И тут я вспомнил. В прошлом году после отпуска меня два дня тренировал Сахно. Как говорят у нас, давал мне «вывозные» полеты. Так вот: именно так, только так, делая то же самое, он садился за штурвал. Так же спокойно и обстоятельно. Он сначала снимал китель или куртку, усаживался, ставил ноги на педали, расстегивал воротник рубашки, ослабляя узел галстука, и только потом брал штурвал в руки...
– Ну что, Витя? – спросил он меня. – Сделаем?
– Давайте, Сергей Николаевич.
– Внимание, командир! – сказал Сахно в микрофон. – Есть тут одно предложение. Тебе решать, ты в воздухе... Ляжешь правой плоскостью на маслозаправщик. Он сам подойдет под тебя...
– Вас понял, вас понял, – отозвался динамик.
– Командир! – сказал Сахно. – Я думаю, что здесь главное – уравнять скорости... Как слышите? Прием.
– Сантонин! – сказал динамик. – Вас понял. Главное – уравнять скорости...
Я отыскал глазами начальника автопарка и приказал:
– Порожний заправщик в начало полосы. Сверху укутать моторными чехлами, чтобы плоскость не порвать. Быстро!
Сахно выключил связь с воздухом и повернулся ко мне:
– За руль садись сам. Поставь кого-нибудь на подножку для корректировки.
– Ясно, Сергей Николаевич, – ответил я. – Все будет в порядке.
Я выскочил из диспетчерской и вдруг увидел притаившегося за дверью Димку Соломенцева. Димка умоляюще смотрел на меня.
– Встанешь на подножку с левой стороны. Чуть что – прыгай...
– Понял.
– Айда!
КОМАНДИР КОРАБЛЯ
Я набрал высоту и повернулся к радисту:
– Тебе здесь делать нечего... Иди в салон, песни пой.
– Все здесь, а я там?
– А ты там. И без тебя тесно... Пошел!
«Хорошо, что еще без штурмана вылетели», – подумал я и сказал Земле:
– Сантонин! Сантонин! Я – сорок пять шесть пять четыре. Жду команды.
– Не дрейфь, командир, – ответил мне Сергей Николаевич Сахно. – Сейчас мы с тобой сядем...
Наверное, если бы я услышал это от кого-нибудь другого и нам потом довелось бы встретиться на земле, я бы ему напомнил эту фразочку. Я бы ему популярненько объяснил разницу наших положений – когда он на земле, а я в воздухе... Но это был Сахно, о котором я еще со времен летной школы слышал. Может быть, только он один имел право сказать: «Сейчас мы с тобой сядем...»
– Вас понял, Сергей Николаевич, – ответил я. – Жду команды.
Я посмотрел на бортмеханика и на «второго» и сказал им как можно увереннее:
– Не дрейфьте, братцы! Сейчас мы с вами сядем...
Было хорошо видно, как маслозаправщик пополз через все поле к началу посадочной полосы.
– Следи, чтобы винтом не зацепить, – приказал я «второму».
НАДЕЖДА ВАСИЛЬЕВНА
– Внимание! Шесть пять четыре!.. Начинай заход, – сказал Сережа в микрофон.
Мы все увидели, как Азанчеев развернул маслозаправщик и остановил его у самого края полосы.
– Главное, спокойненько! – проговорил Сергей и переключился на внутреннее переговорное устройство: – Пожарную машину и машину санитарной службы в конец полосы! Доктор Селезнева, в машину!
Тотчас из разных концов аэродрома рванулись две машины – «санитарка» и пожарная. И в это время снова ожил Динамик:
– Сантонин! Я – шестьсот пятьдесять четыре... Вышел на прямую. Разрешите посадку.
Сахно прикинул расстояние от маслозаправщика до «Ила» и ответил:
– Посадку разрешаю. Иди строго на полосу. Не шарахайся от заправщика... Как понял?
Видно было, как Азанчеев погнал машину по полосе.
– Как понял? – чуть громче повторил Сергей.
КОМАНДИР КОРАБЛЯ
– Вас понял... – ответил я.
