спокойно возразила Ребекка, – это наше общее дело. Ты же помнишь, что я вышла за тебя замуж не ради удовольствий и легкой жизни? Ты предупреждал меня, что перед нами встанут сложные задачи.
Ты говорил, что я смогу стать тебе помощницей. Не пытайся теперь сделать из меня украшение чайного стола.
Несколько мгновений он очень внимательно смотрел на нее.
– Может быть, всему есть объяснение, – сказал он наконец. – Возможно, сегодня утром мы посетили не тех людей.
Остаток пути до дома они проехали молча.
* * *
Дэвид проснулся, испытывая чувство нахлынувшего ужаса и вместе с тем – облегчения. Он задыхался, а его тело покрылось потом. Он отбросил прочь покрывало и только потом вспомнил, что он не один, как это прежде обычно бывало, когда на него накатывался ночной кошмар.
Дэвид повернул голову, чтобы бросить взгляд на Ребекку. Она спокойно спала на другой стороне постели, слегка отвернувшись от него.
О Боже! Он сел на край кровати и потер лицо руками. Его сердце все еще молотом стучало в груди.
Всегда один и тот же сон. Впервые Дэвид его увидел в Скутари, и он преследовал его сперва в Крыму, а потом в Англии. Сон со временем не терял своей яркости, на что Дэвид сначала твердо надеялся, а наоборот – приходил все чаще и приобретал все большую убедительность. Порой случалось, что Дэвид видел его по несколько раз за ночь. Иногда он мучительно старался больше не засыпать, чтобы не видеть повторения кошмара.
Дэвид поднялся с постели, пересек комнату, встал у окна и всмотрелся в темноту. Он еще раньше пришел к выводу: самое страшное в снах то, что они способны ужасным образом искажать время. Во сне ему всегда требовалось целых десять минут, чтобы вытащить пистолет из кобуры и выстрелить, хотя он знал, что на самом деле он затратил на это какую-то долю секунды. И наоборот – хватало доли секунды на целую вереницу странных событий.
Во сне Дэвид всегда знал, что ему предстоит сделать, у него всегда были альтернативы, он мог оценить последствия. У него было время на то, чтобы обдумать, собирается ли он выстрелить для того, чтобы только выбить саблю из рук Джулиана, или чтобы убить его.
К тому времени Дэвид уже был по горло сыт Джулианом, необходимостью все время покрывать его, оправдывать его, ждать, что тот повзрослеет и осознает, что надо отвечать за свои поступки. Но ничто так и не изменилось. Теперь настало время убить его. Если он его убьет, то возникнут новые возможности для его отношений с Ребеккой. Ему никогда не придется бросать тень на свое имя, дабы защитить Джулиана. Готовность лгать и принимать на себя наказание лишь для того, чтобы защитить Джулиана, – такова всегда была главная слабость Дэвида. Он больше не будет потакать своей слабости. Он намерен стать сильным.
В результате во сне Дэвид всегда стрелял именно для того, чтобы убить. Совершенно сознательно… Абсолютно хладнокровно… Во сне он всегда ненавидел Джулиана. Он совсем не испытывал к нему любви. Только непреодолимое желание убить его.
О Боже! Дэвид закрыл глаза и прикоснулся лбом к оконному стеклу. Он опять вспотел. Пробуждение никогда сразу не освобождало из плена кошмаров. А если сон – это и есть реальность? Что, если сон лишь выявляет то, что скрывает разум? Что, если убийство Джулиана не имело никакого отношения к Джорджу Шереру? Что, если он, Дэвид, убил Джулиана только потому, что ненавидел его и желал ему смерти? Потому что хотел Ребекку?
А теперь Ребекка принадлежит ему. Она лежит за его спиной в постели, погруженная в сон. Лишь пару часов назад он занимался с ней любовью. Она его жена. Но почему он женился на ней? Только ли из чувства ответственности перед вдовой, мужа которой он убил? Или потому, что он хладнокровно запланировал сделать ее своей?
