БОРИС
ГРЕБЕНЩИКОВ
КНИГА ПРОЗЫ
"Алфавит"
Москва
1992
ISBN 5-7044-0014-0
(c) Teкст, Б.Гребенщиков, 1992
(c) Подготовка текста и послесловие,
О.Сагарева, 1992
Составление, "Алфавит", 1992
ПРЕДИСЛОВИЕ
Скажу вам правду. Больше пятнадцати лет я cтарался держаться от
этого романа подальше и вообще на некоторое время забывал о его
существовании. Очень уж он не совпадал по ощущению с "Аквариумом"
80-х годов, да и смутные воспоминания о языке, которым он написан,
заставляли меня содрогаться. И уж менее всего я мог вообразить, что
когда-нибудь его напечатают. Однако времена изменились, "Роман..."
(хотя это вовсе не роман), подобно фениксу, возник из разрозненных
полуслепых ксероксов и не совпадающих друг с другом перепечаток (да
отблагодарит Аллах безумцев, которые этим занимались!) и я
столкнулся с ним еще раз - и оказался удивлен.
Я прошу прощения у читателя за громоздкий стиль и несколько
невыносимо патетических фрагментов - я не писатель, и никогда себя
таковым не мнил. Вся так называемая "проза", входящая в эту книгу,
может быть причислена к литературе только по внешним признакам. Я
не собирался создавать произведения искусства; я весьма неуклюже
описывал вполне (для меня) реальные вещи, которые я не умел
зафиксировать иным образом. И я очень благодарен себе тогдашнему за
то, что у него хватило задора написать все это, не обращая внимания
на отсутствие писательского дара. Сейчас бы я за такое не взялся.
Итак, простите его (или меня).
Строго фактически, "Роман..." был написан в 1974-1975 годах, во
время скитаний между Инженерным Замком, кафе "Аббатская дорога" и
факультетом Прикладной Математики, где я учился, а молодой
"Аквариум" - репетировал. События, описанные в нем, несомненно
имели место (хотя, может быть, и незаметно для непосвященного), а
почти все персонажи имеют реальных прототипов. Другими словами, так
мы и жили. Бывшие там и тогда могут это подтвердить.
Рассказ "По другую сторону дня" принадлежит к циклу рассказов,
написанных в конце 70-х, существовавших в единственном экземпляре
и потерянных бесследно летом 1980 года. То, что рукопись его вдруг
всплыла во время подготовки этой книги, иначе как глубоко
мистическими причинами я объяснить не могу. Стиль его еще ужаснее,
чем в "Романе...", но зато он хроникально точен. Таков был
"Аквариум", и мне кажется сейчас, что это лучше, чем играть на
стадионах и быть видными представителями современной молодежной (и
не очень) культуры. Я счастлив, что эта спираль подходит к тому
месту, откуда и началась.
И - the last but not the least - "Иван и Данило" перенесен на
бумагу точно в том виде, в котором он (оно? оне?) появился у меня в
голове летом 1986-го года, без малейших на то усилий с моей
стороны. Первая часть записана под сенью громадного орешника в
деревне Дюрсо на Черном море; вторая - в Комарово. Книга была почти
буквально надиктована в два приема, и я очень признателен
диктовавшим - она до сих пор доставляет мне громадное удовольствие,
не говоря уже об изумлении от того факта, что это вышло из моих
рук. Не знал, что я способен на такое.
Я бесконечно благодарен тем, без кого эта книга никогда не
появилась бы:
- Лёле Сагаревой, проявившей нечеловеческую выдержку и терпение в
вычитывании материалов, редактуре, корректуре и в общении с
автором;
- Джорджу, предоставившему в свое время неоценимый материал по
Теории Всеобщих Явлений (и коллеге по практическому применению этой
теории). Большая часть материала девятой главы "Романа..."
основана на его разработках;
- подельникам по "Аквариуму" и "БГ", которые все нижеописанное
претворяли в жизнь;
- шаману по имени Ворон и остальным участникам беседы в руинах;
- Ивану, Даниле и многим, чьи имена здесь было бы сложно назвать,
и, наконец -
- Царю Соломону, Шебе и их коллегам по работе.
БГ
июль 1992
ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ДНЯ
У меня есть две концовки на выбор. Одна из них - печальная:
"Притихшие и непонимающие, они молча пошли по домам". Но она, кроме
того, что печальна, еще и нереальна. Слава Богу, мы еще не дожили
до того, чтобы рыбаки подстерегали нас при выходе с репетиций;
чтобы они, гремя коваными ящиками, приставляли свои коловороты к
нашей груди и, сверкая нечеловеческим выражением глаз, столь
характерным для гуманоидов IV типа, нажимали кнопку ядерного
привода. Да и не те мы люди, чтобы молча разойтись по домам в
случае чего. Даже после простой репетиции Т.Б. с Христофором идут
пить чай в одно милое место неподалеку, в то время как Сатчьяван,
скажем, идет неведомо куда. Точно известно только то, что он
никогда не пил чая вместе с Христофором и Т.Б. Но вполне ведь может
случиться так, что он вообще не пьет чая после репетиций. Может
случиться так, что он пьет кофе. Или портвейн. Хотя вряд ли.
