У грабителей для этого было все: штампы, печати, официальные служебные бланки. Поэтому и крупнейшие афёры сходили им с рук.
— О чем же вы договорились? — спросил председатель ЧК. — Сумели найти общий язык?
— О, ещё как! — улыбнулся работник электростанции. — Но, знаете ли, и хитёр же, бестия, и осторожен: такому палец в рот не клади. Прежде всего, и притом самым официальным тоном, потребовал предъявить ему мои служебные полномочия вплоть до удостоверения личности. Я было подумал: не маху ли дал, не собирается ли он тащить меня за шиворот к вам в ЧК? До того строг — не приведи господи! И осведомлён, ой как осведомлён во всех наших бедах и нуждах. Точнее самого изощрённого главбуха знает, сколько топлива нам нужно в сутки, на какой срок хватит теперешних запасов, когда получим очередной груз. Лишь после всего этого согласился, да и то в виде исключения, оказать помощь. Мол, не останавливать же производство городским фабрикам и заводам, не сидеть же людям по вечерам без света. Благодетель, и только!
— Сделка уже состоялась?
— Завтра подписываем обоюдное соглашение. Не как-нибудь, на официальных бланках: трест нам — нефть, мы ему — денежки со счета на счёт, обязательно через банк. Честь по чести, на законных основаниях.
— И много заломил?
— Уйму! За эту сумму не две цистерны, а целый эшелон цистерн с топливом у государства можно получить.
— Когда же поступит нефть?
— Откуда направят, не знаю, но телеграмму об отправке нам нефти Котляревский пошлёт куда-то после того, как наше соглашение будет подписано.
Яков Фёдорович был явно доволен состоявшейся договорённостью «высоких сторон» и крепко, от души пожал работнику электростанции руку:
— Желаю успеха. А все остальное мы берём на себя.
Утром фиктивное соглашение с воровским трестом было подписано. Через полчаса Котляревский сообщил «клиенту», что цистерны с нефтью для электростанции находятся в пути. Оставалось последнее: рассчитаться за «товар».
Но получить деньги Котляревский не успел — был арестован. Главарю жульнического треста не оставалось ничего иного, как рассказать на допросе о том, с чьей помощью и как творил он свои преступные дела. А заодно назвать и сообщников, всю свою агентуру — прожжённых жуликов с немалым уголовным прошлым, бывших купцов-толстосумов, спекулировавших награбленным, и тех работников железной дороги, которые, погнавшись за лёгкой наживой, вступили в преступную связь со всем этим сбродом.
Спекулянтской шайке на станции Грязи пришёл конец.
ПАРТИИ РЯДОВОЙ
В конце ноября 1919 года в молодой Стране Советов широко проводилась первая Партийная неделя.
В эту неделю в тылу, на фабриках и заводах, на фронте лучшие, проверенные в борьбе с разрухой и в боях с белогвардейцами советские люди вступали в ряды Российской Коммунистической партии (большевиков). Вступали, чтобы ещё настойчивее и самоотверженнее бороться за правое дело рабочих и крестьян, за скорейшую и окончательную победу над белогвардейцами.
— А ты? — спросил меня в эти дни Сергей Филиппович Балмочных. — Ты думаешь о вступлении в партию?
Вопрос не застал врасплох: как мог я не думать, не мечтать о том, чтобы стать коммунистом! Но примут ли? И откровенно признался другу:
— А вдруг откажут?
— Почему?
— Мало ли… Подам заявление, а товарищи скажут: молод ещё, за какие заслуги его принимать?
— Чудишь, сынок, — добродушно усмехнулся Балмочных, — кое-что ты уже сделал в комсомоле. И сейчас делаешь. Вместе со зрелыми, преданными революции людьми сейчас в партию вступает и молодёжь. Так что не сомневайся, поддержим.
