Надо ли говорить, что такая критика пришлась кое-кому из сверхретивых не по нутру, и они постарались разделаться с Машковым…
Но, как известно, Центральный Комитет партии вскоре исправил ошибки, допущенные во время коллективизации. Строгий выговор по партийной линии, вынесенный Машкову за его критические выступления против голого администрирования был снят, и Борис Владимирович опять вернулся на работу в органы ОГПУ.
Он и теперь, во время нашей новой встречи в Воронеже, остался таким, каким я знал его прежде: с готовностью брался за любое, самое трудное дело, мог работать сутками, никогда не жалуясь на усталость.
И ещё об одном человеке не могу не сказать несколько добрых слов — о секретаре центрального райкома партии города Воронежа Владимире Иосифовиче Тищенко, с которым мне, избранному заместителем секретаря партбюро управления НКВД и членом бюро райкома, доводилось тогда встречаться довольно часто. Он напоминал мне секретаря Борисоглебского уездного комитета партии Аристархова, коммуниста с дореволюционным стажем, умудрённого богатым жизненным опытом.
Владимир Иосифович, так же как и Аристархов, был нетороплив в принятии того или иного решения, откровенен и принципиален. Он отличался внимательностью к людям, вежливостью, располагающей задушевностью.
Разное бывало за эти без малого два года службы в Воронеже. Все чаще и чаще приходилось заниматься поисками и разоблачением вражеской агентуры, всевозможных лазутчиков иностранных разведок. Война все отчётливее стучалась в наши двери.
И вот в это время, в конце 1940 года, меня неожиданно вызвали в Народный комиссариат внутренних дел, в Москву.
— Как вы относитесь к переводу на новое место работы? — спросили там.
Служба есть служба, и, в принципе, против перевода я ничего возразить не мог. Признался только, что очень хотелось бы уехать на запад, в Прибалтику или в недавно освобождённые западные области Белоруссии и Украины, где, по рассказам товарищей, сейчас очень много интересной работы. Однако в наркомате рассудили иначе, и уже в начале января следующего года мне пришлось расстаться с Воронежем и перебраться в управление НКВД по Оренбургской области на должность начальника отдела.
Предшественника застать не удалось, он уже уехал. Дела пришлось принимать от его заместителя, Ивана Назаровича Полозова, оказавшегося симпатичным, трудолюбивым и исполнительным работником. Мы сразу нашли общий язык, а потом и близко узнали друг друга. Особенно дорог мне был Иван Назарович своей скромностью, почти застенчивостью. Попросишь его рассказать о своей прежней чекистской работе и услышишь в ответ:
— А чего рассказывать? Такой же, как все. Пока есть силы, буду работать, потому что с детства приучен к труду.
— Но не с детства же ты чекистом стал! Есть, небось, о чем вспомнить…
— Так и у других найдётся не меньше, чем у меня. Ну, работал, например, в Сорочинском райотделении ОГПУ и вдруг однажды тревога. Крестьяне в селе Ивановка растаскивают сельхозинвентарь и разводят коров из только что организованного колхоза. Я — в тарантас и туда. Оказалось, что все началось на Семеновском хуторе, где кулаки колхоз развалили. Приехал на хутор и сразу попал в густую, возбуждённую толпу. Окружили, начали подталкивать со всех сторон, слово сказать не дают. Потом и по загривку съездили. Рук много, поди разберись, кто бьёт… Ну, вижу, приходит конец, спасаться надо, пока не поздно. Вырвался из толпы и — шасть в тарантас. Коня кнутом по спине: выручай, милый! А вслед — булыжники. Вдогонку за тарантасом — верховые с косами… Спасибо, конь оказался резвый, иначе бы не уйти. Да разве со мной одним такое бывало?..
Трудно давалась Ивану Назаровичу подобная исповедь, слово за словом приходилось вытаскивать из него. И тем дороже, тем ближе становился для меня этот замечательный человек.
Впрочем, и весь отдел оказался дружным, трудоспособным, имеющим опыт многообразной и сложной чекистской работы. Немалая заслуга в этом принадлежала заместителю начальника управления Александру Миновичу Иванову. Он тоже начинал работу в органах государственной безопасности, как говорится, с низов. С годами она воспитала в Александре Миновиче честность, трудолюбие и скромность. Не в его характере было сдувать пылинки с мундира вышестоящего начальства и, пожалуй, никто лучше его не умел высмеивать разного рода подхалимов, встречавшихся и в наших рядах. Недолог, бесславен был чекистский век подобного рода людишек. И в том, что нам чаще всего удавалось быстро отделаться от их «услуг», немаловажную роль играли принципиальность и непримиримость А.М.Иванова.
Из числа других руководящих работников управления не могу не вспомнить редкой души товарища, ставшего мне близким, — начальника отдела Александра Николаевича Петухова.
