А тот, кто уцелел, получил «Восточную медаль», которую солдаты прозвали «Орденом мороженого мяса». Может, придумали медаль и для нас? Какой-нибудь «Орден уцелевших»? Но сколько их будет, уцелевших, на этот раз?
Танковые клещи смыкаются
«Hannibal ante portas! "{22}
По телефону, по радио, из уст в уста проносится страшная весть о грозной опасности, нависшей над 6-й армией. Для ее штабов, частей и соединений 19 ноября – день ошеломляющий, день смятения. События принимают такой оборот, какого никто не ожидал, и требуют немедленных контрмер. Нервозность грозит перейти в панику. У многих, парализуя их волю и энергию, перед взором возникает видение всадника Апокалипсиса.
Я стою в блиндаже начальника оперативного отдела штаба дивизии. Сегодня ночью взрывом авиационной бомбы здесь выбило окна и разнесло лестницу. С озабоченным лицом подполковник протягивает мне руку и, обменявшись кратким приветствием, объясняет обстановку.
– После многих дней бездействия и ожидания вчера наконец были заправлены бензином разведывательные самолеты. Они сразу же вылетели на разведку. Данные оказались потрясающими. Севернее Дона обнаружен подход целой ударной армии с танками и кавалерийскими дивизиями. Несколько бомб, сброшенных разведчиками, попали в цель, но, естественно, не могли причинить большого ущерба. Штаб 6-й армии немедленно обратился к вышестоящему командованию за помощью. Но оказалось слишком поздно. Сегодня утром произошла беда. Здесь, – подполковник указал по карте, – на участке Клетская – Серафимович, противнику удалось осуществить глубокий прорыв. Именно на участке румын, у которых жалкая противотанковая оборона! В настоящий момент повсюду идут бои, так что ясной картины нет и окончательный вывод сделать нельзя. На ликвидацию прорыва уже двинуты войска. Это я знаю. Будем надеяться, что им удастся. Тогда будет видно, что дальше. Командование группы армий нам поможет, это ясно. Для нашей же дивизии все остается по-старому. Продолжать оборудование занимаемых позиций, укреплять их и удерживать любой ценой!
Звучит великолепно: для нас все остается по-старому! Этим сказано очень мало, в сущности ничего. Знаешь ли ты, дорогой мой, что это значит? Это значит, что нам придется и дальше сидеть под развалинами разрушенного города, в холодных подвалах, в темных цехах, где надо тесно прижиматься друг к другу, потому что топить почти нечем. Кое-как налаженная печь растапливается изредка. К тому же она притягивает к себе завывающую смерть, которая погасит и ее, и наши жизни. «Все по-старому» – это значит жить без дневного света еще многие недели, когда только ночью, изредка, удается дохнуть свежего воздуха, взглянуть на холодную серебристую луну и отливающий голубизной снег. Но жестокий мороз, пронизывающий до костей, заставляет пещерных жителей снова спуститься вниз, в защитное лоно земли. Зимнее обмундирование так и не поступило, а обычное, которое для зимы совершенно непригодно, уже превратилось в лохмотья, оно никуда не годится, не может служить даже моральным средством против морозов. А мы еще должны радоваться и благодарить бога, что у нас все остается по-старому! Лежать в степи с винтовкой в руках сейчас, когда все покрылось льдом и снегом, когда к плохо оборудованным полевым позициям приближаются танки с красной звездой – эти нагоняющие на нас страх Т-34, – нет, это еще хуже! А потому лучше уж будем надеяться, что у нас и в самом деле все останется по-старому. Пусть даже без топлива, без теплого обмундирования, лучше зароемся еще на один этаж глубже.
Так или почти так размышлял я на обратном пути. Завтрашний день с его суровой действительностью властно стучится в дверь. Как будет выглядеть эта действительность, никому не известно. Но в душе возникает зловещее предчувствие. И опять сомнения, не дающие мне покоя. Как в бреду, слышу я слова:
«Так дальше продолжаться не может! " Их сказал еще несколько недель назад Фидлер. Но генерал ответил в телефонную трубку: „Положение скоро улучшится“.
Неподалеку от «Цветочного горшка» мне повстречалась машина повышенной проходимости. Рядом с водителем офицер. Это обер-лейтенант Маркграф из 24-й танковой дивизии. На мой оклик он только машет рукой и кричит:
– Некогда! Еду на важную рекогносцировку.
Мне все-таки удается уговорить его зайти на минутку в мой блиндаж, что расположен совсем рядом. В переднем помещении много народу. Офицеры, гауптфельдфебель и несколько унтер-офицеров полукругом обступили адъютанта. Они атакуют его всевозможными вопросами. Сообщаются самые дикие слухи… Если бы хоть половина соответствовала истине, уже пришел бы наш последний час. Вношу некоторое успокоение своим рассказом о сведениях, только что полученных в штабе дивизии. Одни верят и успокаиваются, другие провожают меня недоверчивыми взглядами, когда я вместе с Маркграфом прохожу в соседнее помещение.
