– Не стоит об этом говорить!
– У нас есть еще деньги, чтоб расплатиться.
– Да будет вам, ребята! Будь у меня больше, так я бы вам еще дал! Очень жалею, что вчера вечером так получилось!
По голосу чувствовалось, что он борется со слезами. Бедный старик! Хотя мы и были в большой беде, но на минуту даже и об этом забыли. Я обнял дядюшку Шани.
– Спешите, товарищи, – шепнул он, – счастливого пути!
Мы миновали пустынные улицы окраин и скоро покинули Эстергом.
Тяжелые тучи зловеще ползли по небу, звезды скрылись, воздух стал душным, тяжелым, чувствовался запах раскаленной летней земли и воды.
Мы шли рядом с шоссе, по мягкому песку, чтобы не поднимать шума. Когда проезжала повозка или слышался скрип ботинок пешехода, мы сразу бросались в канаву. Ложились на живот и ждали, пока не станет тихо кругом, только тогда отправлялись дальше.
Наши глаза привыкли к темноте, да и дядюшка Шани все очень подробно объяснил. Мы дошли до места, где должны были свернуть к Дунаю, и вскоре увидели одинокий белый домик, перед ним темные силуэты осин, а на каменистом берегу – небольшую лодку.
Наши сердца снова были полны надежды!
Глава девятая,
из которой мы узнаем, что погода порою меняет внешность человека, однако не всегда это бывает кстати
За день вынужденного сидения у дядюшки Шани мы хорошо отдохнули. Даже натертые ботинками ноги уже не болели, а только ныли. Да и сами ботинки стали куда послушней: мы их хорошо смазали жиром. Этот путь не был уже таким длинным, как вчерашний. Хотя из-за духоты мы не могли идти очень быстро и в канаву приходилось бросаться часто, дорога заняла меньше четырех часов.
Волнения нас измотали, и, когда мы почувствовали наконец у себя под ногами прибрежные камни, нашим самым большим желанием было немедленно отдохнуть.
Тот, кто не пережил подобного, не знает, что такое усталость человека не от физической работы, а от душевных волнений. Я многое пережил в своей жизни, но могу сказать: лучше я буду тянуть лямку в шахте, на погрузке или на другой тяжелой работе… Только тем и держались, что были у самого порога освобождения. И все же мы могли даже отказаться от отдыха, предложи нам его. Лишь скорей бы в лодку – и на ту сторону! Да, чем скорее, тем лучше!
И, как только мы достигнем того берега, тут же свалимся и будем спать, пока нас не разбудит солнце.
Было уже за полночь, даже, вернее, около часа ночи. Перед нами светлым пятном выделялся домик; дверь его выходила к Дунаю, а окно смотрело на шоссе. Как нам и объяснил дядюшка Шани, мы обогнули дом и подошли к окошку.
Собака не лаяла, забора у дома не было, только одиноко стоял какой-то сарай, видно, для рыболовных снастей, да сделанный из самана маленький хлев.
Я стукнул в окно. Внутри как будто послышались голоса. Кажется, не спали. Сквозь щели ставен засветился тусклый огонек. Мы постучали второй раз – разговор прекратился. Затем раздалось шлепанье босых ног, щелкнула задвижка. Нам пришлось посторониться, когда открывалась створка ставен. И, надо сказать, к счастью.
Лишь на одно мгновение я заглянул в комнату. Керосиновая лампа освещала стоявшего у стола в одном нижнем белье худого, лет сорока – сорока пяти мужчину. Окно открыла женщина. Лица ее мы не видели, так как лампа освещала ее сзади, но сложения она была крупного.
– Уходите! – прошептала она и, обернувшись назад, сказала громко: – Это ветер стучит, нет здесь никого, – и с этими словами захлопнула ставни.
В недоумении мы с Белой посмотрели друг на друга. Что же это? «Уходите»? Что хотела она сказать этим?
Тем временем в домике снова начался разговор. Мы услышали привыкший повелевать твердый голос.