Прохладный ночной воздух бросил его в дрожь. И еще одна мысль всегда преследовала Дэвида, когда он переживал последнюю фазу выхода из кошмара, хотя эта мысль и не играла никакой роли в сновидении. А если Джулиан действовал в целях самообороны? Что, если Джордж Шерер пытался убить его и Джулиану оставалось лишь защищать свою жизнь? Если он попал в ситуацию, в которой решался вопрос – убить или быть убитым? Однако даже при этом право было на стороне Шерера – он был обманутым мужем. Но разве это позволяло ему убить Джулиана? И сделать это в самый разгар сражения, когда они оба, как предполагалось, уничтожали врагов и защищали своих соотечественников?
Вопрос носил чисто риторический характер, если только реакция Дэвида на то, что открылось тогда его глазам, была правильной. А если нет? Но даже в таком случае мог ли он стоять и наблюдать, как Джулиан собирается пронзить саблей повергнутого на землю человека?
Сон, ужасный сам по себе, всегда уступал место сопровождавшему пробуждение куда более худшему кошмару.
– Дэвид? – Он почувствовал легкое прикосновение к своей руке.
Он быстро обернулся и увидел стоявшую рядом с ним Ребекку: она смотрела на него как-то озабоченно. Боже мой, меньше всего он хотел видеть в этот момент свою жену в ночном туалете, с распущенными по спине волосами, в их спальне. Его окружила атмосфера родного дома со всей присущей ей интимностью. Ребекка… Жена Джулиана…
– Возвращайся в постель, – резко сказал он. – Ты должна спать
– С тобой все в порядке? – спросила она. – Что-нибудь случилось?
– Ничего плохого. – Он свирепым взглядом посмотрел на нее. – Возвращайся в постель.
Она отпустила его руку.
– Ты так тяжело дышал, – объяснила она. – Я подумала, у тебя что-то болит.
– Легкая бессонница, – сказал он. – Порой я страдаю от нее. Пусть это тебя не беспокоит, Ребекка.
– «Не вмешивайтесь в мою жизнь», – произнесла она так нежно, что в какой-то момент Дэвид даже не был уверен, правильно ли он понял ее слова. – Ты обычно так говорил, когда случалось нечто дурное и кто-то мог бы предложить тебе свое сочувствие, Дэвид. «Не вмешивайтесь в мою жизнь». Я совсем забыла, что это больше всего возбуждало во мне неприязнь к тебе.
Дэвид тяжело вздохнул.
– Возвращайся в постель, – повторил он, в несколько большей степени контролируя свой тон. – Я ценю твое беспокойство, но не хочу вынуждать бодрствовать и тебя, Ребекка. Это было бы несправедливо.
– Это что, был дурной сон? – поинтересовалась она.
Он снова потерял и без того хрупкий контроль над собой.
– Да, черт побери. Я увидел плохой сон, – огрызнулся он. – Не стоит так переживать. Он был дурным, вот и все. Ты хочешь снова уложить меня в постель, погладить по лбу и заверить меня, что в шкафу не скрываются привидения?
В льющемся из окна тусклом свете Дэвид все же заметил – хотя Ребекка и не повернулась к нему, – что она сжала челюсти.
– Дурные сны порой бывают и у меня, – сказала она. – Я тогда обычно вскакиваю, плачу, а иногда кричу. Это о войне, Дэвид? Тебя беспокоят воспоминания о войне?
– Да, – бросил он. – Там, Ребекка, было так много смертей, ужасов и страданий… Разве после этого удивительно, что человека преследуют кошмары?
– Нет, – сказала она.
Он вновь отвернулся к окну. Он молил Бога, чтобы Ребекка ушла. Ей невозможно объяснить, что его страх порожден не столько сном, сколько последующей бессонницей. В свою бессонницу Дэвид не хотел впускать никого, и уж меньше всех Ребекку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Дэвид, – спокойно возразила Ребекка, – это наше общее дело. Ты же помнишь, что я вышла за тебя замуж не ради удовольствий и легкой жизни? Ты предупреждал меня, что перед нами встанут сложные задачи.