Да, то, что приходится мне услышать теперь, меньше всего пригодно настроить на победный лад. Пожалуй, более уместным оказался бы похоронный марш. Предназначенные ликвидировать прорыв войска, о которых говорил начальник оперативного отдела штаба дивизии, – это вовсе не свежие силы. прибывшие из тыла. Их взяли здесь, у нас, под Сталинградом, где фронт и без того так тонок, что вот-вот порвется, 24-я танковая дивизия собирает сегодня все имеющиеся в распоряжении моторизованные части – все, что на колесах и вообще может катиться, чтобы завтра приостановить продвижение противника из направления Клетской. На позициях оставлены только спешенная мотопехота и основная масса артиллерии дивизии. А остальное: 24-й танковый полк, 40-й противотанковый дивизион, зенитный дивизион и дивизион артиллерии – предназначается для участия в контрударе. Аналогичное положение и в других дивизиях. Сам Маркграф получил приказ со своими орудиями ПТО завтра прибыть в Калач к мосту через Дон. Там будет находиться КП его командира дивизии.
Все остальное пока неясно.
– Я, так сказать, передовой разведывательный отряд наших сил, высланный, чтобы обнаружить наилучший путь на Калач, – говорит Маркграф. – Но снег совершенно изменил обстановку.
– Да, момент для наступления русские выбрали правильно. С одной стороны, им помогает снег, а с другой – мы сейчас так обескровлены, что можем выделить для их сдерживания лишь незначительные силы.
– Только не пугаться, а уж там как-нибудь справимся! Если русским действительно удастся пробиться дальше – что ж, пусть! Оторвутся от своих войск и баз снабжения – тут мы их и стукнем.
– Великолепный оптимизм! Только как бы тебе не просчитаться! Вспомни о прошлой зиме да подумай и о нынешних боях в городе! Они нас кое-чему научили, да еще как!
– А, все равно! Беру с собой тридцать стволов.
Таков Пауль Маркграф, человек, о котором его солдаты говорят, что он хочет взять Сталинград в одиночку. Мы знакомы не очень давно. Но его откровенная манера держаться, располагающая к доверию, быстро сблизила нас. Поэтому я могу высказать ему свои опасения. Он тоже видит вещи не в очень-то розовом свете, но в конечном счете верит в наступательный дух своих солдат и при этом недооценивает сурового противника.
Я говорю ему, что послезавтра тоже буду в Калаче и, возможно, загляну к нему. Он вскакивает: пора ехать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Танковые клещи смыкаются
«Hannibal ante portas! "{22}
По телефону, по радио, из уст в уста проносится страшная весть о грозной опасности, нависшей над 6-й армией. Для ее штабов, частей и соединений 19 ноября – день ошеломляющий, день смятения. События принимают такой оборот, какого никто не ожидал, и требуют немедленных контрмер. Нервозность грозит перейти в панику. У многих, парализуя их волю и энергию, перед взором возникает видение всадника Апокалипсиса.
Я стою в блиндаже начальника оперативного отдела штаба дивизии. Сегодня ночью взрывом авиационной бомбы здесь выбило окна и разнесло лестницу. С озабоченным лицом подполковник протягивает мне руку и, обменявшись кратким приветствием, объясняет обстановку.
– После многих дней бездействия и ожидания вчера наконец были заправлены бензином разведывательные самолеты. Они сразу же вылетели на разведку. Данные оказались потрясающими. Севернее Дона обнаружен подход целой ударной армии с танками и кавалерийскими дивизиями. Несколько бомб, сброшенных разведчиками, попали в цель, но, естественно, не могли причинить большого ущерба. Штаб 6-й армии немедленно обратился к вышестоящему командованию за помощью. Но оказалось слишком поздно. Сегодня утром произошла беда. Здесь, – подполковник указал по карте, – на участке Клетская – Серафимович, противнику удалось осуществить глубокий прорыв. Именно на участке румын, у которых жалкая противотанковая оборона! В настоящий момент повсюду идут бои, так что ясной картины нет и окончательный вывод сделать нельзя. На ликвидацию прорыва уже двинуты войска. Это я знаю. Будем надеяться, что им удастся. Тогда будет видно, что дальше. Командование группы армий нам поможет, это ясно. Для нашей же дивизии все остается по-старому. Продолжать оборудование занимаемых позиций, укреплять их и удерживать любой ценой!