Может быть, старый рабочий-чекист прав? Может, напрасно я выдумываю разные трудности и преграды? Ведь знают же меня в городе, — многие знают и по недавней работе в уездном комитете комсомола, с которым не порываю связь, и по теперешней работе в Чрезвычайной Комиссии. Разве нет в Липецке молодых парней, которые уже носят партийные билеты?
Один человек мог разрешить сомнения: председатель ЧК. И я отправился к Якову Фёдоровичу Янкину.
Он выслушал меня как всегда, с дружелюбным вниманием. Помолчал, подумал. Наконец спросил:
— А сам ты как считаешь?
— Да я всей душой!
— Всей души мало, Митя. Душа — это прежде всего настроение человека, не так ли? А партия — самое дорогое и великое, что у нас есть. Идти в неё должен только тот, кто готов отдать себя партии целиком.
Я встал со стула, вытянулся и сказал:
— Готов… На всю жизнь…
— Если так — иди.
Ту ночь я опять провёл не дома, а в служебной комнате, в ЧК. Сидел за столом, один за другим исписывал листы бумаги и, комкая, тут же швырял в раскрытую дверцу печки. Лишь тот, кому довелось писать заявление о приёме в партию, поймёт, что испытывал в ту далёкую ночь шестнадцатилетний юнец.
Я помню его, своё заявление: «Разделяя программу Российской Коммунистической партии (большевиков), прошу зачислить меня, Смирнова Д.М., членом партии. 25 ноября 1919 года». И все. Пусть не очень убедительно, и грамотно пусть не слишком, а даже немножко наивно, но я написал о том, что чувствовал в ту ночь.
Принимали нас, большую группу рабочих, на общегородском партийном собрании. А вечером Яков Фёдорович самым первым поздравил меня со вступлением в ряды РКП(б).
— Ты стараешься, — сказал он, — теперь же обязан работать ещё лучше. Работай и учись, Митя. Неясно что — спрашивай. Не знаешь, как поступить, — не бойся советоваться с товарищами. Одно ты не должен никогда забывать: лучше десять раз, сто раз спросить, чем сделать даже самую маленькую ошибку. За ошибки партия спрашивает со своих членов вдвойне и втройне.
Я знал: спрос был большой. Со всех, со всего трудового народа. И с коммунистов прежде всего.
Опять на фронт, на борьбу с белогвардейцами уходили воинские эшелоны. Продолжали грабить страну воры и спекулянты.
Умудрились сохранить свои прежние запасы купцы и кулаки. Они прятали добро в тайники, зарывали в землю, — лучше сгноить, только бы не досталось народу. Все чаще некоторые из них брали в руки оружие.
Трудовое население Липецка, как и других городов, страдало не только от недоедания, но и от нехватки, особенно в зимнюю пору, одежды. Горожане ещё кое-как обходились: на лето плели из шпагата или шили из мешковины и старого солдатского сукна нечто похожее на обувь. Деревенская беднота почти поголовно ходила в лыковых лаптях. Но на фронте, да ещё хлябкой осенью или морозной зимой, много ли навоюешь в такой обуви?
Городской кожевенный завод с перебоями, с грехом пополам продолжал выпускать из случайного сырья кожу для сапог, главным образом, красноармейцам. Но приближался день, когда и этому должен был прийти конец: ни воловьих, ни конских шкур в окрестных сёлах и деревнях не было. А без них заводу не работать.
Встревоженные рабочие-кожевники пришли просить помощи у чекистов.
— В городе есть шкуры, — сказали они, — только как и у кого их найти? Разве у бывших перекупщиков-прасолов?
Яков Фёдорович постарался уточнить:
— Вы так думаете или знаете, что они прячут кожевенное сырьё?
— Конечно, прячут! Все, бывало, на прежнего нашего хозяина работали, а запасы копили каждый себе на чёрный день. Так куда же они могли деть эти запасы? Особенно после того, как Советская власть народу завод отдала?
