Проанализировав случившееся, продумав все до мелочей, Иван Михайлович собрал чекистский аппарат на оперативное совещание.
— С «Сынком» пора кончать, — сказал он. — А как кончать, давайте обсудим.
Биксон умел удивительно точно излагать свои мысли, пользуясь для этого короткими, отточенными фразами. Могли ли быть среди рабочих фабрики сообщники бандитов? Нет, коллектив небольшой, почти все живут в одном посёлке и на фабрике работают много лет. Откуда налётчикам стало известно о приезде фельдъегеря именно в этот день? Запомнили ли рабочие налётчиков в лицо? Не всех, но двух-трех самых приметных — наверняка…
— С этого и начинать будем, — подвёл итог Иван Михайлович. — Поезжайте к рабочим. Расспросите. Потом уже станем искать тех, о ком они расскажут.
Дня через три на тамбовском рынке был задержан бандит, которого выдал шрам на щеке, описанный рассказовскими суконщиками. А от него нить потянулась дальше, к другим членам шайки и к маленькому лесному хутору, где «Сынок» собирал свою банду перед налётами и укрывался, отсиживаясь после них.
Ночью хутор был окружён, на рассвете началась перестрелка. После того как двое налётчиков были убиты, а у «Сынка» пулей навылет пробиты щеки, остальные преступники побросали оружие.
Утром они вместе со своим раненым главарём уже находились в губотделе ОГПУ.
Допрашивая «Сынка», сравнивая его с другими бандитами, я думал о том, как удачно была дана ему эта кличка. Выходец из кулацкой семьи, привыкший к вольготной жизни, он был крепко скроен, подвижен, смел. Вот только ростом не выдался, казался мальчишкой. Это и определило ему прозвище — «Сынок».
Главаря банды подлечили, и ему волей-неволей пришлось помогать чекистам вылавливать оставшихся ещё на свободе преступников и их сообщников-наводчиков. Надеясь на смягчение наказания, главарь назвал всех, указал и их адреса. После окончания следствия из Центра поступило распоряжение передать материалы о рядовых бандитах на рассмотрение губернского суда, а дело «Сынка» и его ближайших помощников направить в Москву.
Отвезти эти важные материалы И.М.Биксон поручил мне.
Вот когда я наконец побываю в столице! Стоит ли говорить, с каким волнением ехал я в командировку.
Москва… Ни одного знакомого во всем городе, ни одной улицы в глаза не видел, а кажется, что все близко и дорого с самого детства. Но глазеть по сторонам некогда, надо спешить на Лубянку, в ОГПУ, доложить о своём приезде. А там, оказывается, меня уже ждали и сразу направили к особоуполномоченному ОГПУ Фельдману, в кабинете которого находился и прокурор Малинин. Товарищи выслушали доклад о тамбовском деле и предложили подготовить документы, которые должна на следующий день рассматривать Коллегия ОГПУ.
Много времени это не заняло: ещё в Тамбове мы вместе с Иваном Михайловичем сделали все, что надо. К трём часам дня я был свободен и решил ознакомиться с городом.
Вышел на улицу и растерялся: легко сказать — осмотреть город, а с чего этот осмотр начинать?
Ноги сами собой понесли в сторону Красной площади, а дошёл до неё и невольно замер, поражённый величественно-строгим видом древнего Кремля. Не сразу понял, что за очередь вытянулась вдоль кремлёвской стены. А когда догадался, сам поспешил занять в ней место. За мной становились новые люди, подходившие со всех сторон. Так народ день за днём шёл поклониться Ильичу…
Никогда не забыть минуты, когда каплей в людском потоке я медленно двигался мимо гроба, не спуская глаз со спокойного, словно бы погруженного в глубокое раздумье, лица Владимира Ильича Ленина. Такое бывает лишь один раз в жизни, а хранится в памяти до конца.
Под этим впечатлением прошёл остаток дня и вечер. Ночью, несмотря на усталость, уснул очень поздно. А утром точно в назначенное время опять был на Лубянке, в ОГПУ.