Ты говорил, что я смогу стать тебе помощницей. Не пытайся теперь сделать из меня украшение чайного стола.
Несколько мгновений он очень внимательно смотрел на нее.
– Может быть, всему есть объяснение, – сказал он наконец. – Возможно, сегодня утром мы посетили не тех людей.
Остаток пути до дома они проехали молча.
* * *
Дэвид проснулся, испытывая чувство нахлынувшего ужаса и вместе с тем – облегчения. Он задыхался, а его тело покрылось потом. Он отбросил прочь покрывало и только потом вспомнил, что он не один, как это прежде обычно бывало, когда на него накатывался ночной кошмар.
Дэвид повернул голову, чтобы бросить взгляд на Ребекку. Она спокойно спала на другой стороне постели, слегка отвернувшись от него.
О Боже! Он сел на край кровати и потер лицо руками. Его сердце все еще молотом стучало в груди.
Всегда один и тот же сон. Впервые Дэвид его увидел в Скутари, и он преследовал его сперва в Крыму, а потом в Англии. Сон со временем не терял своей яркости, на что Дэвид сначала твердо надеялся, а наоборот – приходил все чаще и приобретал все большую убедительность. Порой случалось, что Дэвид видел его по несколько раз за ночь. Иногда он мучительно старался больше не засыпать, чтобы не видеть повторения кошмара.
Дэвид поднялся с постели, пересек комнату, встал у окна и всмотрелся в темноту. Он еще раньше пришел к выводу: самое страшное в снах то, что они способны ужасным образом искажать время. Во сне ему всегда требовалось целых десять минут, чтобы вытащить пистолет из кобуры и выстрелить, хотя он знал, что на самом деле он затратил на это какую-то долю секунды. И наоборот – хватало доли секунды на целую вереницу странных событий.
Во сне Дэвид всегда знал, что ему предстоит сделать, у него всегда были альтернативы, он мог оценить последствия. У него было время на то, чтобы обдумать, собирается ли он выстрелить для того, чтобы только выбить саблю из рук Джулиана, или чтобы убить его.
К тому времени Дэвид уже был по горло сыт Джулианом, необходимостью все время покрывать его, оправдывать его, ждать, что тот повзрослеет и осознает, что надо отвечать за свои поступки. Но ничто так и не изменилось. Теперь настало время убить его. Если он его убьет, то возникнут новые возможности для его отношений с Ребеккой. Ему никогда не придется бросать тень на свое имя, дабы защитить Джулиана. Готовность лгать и принимать на себя наказание лишь для того, чтобы защитить Джулиана, – такова всегда была главная слабость Дэвида. Он больше не будет потакать своей слабости. Он намерен стать сильным.
В результате во сне Дэвид всегда стрелял именно для того, чтобы убить. Совершенно сознательно… Абсолютно хладнокровно… Во сне он всегда ненавидел Джулиана. Он совсем не испытывал к нему любви. Только непреодолимое желание убить его.
О Боже! Дэвид закрыл глаза и прикоснулся лбом к оконному стеклу. Он опять вспотел. Пробуждение никогда сразу не освобождало из плена кошмаров. А если сон – это и есть реальность? Что, если сон лишь выявляет то, что скрывает разум? Что, если убийство Джулиана не имело никакого отношения к Джорджу Шереру? Что, если он, Дэвид, убил Джулиана только потому, что ненавидел его и желал ему смерти? Потому что хотел Ребекку?
А теперь Ребекка принадлежит ему. Она лежит за его спиной в постели, погруженная в сон. Лишь пару часов назад он занимался с ней любовью. Она его жена. Но почему он женился на ней? Только ли из чувства ответственности перед вдовой, мужа которой он убил? Или потому, что он хладнокровно запланировал сделать ее своей?