Звучит великолепно: для нас все остается по-старому! Этим сказано очень мало, в сущности ничего. Знаешь ли ты, дорогой мой, что это значит? Это значит, что нам придется и дальше сидеть под развалинами разрушенного города, в холодных подвалах, в темных цехах, где надо тесно прижиматься друг к другу, потому что топить почти нечем. Кое-как налаженная печь растапливается изредка. К тому же она притягивает к себе завывающую смерть, которая погасит и ее, и наши жизни. «Все по-старому» – это значит жить без дневного света еще многие недели, когда только ночью, изредка, удается дохнуть свежего воздуха, взглянуть на холодную серебристую луну и отливающий голубизной снег. Но жестокий мороз, пронизывающий до костей, заставляет пещерных жителей снова спуститься вниз, в защитное лоно земли. Зимнее обмундирование так и не поступило, а обычное, которое для зимы совершенно непригодно, уже превратилось в лохмотья, оно никуда не годится, не может служить даже моральным средством против морозов. А мы еще должны радоваться и благодарить бога, что у нас все остается по-старому! Лежать в степи с винтовкой в руках сейчас, когда все покрылось льдом и снегом, когда к плохо оборудованным полевым позициям приближаются танки с красной звездой – эти нагоняющие на нас страх Т-34, – нет, это еще хуже! А потому лучше уж будем надеяться, что у нас и в самом деле все останется по-старому. Пусть даже без топлива, без теплого обмундирования, лучше зароемся еще на один этаж глубже.
Так или почти так размышлял я на обратном пути. Завтрашний день с его суровой действительностью властно стучится в дверь. Как будет выглядеть эта действительность, никому не известно. Но в душе возникает зловещее предчувствие. И опять сомнения, не дающие мне покоя. Как в бреду, слышу я слова:
«Так дальше продолжаться не может! " Их сказал еще несколько недель назад Фидлер. Но генерал ответил в телефонную трубку: „Положение скоро улучшится“.
Неподалеку от «Цветочного горшка» мне повстречалась машина повышенной проходимости. Рядом с водителем офицер. Это обер-лейтенант Маркграф из 24-й танковой дивизии. На мой оклик он только машет рукой и кричит:
– Некогда! Еду на важную рекогносцировку.
Мне все-таки удается уговорить его зайти на минутку в мой блиндаж, что расположен совсем рядом. В переднем помещении много народу. Офицеры, гауптфельдфебель и несколько унтер-офицеров полукругом обступили адъютанта. Они атакуют его всевозможными вопросами. Сообщаются самые дикие слухи… Если бы хоть половина соответствовала истине, уже пришел бы наш последний час. Вношу некоторое успокоение своим рассказом о сведениях, только что полученных в штабе дивизии. Одни верят и успокаиваются, другие провожают меня недоверчивыми взглядами, когда я вместе с Маркграфом прохожу в соседнее помещение.
Да, то, что приходится мне услышать теперь, меньше всего пригодно настроить на победный лад. Пожалуй, более уместным оказался бы похоронный марш. Предназначенные ликвидировать прорыв войска, о которых говорил начальник оперативного отдела штаба дивизии, – это вовсе не свежие силы. прибывшие из тыла. Их взяли здесь, у нас, под Сталинградом, где фронт и без того так тонок, что вот-вот порвется, 24-я танковая дивизия собирает сегодня все имеющиеся в распоряжении моторизованные части – все, что на колесах и вообще может катиться, чтобы завтра приостановить продвижение противника из направления Клетской. На позициях оставлены только спешенная мотопехота и основная масса артиллерии дивизии. А остальное: 24-й танковый полк, 40-й противотанковый дивизион, зенитный дивизион и дивизион артиллерии – предназначается для участия в контрударе. Аналогичное положение и в других дивизиях. Сам Маркграф получил приказ со своими орудиями ПТО завтра прибыть в Калач к мосту через Дон. Там будет находиться КП его командира дивизии.
Все остальное пока неясно.
– Я, так сказать, передовой разведывательный отряд наших сил, высланный, чтобы обнаружить наилучший путь на Калач, – говорит Маркграф. – Но снег совершенно изменил обстановку.
– Да, момент для наступления русские выбрали правильно. С одной стороны, им помогает снег, а с другой – мы сейчас так обескровлены, что можем выделить для их сдерживания лишь незначительные силы.
– Только не пугаться, а уж там как-нибудь справимся! Если русским действительно удастся пробиться дальше – что ж, пусть! Оторвутся от своих войск и баз снабжения – тут мы их и стукнем.
– Великолепный оптимизм! Только как бы тебе не просчитаться! Вспомни о прошлой зиме да подумай и о нынешних боях в городе! Они нас кое-чему научили, да еще как!
– А, все равно! Беру с собой тридцать стволов.
Таков Пауль Маркграф, человек, о котором его солдаты говорят, что он хочет взять Сталинград в одиночку. Мы знакомы не очень давно. Но его откровенная манера держаться, располагающая к доверию, быстро сблизила нас. Поэтому я могу высказать ему свои опасения. Он тоже видит вещи не в очень-то розовом свете, но в конечном счете верит в наступательный дух своих солдат и при этом недооценивает сурового противника.
Я говорю ему, что послезавтра тоже буду в Калаче и, возможно, загляну к нему. Он вскакивает: пора ехать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93