В списке докладчиков на Коллегии моя фамилия значилась последней. Значит, ожидать предстояло долго. Чтобы никому не мешать, я вышел в коридор, присел на диване недалеко от двери в зал заседаний. Чувствовал я себя не очень уверенно. Московские товарищи уже носили военную форму, а мы на местах все ещё ходили в чем придётся. На мне была синяя гимнастёрка с отложным воротником, чёрные брюки, заправленные в сапоги. Увидишь такого человека на улице, ни за что не подумаешь, что это чекист.
Но никто, казалось, не обращал на меня внимания. Все были заняты своими делами, и только один человек, неторопливо вошедший в коридор, окинул меня быстрым, внимательным взглядом.
Увидев его, я вскочил: Менжинский!
Я знал Вячеслава Рудольфовича Менжинского, председателя ОГПУ, только по портретам. Знал его биографию, и никак не думал, что смогу так близко увидеть этого выдающегося революционера, закалённого в жестоких битвах с царизмом. Да и не только с царизмом. С первых дней Советской власти, а начиная с 1923 года и на посту заместителя председателя ВЧК — ОГПУ, Вячеслав Рудольфович принимал самое непосредственное участие в раскрытии многочисленных заговоров, шпионских, белогвардейских, диверсионных организаций, в ликвидации закоренелых контрреволюционеров. Правая рука рыцаря революции Дзержинского, он после смерти Феликса Эдмундовича стал первым чекистом страны, с неутомимой энергией и настойчивостью продолжал его дело.
Понятно поэтому, с каким волнением смотрел я на этого необыкновенного человека, когда он неторопливо и спокойно шёл по длинному коридору.
В.Р.Менжинский здоровался с сотрудниками, с некоторыми на ходу обменивался одной-двумя негромкими фразами. И вдруг остановился, поравнявшись со мной:
— Здравствуйте, товарищ. Вы, кажется, приезжий?
— Так точно. Из Тамбовского губотдела ОГПУ.
— С Иваном Михайловичем работаете?
— Да.
— Сами пошли или вас направили на чекистскую работу?
— Направил Липецкий уездный комитет партии.
— Вот как! Вернётесь домой, передайте от меня привет Ивану Михайловичу Биксону. Не забудете?
— Ни в коем случае!
— Вот и отлично, — и пошёл к двери в зал.
Даже в этом товарищеском, сердечном «не забудете» я почувствовал всю глубину человечности Вячеслава Рудольфовича. Значит, правильно говорил нам Иван Михайлович, что Менжинский помнит всех, с кем когда-либо работал или хотя бы непродолжительное время беседовал.
Вскоре в зале началось заседание Коллегии ОГПУ. Я не мог слышать, как оно проходит, но и не мог не видеть спокойной, деловитой обстановки, царившей в просторной приёмной. Ни спешки, ни суеты, ни признаков тревоги или волнения на лицах ожидающих. По вызову секретаря товарищи один за другим проходили в зал заседаний, где задерживались недолго.
Наконец дошла очередь и до меня.
Ещё в Тамбове, перед отъездом, я тщательно подготовил доклад о деле «Сынка» на Коллегии ОГПУ. В Москве тоже возвращался к нему, стараясь отточить, чуть ли не отрепетировать доклад так, чтобы каждое слово звучало убедительно и предельно точно. А оказалось, что никакого доклада делать не надо: члены Коллегии успели ознакомиться со всеми документами, а мне пришлось только отвечать на их не слишком многочисленные вопросы. По тому, как задавались эти вопросы, по самому характеру и постановке их, чувствовалось, что Коллегия старается глубоко, а главное объективно и беспристрастно разобраться во всех обстоятельствах дела.
Лучше всего мне запомнилось, с какой теплотой отзывались члены Коллегии о рассказовских рабочих-суконщиках, оказавших чекистам значительную помощь в быстрой ликвидации бандитской шайки «Сынка».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76