Бывает же так: приезжаешь в другой город, в совершенно незнакомый коллектив и встречаешься с человеком, которого как будто давно знаешь. Других надо ещё понять, к ним нужно приспособиться, а этот становится тебе другом едва ли не с первых минут.
А.Н.Петухов покорил меня простотой, искренностью, готовностью помочь быстрее войти в курс дела. Человек высокой культуры, имеющий большой опыт в работе, Петухов умело руководил большим коллективом чекистов. Из Оренбурга он уехал вскоре после меня. Участвовал в сражении под Сталинградом, прошёл длинный боевой путь до Праги.
Но вот подошла к концу и весна предвоенного сорок первого года. Все чаще докатывались до Оренбуржья тревожные вести с западных рубежей нашей страны. То в одном месте, возле границы, то в другом возникали пожары. Горели торфоразработки, лесные массивы, склады… Огромный пожар уничтожил шестьсот гектаров леса в приграничных районах Литовской республики… Неподалёку от Белостока у переброшенных из-за рубежа диверсантов были обнаружены таблетки с микробами сибирской язвы… Какие-то мерзавцы отравили колодцы в нескольких населённых пунктах…
Не был ещё приведён в действие гитлеровский план «Барбаросса», а необъявленная война с немецко-фашистскими захватчиками уже началась.
ИДЁТ ВОЙНА НАРОДНАЯ…
С 22 тоня 1941 года вся наша страна стала жить только нуждами фронта и неугасимой верой в победу над немецко-фашистскими захватчиками.
По-иному начали работать и мы, чекисты. Хотя от Оренбурга до линии фронта было далеко, но напряжённая, невидимая борьба с противником разгоралась и здесь. Не могло быть сомнения в том, что немецкую разведку интересует, где формируются новые соединения Красной Армии, какова пропускная способность далёких от театра военных действий железных дорог, на каких предприятиях и в каком количестве изготовляются оружие и боеприпасы, где и в какие сроки восстанавливаются фабрики и заводы, эвакуированные из прифронтовых районов.
Чтобы выяснить все это, вражеская разведка забрасывала в наш глубокий тыл заранее подготовленную агентуру и активно вела поиски разного рода неустойчивых элементов, готовых пойти в услужение к фашистам. Не последнюю роль в далеко идущих планах противника играла антисоветская, пораженческая агитация среди населения тыловых городов и сел, нацеленная на подрыв морального духа советских людей.
В среднем течении Волги это ощущалось особенно.
Мы наверняка знали, что во всех этих замыслах гитлеровцы возлагают большие надежды на нашу Оренбургскую область, на территории которой живёт несколько тысяч потомков немецких колонистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Но, как известно, Центральный Комитет партии вскоре исправил ошибки, допущенные во время коллективизации. Строгий выговор по партийной линии, вынесенный Машкову за его критические выступления против голого администрирования был снят, и Борис Владимирович опять вернулся на работу в органы ОГПУ.
Он и теперь, во время нашей новой встречи в Воронеже, остался таким, каким я знал его прежде: с готовностью брался за любое, самое трудное дело, мог работать сутками, никогда не жалуясь на усталость.
И ещё об одном человеке не могу не сказать несколько добрых слов — о секретаре центрального райкома партии города Воронежа Владимире Иосифовиче Тищенко, с которым мне, избранному заместителем секретаря партбюро управления НКВД и членом бюро райкома, доводилось тогда встречаться довольно часто. Он напоминал мне секретаря Борисоглебского уездного комитета партии Аристархова, коммуниста с дореволюционным стажем, умудрённого богатым жизненным опытом.
Владимир Иосифович, так же как и Аристархов, был нетороплив в принятии того или иного решения, откровенен и принципиален. Он отличался внимательностью к людям, вежливостью, располагающей задушевностью.
Разное бывало за эти без малого два года службы в Воронеже. Все чаще и чаще приходилось заниматься поисками и разоблачением вражеской агентуры, всевозможных лазутчиков иностранных разведок. Война все отчётливее стучалась в наши двери.
И вот в это время, в конце 1940 года, меня неожиданно вызвали в Народный комиссариат внутренних дел, в Москву.
— Как вы относитесь к переводу на новое место работы? — спросили там.
Служба есть служба, и, в принципе, против перевода я ничего возразить не мог. Признался только, что очень хотелось бы уехать на запад, в Прибалтику или в недавно освобождённые западные области Белоруссии и Украины, где, по рассказам товарищей, сейчас очень много интересной работы. Однако в наркомате рассудили иначе, и уже в начале января следующего года мне пришлось расстаться с Воронежем и перебраться в управление НКВД по Оренбургской области на должность начальника отдела.
Предшественника застать не удалось, он уже уехал. Дела пришлось принимать от его заместителя, Ивана Назаровича Полозова, оказавшегося симпатичным, трудолюбивым и исполнительным работником. Мы сразу нашли общий язык, а потом и близко узнали друг друга. Особенно дорог мне был Иван Назарович своей скромностью, почти застенчивостью. Попросишь его рассказать о своей прежней чекистской работе и услышишь в ответ:
— А чего рассказывать? Такой же, как все. Пока есть силы, буду работать, потому что с детства приучен к труду.