Прохладный ночной воздух бросил его в дрожь. И еще одна мысль всегда преследовала Дэвида, когда он переживал последнюю фазу выхода из кошмара, хотя эта мысль и не играла никакой роли в сновидении. А если Джулиан действовал в целях самообороны? Что, если Джордж Шерер пытался убить его и Джулиану оставалось лишь защищать свою жизнь? Если он попал в ситуацию, в которой решался вопрос – убить или быть убитым? Однако даже при этом право было на стороне Шерера – он был обманутым мужем. Но разве это позволяло ему убить Джулиана? И сделать это в самый разгар сражения, когда они оба, как предполагалось, уничтожали врагов и защищали своих соотечественников?
Вопрос носил чисто риторический характер, если только реакция Дэвида на то, что открылось тогда его глазам, была правильной. А если нет? Но даже в таком случае мог ли он стоять и наблюдать, как Джулиан собирается пронзить саблей повергнутого на землю человека?
Сон, ужасный сам по себе, всегда уступал место сопровождавшему пробуждение куда более худшему кошмару.
– Дэвид? – Он почувствовал легкое прикосновение к своей руке.
Он быстро обернулся и увидел стоявшую рядом с ним Ребекку: она смотрела на него как-то озабоченно. Боже мой, меньше всего он хотел видеть в этот момент свою жену в ночном туалете, с распущенными по спине волосами, в их спальне. Его окружила атмосфера родного дома со всей присущей ей интимностью. Ребекка… Жена Джулиана…
– Возвращайся в постель, – резко сказал он. – Ты должна спать
– С тобой все в порядке? – спросила она. – Что-нибудь случилось?
– Ничего плохого. – Он свирепым взглядом посмотрел на нее. – Возвращайся в постель.
Она отпустила его руку.
– Ты так тяжело дышал, – объяснила она. – Я подумала, у тебя что-то болит.
– Легкая бессонница, – сказал он. – Порой я страдаю от нее. Пусть это тебя не беспокоит, Ребекка.
– «Не вмешивайтесь в мою жизнь», – произнесла она так нежно, что в какой-то момент Дэвид даже не был уверен, правильно ли он понял ее слова. – Ты обычно так говорил, когда случалось нечто дурное и кто-то мог бы предложить тебе свое сочувствие, Дэвид. «Не вмешивайтесь в мою жизнь». Я совсем забыла, что это больше всего возбуждало во мне неприязнь к тебе.
Дэвид тяжело вздохнул.
– Возвращайся в постель, – повторил он, в несколько большей степени контролируя свой тон. – Я ценю твое беспокойство, но не хочу вынуждать бодрствовать и тебя, Ребекка. Это было бы несправедливо.
– Это что, был дурной сон? – поинтересовалась она.
Он снова потерял и без того хрупкий контроль над собой.
– Да, черт побери. Я увидел плохой сон, – огрызнулся он. – Не стоит так переживать. Он был дурным, вот и все. Ты хочешь снова уложить меня в постель, погладить по лбу и заверить меня, что в шкафу не скрываются привидения?
В льющемся из окна тусклом свете Дэвид все же заметил – хотя Ребекка и не повернулась к нему, – что она сжала челюсти.
– Дурные сны порой бывают и у меня, – сказала она. – Я тогда обычно вскакиваю, плачу, а иногда кричу. Это о войне, Дэвид? Тебя беспокоят воспоминания о войне?
– Да, – бросил он. – Там, Ребекка, было так много смертей, ужасов и страданий… Разве после этого удивительно, что человека преследуют кошмары?
– Нет, – сказала она.
Он вновь отвернулся к окну. Он молил Бога, чтобы Ребекка ушла. Ей невозможно объяснить, что его страх порожден не столько сном, сколько последующей бессонницей. В свою бессонницу Дэвид не хотел впускать никого, и уж меньше всех Ребекку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109