Эта любовная связь не являлась какой-то особой тайной, ибо в армейской жизни вообще не так уж много секретов. Возможно, среди всех офицеров третьего батальона Гренадерского полка и первого батальона Колдстримского гвардейского полка единственным, кто не знал об этом романе уже через неделю после его начала, был сам капитан Шерер. Любовники держались достаточно скрытно, а Шерер был всецело поглощен своими служебными обязанностями.
Никто даже не подумал сообщить ему о том, что творится у него за спиной. Во-первых, доносительство все считали занятием непристойным. Во-вторых, капитан Джулиан Кардвелл сумел стать всеобщим любимцем. Даже солдаты Кардвелла любили его за дружелюбный характер и излучаемое им теплое обаяние. Никто открыто не порицал его поведение, да и в душе мало кто его осуждал. Джулиан относился к тому типу мужчин, которые не в состоянии долго обходиться без женщин, и всем было известно, что хрупкое здоровье жены Кардвелла вынудило его оставить супругу в Англии.
Майор лорд Тэвисток за целых три недели не проронил ни слова об этой интрижке, хотя и жил вместе с Джулианом. Дэвид убеждал себя, что это его лично не касается. Кроме того, долгий опыт подсказывал ему, как Джулиан отреагирует, если он, Дэвид, поддастся искушению и попытается прочитать ему нотацию. Тот выслушает его с обаятельной мальчишеской улыбкой и примется доказывать, что Синтия Шерер для него ничего не значит. Вновь последуют заверения в том, что он любит Ребекку и что с этого момента намерен сохранять ей верность. И, черт возьми, печальнее всего то, что Джулиан, как всегда, будет сам верить каждому своему слову. Нет, решил Дэвид, он останется в стороне от всего этого.
И все же решимость майора Тэвистока развеялась как дым, когда Дэвид однажды вернулся с совещания раньше, чем предполагал, и оказалось, что он пришел за считанные мгновения до того, как мог бы, несомненно, стать свидетелем чрезвычайно пикантной сцены. Дэвид резко остановился в дверях и многозначительно посмотрел на лежавшего на кровати Джулиана.
На лице Джулиана появилась его обычная обаятельная улыбка.
– Не будешь ли ты, старина, настолько добр, чтобы подождать несколько минут за дверью? – спросил он.
К тому моменту, когда стоявший спиной к двери Дэвид услышал, что женщина вышла, он уже побледнел от гнева. Более пяти минут он уговаривал себя уйти прочь, отвлечься на какое-нибудь занятие, забыть о случившемся и вообще не принимать все близко к сердцу. Дэвид чувствовал, что именно к этому все и движется.
– Такое больше не должно повториться, – лаконично сказал он, вернувшись в комнату и плотно закрыв за собой дверь. Он убедил себя, что все дело лишь в том, для чего использовали его комнату. Свой гнев он поэтому считал оправданным.
Джулиан откинулся на свою неубранную постель, опустив затылок на сцепленные ладони. Капитан был сейчас полураздет.
– Это что: приказ старшего по званию? – спросил он. – Прости, старина, ты, вероятно, считаешь, что эта сцена была отнюдь не самой изысканной? Но я, признаться, не ждал тебя.
– Она – замужняя женщина, – сказал Дэвид, хотя истинной причиной его ярости был не этот факт, равно как и не то, что его комнату они использовали как место для своих утех.
– Но мне кажется, что это гораздо пристойнее, чем иметь дело с чьей-то дочерью-девственницей, – парировал Джулиан. – Полно, Дэйв, ты должен признать справедливость того, что я сказал.
– Если бы это было в первый раз, – сказал Дэвид, расстегнув портупею и положив ее вместе с саблей на стол.
– Удар ниже пояса, – заметил, состроив гримасу, Джулиан. – Я до сих пор сожалею по поводу той ошибки. Ты знаешь об этом, Дэйв. Она произошла под влиянием необдуманной страсти. Я хотел бы, чтобы ты перестал регулярно напоминать мне об этом.