— Но не с детства же ты чекистом стал! Есть, небось, о чем вспомнить…
— Так и у других найдётся не меньше, чем у меня. Ну, работал, например, в Сорочинском райотделении ОГПУ и вдруг однажды тревога. Крестьяне в селе Ивановка растаскивают сельхозинвентарь и разводят коров из только что организованного колхоза. Я — в тарантас и туда. Оказалось, что все началось на Семеновском хуторе, где кулаки колхоз развалили. Приехал на хутор и сразу попал в густую, возбуждённую толпу. Окружили, начали подталкивать со всех сторон, слово сказать не дают. Потом и по загривку съездили. Рук много, поди разберись, кто бьёт… Ну, вижу, приходит конец, спасаться надо, пока не поздно. Вырвался из толпы и — шасть в тарантас. Коня кнутом по спине: выручай, милый! А вслед — булыжники. Вдогонку за тарантасом — верховые с косами… Спасибо, конь оказался резвый, иначе бы не уйти. Да разве со мной одним такое бывало?..
Трудно давалась Ивану Назаровичу подобная исповедь, слово за словом приходилось вытаскивать из него. И тем дороже, тем ближе становился для меня этот замечательный человек.
Впрочем, и весь отдел оказался дружным, трудоспособным, имеющим опыт многообразной и сложной чекистской работы. Немалая заслуга в этом принадлежала заместителю начальника управления Александру Миновичу Иванову. Он тоже начинал работу в органах государственной безопасности, как говорится, с низов. С годами она воспитала в Александре Миновиче честность, трудолюбие и скромность. Не в его характере было сдувать пылинки с мундира вышестоящего начальства и, пожалуй, никто лучше его не умел высмеивать разного рода подхалимов, встречавшихся и в наших рядах. Недолог, бесславен был чекистский век подобного рода людишек. И в том, что нам чаще всего удавалось быстро отделаться от их «услуг», немаловажную роль играли принципиальность и непримиримость А.М.Иванова.
Из числа других руководящих работников управления не могу не вспомнить редкой души товарища, ставшего мне близким, — начальника отдела Александра Николаевича Петухова.
Бывает же так: приезжаешь в другой город, в совершенно незнакомый коллектив и встречаешься с человеком, которого как будто давно знаешь. Других надо ещё понять, к ним нужно приспособиться, а этот становится тебе другом едва ли не с первых минут.
А.Н.Петухов покорил меня простотой, искренностью, готовностью помочь быстрее войти в курс дела. Человек высокой культуры, имеющий большой опыт в работе, Петухов умело руководил большим коллективом чекистов. Из Оренбурга он уехал вскоре после меня. Участвовал в сражении под Сталинградом, прошёл длинный боевой путь до Праги.
Но вот подошла к концу и весна предвоенного сорок первого года. Все чаще докатывались до Оренбуржья тревожные вести с западных рубежей нашей страны. То в одном месте, возле границы, то в другом возникали пожары. Горели торфоразработки, лесные массивы, склады… Огромный пожар уничтожил шестьсот гектаров леса в приграничных районах Литовской республики… Неподалёку от Белостока у переброшенных из-за рубежа диверсантов были обнаружены таблетки с микробами сибирской язвы… Какие-то мерзавцы отравили колодцы в нескольких населённых пунктах…
Не был ещё приведён в действие гитлеровский план «Барбаросса», а необъявленная война с немецко-фашистскими захватчиками уже началась.
ИДЁТ ВОЙНА НАРОДНАЯ…
С 22 тоня 1941 года вся наша страна стала жить только нуждами фронта и неугасимой верой в победу над немецко-фашистскими захватчиками.
По-иному начали работать и мы, чекисты. Хотя от Оренбурга до линии фронта было далеко, но напряжённая, невидимая борьба с противником разгоралась и здесь. Не могло быть сомнения в том, что немецкую разведку интересует, где формируются новые соединения Красной Армии, какова пропускная способность далёких от театра военных действий железных дорог, на каких предприятиях и в каком количестве изготовляются оружие и боеприпасы, где и в какие сроки восстанавливаются фабрики и заводы, эвакуированные из прифронтовых районов.
Чтобы выяснить все это, вражеская разведка забрасывала в наш глубокий тыл заранее подготовленную агентуру и активно вела поиски разного рода неустойчивых элементов, готовых пойти в услужение к фашистам. Не последнюю роль в далеко идущих планах противника играла антисоветская, пораженческая агитация среди населения тыловых городов и сел, нацеленная на подрыв морального духа советских людей.
В среднем течении Волги это ощущалось особенно.
Мы наверняка знали, что во всех этих замыслах гитлеровцы возлагают большие надежды на нашу Оренбургскую область, на территории которой живёт несколько тысяч потомков немецких колонистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76