– Вы думаете, что мы не знаем про пять кило масла, что вы отправили, чтобы привезти материю госпоже главной инженерше? Все проделки знаем ваши, поверьте. Только глаза закрываем. Пускай заработает человек пару крон… Но это политическое дело! Если вы вмешаетесь и не поможете нам, пусть тогда щадит вас сам Иисус Христос, предупреждаю вас, Понграц. Я оставляю газету, прочитайте еще раз и намотайте себе на ус! Если что-нибудь заметите, немедленно посылайте за нами! Не пожалеете, я обещаю. Но если нет… я говорю, что пусть тогда щадит вас Иисус Христос! Вы меня поняли?
На некоторое время мы прямо окаменели, потом, услышав в домике движение, сразу отпрянули от окна. Уходить, быстро! Теперь мы уже поняли, что значит предостерегающий шепот хозяйки. Неужели она хотела, чтобы мы ушли отсюда совсем?! Мы осмотрелись вокруг, ища места, где можно было бы спрятаться. Я потрогал крышу низкого хлева. Выдержит ли? Вскарабкался сначала на нее, а оттуда уже на крышу сарая. Бела прыгнул следом за мной. Сарайчик был покрыт листами толя, на его пологой крыше мы и улеглись.
Ночь была темная, густые черные облака обложили небо. Затаив дыхание мы прислушивались. Слов разобрать было нельзя, до нас доносилось только отрывистое бормотание. Так продолжалось недолго, через несколько минут открылась дверь, и до нас донеслось:
– Ну, до свидания, Понграц! Смотри веди себя разумно!
За два года тюрьмы твое ухо делается настолько восприимчивым, что ты словно «видишь» им. Заскрипел песок под ногами, шли двое. Мы слышали, как они вскинули винтовки на плечи – раздался мягкий удар прикладов. Затем стук кованых сапог. Это были жандармы.
Они обогнули дом, пройдя прямо перед нами. Если бы мы протянули руки, то смахнули бы с их голов кивера с перьями. Мы прижались лицом к теплому толю и застыли, как статуи. Подождав, пока жандармы выйдут на шоссе и замрет шум их шагов, мы медленно, осторожно сползли на землю.
Вернулись к окну, постучали.
В ответ не слышно было ни звука. Мы снова постучали. Молчание. Продолжалось оно минут десять или четверть часа? Время тянулось медленно.
Мы стучали в окно каждые две-три минуты, сначала тихо, потом громко. Очень шуметь мы боялись, так как не знали, насколько близко стоит соседний дом. Но терпения не хватало. Что случилось? Заснули или только делают вид, что спят?
Наконец открылась дверь, и мы услышали снова шарканье босых ног, шуршание юбки. Наверняка знакомая уже нам хозяйка. Я пошел навстречу, на углу мы встретились.
– Добрый вечер! Нас прислал дядюшка Шани из Эстергома, – говорил я, торопясь и волнуясь.
– Знаю, – прошептала женщина в ответ. – Забегала моя невестка, на счастье, ушла перед самым приходом жандармов. Уходите отсюда быстрее, ради бога, уходите даже из окрестностей. Вас ищут, обшарили уже весь берег. Уходите, мой муж не знает, что вы здесь! К счастью, он крепко спит… Он не должен знать о вас! Тогда и вам конец и ему конец!
– Но ведь мы… но ведь… нам…
– Спешите, коли я говорю. Идите в горы, в лес! Сейчас будет светать, проснется деревня, спешите!
Она повернула к дому, потом вдруг, очевидно вспомнив, остановилась:
– К лодке и подходить не вздумайте! Следят за всем берегом.
Мы и так не рискнули бы идти к лодке. На добрых два метра была она от воды, потащили бы – наделали только шуму. К тому же на ней был замок и, конечно, не было весел.
Дом окутался мертвой тишиной. Мы стояли в отчаянии, не зная, что предпринять.
Слова женщины звучали в ушах: «Идите в горы, в лес!» Какой-то внутренний голос как бы тоже приказывал: «Торопитесь!» И действительно, через час-полтора рассветет. Осторожно ступая, мы направились к шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76