– Вся твоя жизнь состоит из эпизодов подобной необдуманной страсти, – холодно возразил Дэвид. – Я полагал, что ты, Джулиан, все же повзрослеешь. Надеялся, что женитьба на Ребекке сделает тебя зрелым мужчиной. Мне казалось, что ты ее достаточно любишь. Но ты женат вот уже более двух лет, тебе двадцать четыре года, однако никаких признаков изменения к лучшему не наблюдается.
«Сейчас я похожу на читающего нравоучения брюзгливого проповедника», – подумал Дэвид и рассердился на то, что Джулиан, по-видимому, всегда вытаскивает на свет именно эту его черту. Дэвид обругал себя за то, что не ушел прочь, как только застал Джулиана в постели вместе с леди Шерер.
Джулиан перекинул ноги через край постели и взял рубашку.
– Твоя беда, Дэвид, – сказал он уязвленно, – состоит в том, что до тебя никак не дойдет, жизнью следует наслаждаться. Честно говоря, я совершенно не могу понять, каким образом ты справляешься со своим обетом безбрачия. Ведь ты холостяк, предполагаю я. Но я порекомендовал бы тебе любую из околачивающихся вокруг шлюх только в том случае, если бы тебе вдруг пришла в голову мысль подыскать какую-нибудь альтернативу обычной смерти от холеры, дизентерии или от боевых ранений.
– Нельзя причинять вред людям, эгоистично наслаждаясь жизнью, – сказал Дэвид. – Например, Шерер, Ребекке, Флоре Эллис.
– Синтии все наскучило, – ответил Джулиан. – И мне тоже. Мы не влюблены, Дэйв. Это отнюдь не всепоглощающая страсть. Бекке этот флирт не нанесет вреда, поскольку она об этом никогда не узнает. И, естественно, роман с Синтией ни на йоту не повлияет на мои чувства к Ребекке. Я хотел бы, чтобы моя жена была здесь вместо Синтии. О Боже, как бы я этого хотел! Но ее рядом нет, и поэтому я вынужден выбрать лучшее из того, что тут подворачивается.
Дэвид сел на свою кровать, чтобы снять сапоги. Он не стал звать денщика. В комнате создалась слишком накаленная обстановка, чтобы при разговоре присутствовал посторонний.
– Особая терапия: воздействие молчанием, – констатировал Джулиан. – Этим обычно все заканчивается, а ты всегда был мастером такого рода лечения. – Он улыбнулся. – Послушай, Дэйв, я знаю, что, по твоему мнению, я с Беккой обращаюсь отвратительно. И ты, черт побери, прав. Моя жена обладает любыми достоинствами, каких только может пожелать мужчина. И даже больше того. К тому же она любит меня. Не перестаю изумляться, за что она меня любит. Но Ребекка не всегда доступна. То она больна, а то находится за тысячу миль. И что же можно от меня тогда требовать?
Продолжать спор с Джулианом было бесполезно. Да это и не был спор. Джулиан бы почти немедленно капитулировал, раскаялся, снова стал бы очарователен и полон добрых намерений. Он действительно не переменился.
И беда состояла в том, что Дэвид любил его сейчас так же, как всегда, – с того самого момента, когда Джулиана в пятилетнем возрасте привезли в Крейборн.
Семилетний Дэвид с радостью, с распростертыми объятиями и открытым сердцем принял этого нового брата в свою одинокую жизнь. Дэвид немедленно ощутил в себе потребность стать защитником для этого карапуза со взъерошенными светлыми волосами и озорной усмешкой. Даже будучи еще малышом, Джулиан уже излучал естественное обаяние.
В те дни Дэвид боялся своего отца, рука которого казалась ему особенно тяжелой после некоторых шалостей. Но при этом он любил отца и чувствовал, что тот полной мерой возвращает ему эту любовь. Однако Дэвид боялся, что в отношении Джулиана любовь может и не смягчить суровость отца, для которого Джулиан не был родным сыном и к тому же вел себя как неисправимый озорник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109