— Вы сможете указать хотя бы нескольких прасолов, которые позапасливее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— О чем же вы договорились? — спросил председатель ЧК. — Сумели найти общий язык?
— О, ещё как! — улыбнулся работник электростанции. — Но, знаете ли, и хитёр же, бестия, и осторожен: такому палец в рот не клади. Прежде всего, и притом самым официальным тоном, потребовал предъявить ему мои служебные полномочия вплоть до удостоверения личности. Я было подумал: не маху ли дал, не собирается ли он тащить меня за шиворот к вам в ЧК? До того строг — не приведи господи! И осведомлён, ой как осведомлён во всех наших бедах и нуждах. Точнее самого изощрённого главбуха знает, сколько топлива нам нужно в сутки, на какой срок хватит теперешних запасов, когда получим очередной груз. Лишь после всего этого согласился, да и то в виде исключения, оказать помощь. Мол, не останавливать же производство городским фабрикам и заводам, не сидеть же людям по вечерам без света. Благодетель, и только!
— Сделка уже состоялась?
— Завтра подписываем обоюдное соглашение. Не как-нибудь, на официальных бланках: трест нам — нефть, мы ему — денежки со счета на счёт, обязательно через банк. Честь по чести, на законных основаниях.
— И много заломил?
— Уйму! За эту сумму не две цистерны, а целый эшелон цистерн с топливом у государства можно получить.
— Когда же поступит нефть?
— Откуда направят, не знаю, но телеграмму об отправке нам нефти Котляревский пошлёт куда-то после того, как наше соглашение будет подписано.
Яков Фёдорович был явно доволен состоявшейся договорённостью «высоких сторон» и крепко, от души пожал работнику электростанции руку:
— Желаю успеха. А все остальное мы берём на себя.
Утром фиктивное соглашение с воровским трестом было подписано. Через полчаса Котляревский сообщил «клиенту», что цистерны с нефтью для электростанции находятся в пути. Оставалось последнее: рассчитаться за «товар».
Но получить деньги Котляревский не успел — был арестован. Главарю жульнического треста не оставалось ничего иного, как рассказать на допросе о том, с чьей помощью и как творил он свои преступные дела. А заодно назвать и сообщников, всю свою агентуру — прожжённых жуликов с немалым уголовным прошлым, бывших купцов-толстосумов, спекулировавших награбленным, и тех работников железной дороги, которые, погнавшись за лёгкой наживой, вступили в преступную связь со всем этим сбродом.
Спекулянтской шайке на станции Грязи пришёл конец.
ПАРТИИ РЯДОВОЙ
В конце ноября 1919 года в молодой Стране Советов широко проводилась первая Партийная неделя.
В эту неделю в тылу, на фабриках и заводах, на фронте лучшие, проверенные в борьбе с разрухой и в боях с белогвардейцами советские люди вступали в ряды Российской Коммунистической партии (большевиков). Вступали, чтобы ещё настойчивее и самоотверженнее бороться за правое дело рабочих и крестьян, за скорейшую и окончательную победу над белогвардейцами.
— А ты? — спросил меня в эти дни Сергей Филиппович Балмочных. — Ты думаешь о вступлении в партию?
Вопрос не застал врасплох: как мог я не думать, не мечтать о том, чтобы стать коммунистом! Но примут ли? И откровенно признался другу:
— А вдруг откажут?
— Почему?
— Мало ли… Подам заявление, а товарищи скажут: молод ещё, за какие заслуги его принимать?
— Чудишь, сынок, — добродушно усмехнулся Балмочных, — кое-что ты уже сделал в комсомоле. И сейчас делаешь. Вместе со зрелыми, преданными революции людьми сейчас в партию вступает и молодёжь. Так что не сомневайся, поддержим.
