«Было созвано специальное заседание парткома в Киеве, решить, как превратить колхоз в „потемкинскую деревню“. Старого коммуниста, инспектора из наркомата сельского хозяйства, временно назначили председателем, а опытных агрономов сделали членами бригад колхоза. Колхоз был тщательно вычищен и выскоблен коммунистами и комсомольцами, специально мобилизованными на эту работу. Из районного театра в Броварах привезли мебель и обставили ею клуб. Из Киева привезли занавески, портьеры и скатерти. В одном крыле устроили столовую, столы покрыли новыми скатертями и на каждый поставили цветы. Сменили в райкоме телефон, и телефонистку коммутатора перевели в колхоз. Забили несколько быков и боровов, чтобы было впечатление мясного изобилия. Привезли также запасы пива. С окрестных дорог были убраны все трупы и удалены голодные крестьяне. Остальным запретили выходить из дома. Собрали всех колхозников и сказали им, что будут снимать фильм о колхозной жизни, и Одесская киностудия выбрала для этой цели именно их колхоз. Только те, кого выбрали сниматься в фильме, будут ходить на работу, все остальные должны оставаться дома и не мешать. Отобранным специальной комиссией раздали форму, привезенную из Киева: ботинки, носки, костюмы, носовые платки. Женщины получили новые платья. Весь этот маскарад был организован специально присланным из Киева работником райкома Шараповым. А человек по фамилии Денисенко был его заместителем. Людям сказали, что это режиссер и его ассистент. Организаторы решили, что лучше всего будет, если мосье Эррио встретится с колхозниками, сидящими за столами и поедающими хороший обед. На следующий день, к тому времени, когда Эррио вот-вот должен был прибыть, колхозники, хорошо одетые, уже сидели за столами, обильно уставленными мясом. Они ели по большому куску, запивая его пивом и лимонадом, поглощая все с невероятной скоростью. „Режиссер“ нервничал и призывал их есть помедленнее, чтобы почетный гость Эррио увидел их сидящими за столами. В это время зазвонил телефон и из Киева передали: „Визит отменяется, все ликвидировать“. Собрали всех снова, и Шарапов поблагодарил рабочих за хорошую работу, а Денисенко велел всем снять и сдать одежду, кроме носков и носовых платков. Люди просили оставить им одежду и обувь, обещая отработать или заплатить за них, но безрезультатно. Все надо было сдать и вернуть в Киев в магазины, где их взяли взаймы.»[]
По всей вероятности Василий Гроссман имеет в виду Эррио, когда пишет о «французе, знаменитом министре», посетившем колхозный детсад и спросившем у детей, что они ели на обед. Дети ответили: «Куриный бульон с пирожками и рисовые котлеты». «Куриный бульон! Котлеты! А в нашем колхозе они съели всех земляных червей!» – восклицает Гроссман. И он возмущенно говорит о том «театре», который из всей этой ситуации устроили власти[].
Переводчик, выделенный для Эррио, профессор Сиберг из Института иностранных языков в Киеве, как стало позднее известно, был арестован и приговорен к пяти годам заключения в карельском лагере за «тесные связи» с французом[].
В другой раз делегация американцев, англичан и немцев приехала в Харьков. Этому предшествовал широкий рейд по поимке нищих крестьян. Их погрузили в машины и просто выбросили в пустом поле далеко за городом[]. Турецкая миссия, возвращавшаяся домой, должна была по распорядку дня обедать на узловой станции Лозовая. В порядке подготовки к этому обеду трупы и умирающие были погружены в машины и вывезены неизвестно куда. Всех остальных увели за восемнадцать миль от города и запретили возвращаться. Станцию вычистили и привезли хорошеньких «официанток» и «публику»[].
Таким образом, потемкинский метод оказался очень пригоден для обмана людей с международной известностью, хотя мало кто из них достиг таких вершин, как Бернард Шоу, заявивший: «Я не видел в России ни одного голодного человека, молодого или старого. Или их просто набили как чучел? Или их упитанные щеки набили ластиком изнутри?»[] (Бернард Шоу умудрился даже сказать – или так, по крайней мере, писала советская пресса, – что «в СССР, в отличие от Англии, существует свобода вероисповедания».)[]
Как интересный вариант обмана, один из сочувствующих режиму рассказывает поразительную историю (она подробно излагается Веббами как свидетельство отсутствия голода). Группа иностранных посетителей услышала разговоры о том, что в деревне Гавриловка все мужчины, кроме одного, якобы умерли от голода. Они тут же направились туда «для расследования», побывали в отделе регистрации,у священника, в местном совете, у судьи, у учителя и «у всех крестьян, которые им встретились». Они обнаружили, что трое из 1100 жителей деревни умерли от тифа, после чего были приняты срочные меры, чтобы предотвратить эпидемию, и ни один человек не умер от голода[]. Проницательный читатель увидит по крайней мере три способа объяснить, почему это все было прямым надувательством. Но даже если бы это оказалось правдой, как она может опровергнуть прямые свидетельства очевидцев, подобных Магариджу и всем остальным?
* * *
Но, возможно, куда более предосудительно то, что такие методы, прямо или косвенно, сработали, и с помощью известных ученых удавалось соответственно информировать интеллектуальный Запад.
Сэр Джон Мейнард, бывший в то время ведущим английским специалистом по советскому сельскому хозяйству, так высказывает свое мнение о человеческих потерях в период коллективизации: «Картины эти ужасающи, но мы сумеем составить себе правильное представление о вещах, только если будем помнить, что большевики задались целью вести войну, – войну против классового врага как войну против вражеской страны, и потому прибегали к методам ведения войны.»[] Когда дело доходит до 1933 года, то он как очевидец, посетивший описываемые области, прямо заявляет: «Всякое утверждение о бедствии, сравнимом с голодом 1921–1922 гг., является, с точки зрения настоящего писателя, посетившего Украину и Северный Кавказ в июне–июле 1933 года, необоснованным.»[]
Еще более поразительным было «исследование» старейшин западной общественной науки Сиднея и Беатрисы Вебб в их большой работе, обобщающей события и процессы, происходящие в Советском Союзе.[]
Они посетили страну в 1932-м и 1933 гг. и проделали огромную работу, чтобы создать полную, здравую и научно документированную книгу о том, что в ней происходит.
Начнем с того, что они относятся к крестьянству с той же враждебностью, какую мы отмечали у большевиков. Веббы говорят о «характерных для крестьян пороках, таких как алчность, хитрость, о вспышках запоя с последующими периодами праздности». Они одобрительно говорят о намерении превратить этих отсталых людей в «общественно полезных соратников в работе над намеченным планом справедливого распределения между ними общественного продукта.»[] Они говорят даже о «частично насильственной» коллективизации, являющейся «конечной стадией» крестьянских восстаний 1917 года![]
«Целью коллективизации было „искоренение десятков и даже сотен тысяч семей ненавистных всем кулаков и непокорных донских казаков“[]. (Какой-то отрывок официальной пропаганды о раскулачивании они называют «немудреным рассказом крестьянки».)[]
Веббы считают, что последняя фаза раскулачивания была необходима потому, что кулаки не желали работать и до такой степени разложили деревню, что их надо было выслать в отдаленные районы, чтобы заставить трудиться или участвовать в чем-то полезном, и это было «прямым, спешным и целесообразным способом избавления от голода».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135