Портвейн - как это теперь достоверно выяснено - пьют рыбаки.
Вот, помню, едем мы себе спокойно, и вдруг на станции "Электросила"
входят семнадцать сразу. В одну дверь. И каждый с ящиком. С
коловоротом. В тулупе; или уж на самый худой конец в бушлате.
Ответь мне, мой хладнокровно-логичный читатель - это соответствует
законам статистики? В одну дверь, а? И притом в ту, где именно и
стоит Христофор с виолончелью, обнимая ее горячими руками и
страстно моля небо, чтобы никто не вошел, могучим кованым ящиком
смахивая виолончели, фаготы и другие деликатные мелодические
инструменты со своего грубого пути.
И рыбаки-то даже не все одинаковые. Если вот простые рыбаки,
которые рыбу ловят, так они безвредны. Что ли, они удочкой будут
нам с вами жить мешать? Нешто мы рыбы? Так ведь и коловоротов у
простых рыбаков не бывает. И ящиков кованых. И в метро они не
ездят. А если и ездят, то не по семнадцать человек в одну дверь.
Так вот и получается, что рыбак рыбаку рознь. Подледному рыбаку.
Или, прямо говоря, гуманоиду IV типа.
До этого мы дошли в ожидании Сатчьявана. То есть, не то чтобы
дошли, а просто сумели выразить словами. И то с оглядкой. Вот он
сидит за соседним столиком и пьет, разливая под столом. И глаза у
него соответствующие. Поди тут, скажи, рыбак это, или просто
абориген. И если абориген, то это еще ничего, к ним в "Перспективе"
привыкли. Какая, собственно, разница - студенты ходят, или
аборигены. Аборигены, должно быть, даже выгоднее. Бутылки под
столом оставляют - какой- никакой, но доход. А вот если рыбак, то
ведь очень просто даже подумать, что он не для чего-нибудь сидит, а
слушает, чего эти рок-музыканты скажут. Мало ли чего бывает. Так
что мы Сатчьявана ждали-ждали, а потом, когда уже рыбаки эти по
третьей пошли, а кофе у нас кончился, решили мы, что Сатчьяван
придет и сам, без нашей помощи, и следовательно рассиживаться
нечего, пора идти.
Хотя трудно найти что-то лучше "Перспективы". Сидишь ты перед
полупустой чашкой кофе в полупустом зале, стряхиваешь пепел в
блюдце и ведешь беседы о захватывающих подробностях творческого
пути М.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
ГРЕБЕНЩИКОВ
КНИГА ПРОЗЫ
"Алфавит"
Москва
1992
ISBN 5-7044-0014-0
(c) Teкст, Б.Гребенщиков, 1992
(c) Подготовка текста и послесловие,
О.Сагарева, 1992
Составление, "Алфавит", 1992
ПРЕДИСЛОВИЕ
Скажу вам правду. Больше пятнадцати лет я cтарался держаться от
этого романа подальше и вообще на некоторое время забывал о его
существовании. Очень уж он не совпадал по ощущению с "Аквариумом"
80-х годов, да и смутные воспоминания о языке, которым он написан,
заставляли меня содрогаться. И уж менее всего я мог вообразить, что
когда-нибудь его напечатают. Однако времена изменились, "Роман..."
(хотя это вовсе не роман), подобно фениксу, возник из разрозненных
полуслепых ксероксов и не совпадающих друг с другом перепечаток (да
отблагодарит Аллах безумцев, которые этим занимались!) и я
столкнулся с ним еще раз - и оказался удивлен.
Я прошу прощения у читателя за громоздкий стиль и несколько
невыносимо патетических фрагментов - я не писатель, и никогда себя
таковым не мнил. Вся так называемая "проза", входящая в эту книгу,
может быть причислена к литературе только по внешним признакам. Я
не собирался создавать произведения искусства; я весьма неуклюже
описывал вполне (для меня) реальные вещи, которые я не умел
зафиксировать иным образом. И я очень благодарен себе тогдашнему за
то, что у него хватило задора написать все это, не обращая внимания
на отсутствие писательского дара. Сейчас бы я за такое не взялся.
Итак, простите его (или меня).
Строго фактически, "Роман..." был написан в 1974-1975 годах, во
время скитаний между Инженерным Замком, кафе "Аббатская дорога" и
факультетом Прикладной Математики, где я учился, а молодой
"Аквариум" - репетировал. События, описанные в нем, несомненно
имели место (хотя, может быть, и незаметно для непосвященного), а
почти все персонажи имеют реальных прототипов. Другими словами, так
мы и жили. Бывшие там и тогда могут это подтвердить.
Рассказ "По другую сторону дня" принадлежит к циклу рассказов,
написанных в конце 70-х, существовавших в единственном экземпляре
и потерянных бесследно летом 1980 года. То, что рукопись его вдруг
всплыла во время подготовки этой книги, иначе как глубоко
мистическими причинами я объяснить не могу. Стиль его еще ужаснее,
чем в "Романе...", но зато он хроникально точен. Таков был
"Аквариум", и мне кажется сейчас, что это лучше, чем играть на
стадионах и быть видными представителями современной молодежной (и
не очень) культуры. Я счастлив, что эта спираль подходит к тому
месту, откуда и началась.