Может быть, старый рабочий-чекист прав? Может, напрасно я выдумываю разные трудности и преграды? Ведь знают же меня в городе, — многие знают и по недавней работе в уездном комитете комсомола, с которым не порываю связь, и по теперешней работе в Чрезвычайной Комиссии. Разве нет в Липецке молодых парней, которые уже носят партийные билеты?
Один человек мог разрешить сомнения: председатель ЧК. И я отправился к Якову Фёдоровичу Янкину.
Он выслушал меня как всегда, с дружелюбным вниманием. Помолчал, подумал. Наконец спросил:
— А сам ты как считаешь?
— Да я всей душой!
— Всей души мало, Митя. Душа — это прежде всего настроение человека, не так ли? А партия — самое дорогое и великое, что у нас есть. Идти в неё должен только тот, кто готов отдать себя партии целиком.
Я встал со стула, вытянулся и сказал:
— Готов… На всю жизнь…
— Если так — иди.
Ту ночь я опять провёл не дома, а в служебной комнате, в ЧК. Сидел за столом, один за другим исписывал листы бумаги и, комкая, тут же швырял в раскрытую дверцу печки. Лишь тот, кому довелось писать заявление о приёме в партию, поймёт, что испытывал в ту далёкую ночь шестнадцатилетний юнец.
Я помню его, своё заявление: «Разделяя программу Российской Коммунистической партии (большевиков), прошу зачислить меня, Смирнова Д.М., членом партии. 25 ноября 1919 года». И все. Пусть не очень убедительно, и грамотно пусть не слишком, а даже немножко наивно, но я написал о том, что чувствовал в ту ночь.
Принимали нас, большую группу рабочих, на общегородском партийном собрании. А вечером Яков Фёдорович самым первым поздравил меня со вступлением в ряды РКП(б).
— Ты стараешься, — сказал он, — теперь же обязан работать ещё лучше. Работай и учись, Митя. Неясно что — спрашивай. Не знаешь, как поступить, — не бойся советоваться с товарищами. Одно ты не должен никогда забывать: лучше десять раз, сто раз спросить, чем сделать даже самую маленькую ошибку. За ошибки партия спрашивает со своих членов вдвойне и втройне.
Я знал: спрос был большой. Со всех, со всего трудового народа. И с коммунистов прежде всего.
Опять на фронт, на борьбу с белогвардейцами уходили воинские эшелоны. Продолжали грабить страну воры и спекулянты.
Умудрились сохранить свои прежние запасы купцы и кулаки. Они прятали добро в тайники, зарывали в землю, — лучше сгноить, только бы не досталось народу. Все чаще некоторые из них брали в руки оружие.
Трудовое население Липецка, как и других городов, страдало не только от недоедания, но и от нехватки, особенно в зимнюю пору, одежды. Горожане ещё кое-как обходились: на лето плели из шпагата или шили из мешковины и старого солдатского сукна нечто похожее на обувь. Деревенская беднота почти поголовно ходила в лыковых лаптях. Но на фронте, да ещё хлябкой осенью или морозной зимой, много ли навоюешь в такой обуви?
Городской кожевенный завод с перебоями, с грехом пополам продолжал выпускать из случайного сырья кожу для сапог, главным образом, красноармейцам. Но приближался день, когда и этому должен был прийти конец: ни воловьих, ни конских шкур в окрестных сёлах и деревнях не было. А без них заводу не работать.
Встревоженные рабочие-кожевники пришли просить помощи у чекистов.
— В городе есть шкуры, — сказали они, — только как и у кого их найти? Разве у бывших перекупщиков-прасолов?
Яков Фёдорович постарался уточнить:
— Вы так думаете или знаете, что они прячут кожевенное сырьё?
— Конечно, прячут! Все, бывало, на прежнего нашего хозяина работали, а запасы копили каждый себе на чёрный день. Так куда же они могли деть эти запасы? Особенно после того, как Советская власть народу завод отдала?
— Вы сможете указать хотя бы нескольких прасолов, которые позапасливее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76