Я вас понял, Сергей Николаевич... Я сейчас всех понимаю. А вот меня кто-нибудь понимает в эту минуту? Кому-нибудь пришло в голову, что я могу перетрусить, могу чего-то не понять и сделать не то, что нужно? Или все на этом занюханном аэродромчике считают, что командир такого корабля, как «Ил-14», должен все знать и все уметь?! А если у меня это всего лишь третий вылет в должности командира? И до сегодняшнего дня я сажал самолеты только на полностью выпущенные шасси. Что тогда?..
Сколько докторов сидят сейчас в салоне, за дверью моей кабины? Девять? А если, господа эскулапы, мы сейчас с вами приложимся, кому потребуется ваше врачебное искусство? Боюсь, что ни вам, ни нам...
Спокойно, командир! Не распускай себя. Сейчас мы с тобой сядем. Мы обязаны сесть. Эти двое сумасшедших ребят на маслозаправщике рискуют не меньше, чем ты. И Сахно, который почему-то назвал себя «старшим диспетчером», тоже рискует. Все рискуют. А когда рискуют все, это уже не риск, а четко продуманное наступление. В наступлении нужно быть спокойным и собранным. Все в порядке, командир. Сейчас мы с тобой сядем...
– Пятьдесят метров! – начал отсчет высоты борттехник.
– Сорок метров!..
– Тридцать метров!..
– Двадцать!..
– Малый газ! – скомандовал я.
Далеко впереди в облаке пыли мчался маслозаправщик. И если признаться честно, то меня напугала только эта пыль. Потому что я почти не видел машины. Представляете себе: мчится перед тобой клуб пыли и больше ни черта?! А ты должен точненько прилечь плоскостью на цистерну, которая из-за пыли еле-еле просматривается...
– Смотри, чтобы не проскочить и не зацепить винтом! – сказал я своему «второму»...
ДИМА СОЛОМЕНЦЕВ
– Держись крепче, а то медкомиссия тебя забракует! – крикнул мне Виктор Кириллович.
Я стоял на подножке «ЗИЛа» и одной рукой держался за кронштейн выносного зеркала заднего обзора, а другой рукой, онемевшими от напряжения пальцами, цеплялся за внутреннюю сторону дверцы.
Стрелка спидометра дрожала на стокилометровом делении.
– Виктор Кириллович! Он на прямой!..
– Внимательней, старик!
Мы мчались как бешеные! Азанчеев гнал эту пузатую цистерну с жуткой для грузовика скоростью, Сто километров в час – это же крейсерская скорость знаменитого «По-2».
«Ил» догонял нас неумолимо. Расстояние между нами все сокращалось... Я стоял на подножке спиной к движению, в затылок мне хлестал ветер, и я не отрывал глаз от этого кошмарного одноногого самолета, а в голове у меня все время сидела фраза, которую я услышал из-за двери диспетчерской:
«А что, если он винтом по кабине рубанет?..»
«А что, если он винтом по кабине рубанет?..»
«А что, если он винтом по кабине рубанет?..»
«А что, если он...»
Мы мчались параллельными курсами, и я понимал, что чем правее от самолета мы будем идти, тем в большей мы будем безопасности.
А если он тогда на нашу цистерну ляжет только самым краем своей плоскости, одной лишь консолью, и эта консоль не выдержит, обломится и самолет рухнет на землю?.. Что тогда? Кому тогда будет хуже?..
– Левей!.. – крикнул я Азанчееву. – Левей!!!
Азанчеев чуть довернул руль...
– Хорош?
И тут «Ил» коснулся одним колесом полосы и покатился, догоняя нас... Теперь спина нашего маслозаправщика будет почти около правого двигателя «Ила». Теперь не должна обломиться плоскость... Лишь бы он действительно не рубанул нас винтом...
– Хорош?! – заорал Азанчеев.
– Хорош! Хорош!!!
Авось не рубанет... Я же для чего-то болтаюсь здесь, на подножке!..
Сначала тень самолета, а затем и он сам надвинулись на нас с таким страшным грохотом, что меня буквально вжало в дверцу кабины нашего маслозаправщика. Правый винт тупо и безжалостно молотил совсем рядом со мной, а раскаленные выхлопы мотора забивали мне глотку и заливали мои глаза слезами.
Над нами уже висела плоскость «Ила», а мы почему-то продолжали мчаться и мчаться, и казалось, что жар, грохот и эта дикая гонка никогда не кончатся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36