И - the last but not the least - "Иван и Данило" перенесен на
бумагу точно в том виде, в котором он (оно? оне?) появился у меня в
голове летом 1986-го года, без малейших на то усилий с моей
стороны. Первая часть записана под сенью громадного орешника в
деревне Дюрсо на Черном море; вторая - в Комарово. Книга была почти
буквально надиктована в два приема, и я очень признателен
диктовавшим - она до сих пор доставляет мне громадное удовольствие,
не говоря уже об изумлении от того факта, что это вышло из моих
рук. Не знал, что я способен на такое.
Я бесконечно благодарен тем, без кого эта книга никогда не
появилась бы:
- Лёле Сагаревой, проявившей нечеловеческую выдержку и терпение в
вычитывании материалов, редактуре, корректуре и в общении с
автором;
- Джорджу, предоставившему в свое время неоценимый материал по
Теории Всеобщих Явлений (и коллеге по практическому применению этой
теории). Большая часть материала девятой главы "Романа..."
основана на его разработках;
- подельникам по "Аквариуму" и "БГ", которые все нижеописанное
претворяли в жизнь;
- шаману по имени Ворон и остальным участникам беседы в руинах;
- Ивану, Даниле и многим, чьи имена здесь было бы сложно назвать,
и, наконец -
- Царю Соломону, Шебе и их коллегам по работе.
БГ
июль 1992
ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ДНЯ
У меня есть две концовки на выбор. Одна из них - печальная:
"Притихшие и непонимающие, они молча пошли по домам". Но она, кроме
того, что печальна, еще и нереальна. Слава Богу, мы еще не дожили
до того, чтобы рыбаки подстерегали нас при выходе с репетиций;
чтобы они, гремя коваными ящиками, приставляли свои коловороты к
нашей груди и, сверкая нечеловеческим выражением глаз, столь
характерным для гуманоидов IV типа, нажимали кнопку ядерного
привода. Да и не те мы люди, чтобы молча разойтись по домам в
случае чего. Даже после простой репетиции Т.Б. с Христофором идут
пить чай в одно милое место неподалеку, в то время как Сатчьяван,
скажем, идет неведомо куда. Точно известно только то, что он
никогда не пил чая вместе с Христофором и Т.Б. Но вполне ведь может
случиться так, что он вообще не пьет чая после репетиций. Может
случиться так, что он пьет кофе. Или портвейн. Хотя вряд ли.
Портвейн - как это теперь достоверно выяснено - пьют рыбаки.
Вот, помню, едем мы себе спокойно, и вдруг на станции "Электросила"
входят семнадцать сразу. В одну дверь. И каждый с ящиком. С
коловоротом. В тулупе; или уж на самый худой конец в бушлате.
Ответь мне, мой хладнокровно-логичный читатель - это соответствует
законам статистики? В одну дверь, а? И притом в ту, где именно и
стоит Христофор с виолончелью, обнимая ее горячими руками и
страстно моля небо, чтобы никто не вошел, могучим кованым ящиком
смахивая виолончели, фаготы и другие деликатные мелодические
инструменты со своего грубого пути.
И рыбаки-то даже не все одинаковые. Если вот простые рыбаки,
которые рыбу ловят, так они безвредны. Что ли, они удочкой будут
нам с вами жить мешать? Нешто мы рыбы? Так ведь и коловоротов у
простых рыбаков не бывает. И ящиков кованых. И в метро они не
ездят. А если и ездят, то не по семнадцать человек в одну дверь.
Так вот и получается, что рыбак рыбаку рознь. Подледному рыбаку.
Или, прямо говоря, гуманоиду IV типа.
До этого мы дошли в ожидании Сатчьявана. То есть, не то чтобы
дошли, а просто сумели выразить словами. И то с оглядкой. Вот он
сидит за соседним столиком и пьет, разливая под столом. И глаза у
него соответствующие. Поди тут, скажи, рыбак это, или просто
абориген. И если абориген, то это еще ничего, к ним в "Перспективе"
привыкли. Какая, собственно, разница - студенты ходят, или
аборигены. Аборигены, должно быть, даже выгоднее. Бутылки под
столом оставляют - какой- никакой, но доход. А вот если рыбак, то
ведь очень просто даже подумать, что он не для чего-нибудь сидит, а
слушает, чего эти рок-музыканты скажут. Мало ли чего бывает. Так
что мы Сатчьявана ждали-ждали, а потом, когда уже рыбаки эти по
третьей пошли, а кофе у нас кончился, решили мы, что Сатчьяван
придет и сам, без нашей помощи, и следовательно рассиживаться
нечего, пора идти.
Хотя трудно найти что-то лучше "Перспективы". Сидишь ты перед
полупустой чашкой кофе в полупустом зале, стряхиваешь пепел в
блюдце и ведешь беседы о захватывающих подробностях творческого
пути М.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17