У правительства была весьма серьезная причина для того, чтобы строго соблюдать – особенно в так называемых «показных местах» – законные формы. Если бы все это произошло в одной из деревень дьёрского комитата, младший инспектор, и глазом не моргнув, сразу бы приказал доставить Ваги. Он мог бы давно избить его до полусмерти. Но здесь, в одном из самых больших промышленных городов страны, где есть газета социал-демократического направления и депутат социал-демократ… Да, руки у него были как будто связаны. Он не мог доставить сюда вот так, запросто, без соответствующих доказательств, секретаря партии!.. Эх, если бы найти доказательства! Если б отыскались эти два человека! А ведь они уже наполовину в его руках… Тогда только бог пощадит Ваги!
Но почему секретарь отправил письмо на официальной бумаге, оставив копию? Быть может, он хочет показать свою благонамеренность и сделать вид, что его обманули? Но ведь он пишет, что два человека – его старые знакомые!
Или все это недоразумение? В самом деле, речь идет лишь о помощи двум безработным…
Невозможно! Если они в самом деле безработные, почему именно в субботу утром явились в Дьёр? Как же так? А теперь они где?… Этот Вурм вернется в Сомбатхей лишь в понедельник утром, это знает и Ваги. Что они будут делать до понедельника? Ждать здесь или в Сомбатхее?… Конечно, здесь – здесь у них знакомые, от границы подальше, место менее подозрительное… На вокзалах у всех проверяют документы – значит, уехать поездом они пока не могли…
Возможны два варианта: или они удрали из Дьёра еще до полудня в субботу, как только получили письмо; может, пошли пешком – это менее вероятно… или они до сих пор еще в городе и, скорее всего, поедут в Сомбатхей в понедельник утром.
Тогда считай, они в его руках!
Прибыли фотографии из центральной полицейской картотеки. Сыщики на железнодорожных станциях Дьёра и в его окрестностях уже знают самые точные приметы.
«Беглецы здесь, в Дьёре, и мы их поймаем», – размышлял младший инспектор. Теперь у него оставалась одна забота: выпроводить всеми правдами и неправдами Покола и его компанию, и как можно скорее!
После одиннадцати за начальником прислали господа из Будапешта; его звали на совещание в гостиницу. Он приторно-ласковым тоном попрощался с Шарикой.
– Не сердитесь, Шарика, я не могу отпустить вас домой. Два негодяя еще могут быть в городе и, наверное, следят за вами тоже. Эти бандиты готовы на все – я возьму на себя ответственность лишь в том случае, если мы будем вас охранять. Не плачьте, глупышка! Смотрите, вы будете в комнате моего заместителя, я прикажу принести вам иллюстрированный журнал и даже не закрою дверь. Поймите, это в ваших интересах, милая! Ах, глупышка! Ваших маму и папу я извещу, что все в порядке, я сам пойду к ним, поверьте!..
Ну, наконец-то он освободился от этой плаксы!
Домой он ее не отпустил, желая любым способом помешать девушке связаться с Ваги. Новость должна сразить секретаря партии, как удар молнии! Нельзя допускать, чтобы он догадался об осведомленности полиции.
Тем временем у него созрел новый план: он не станет ничего скрывать от будапештских начальников и уговорит их направиться в Сомбатхей, потому что два преступника уже давно там. Но он умолчит о том, что человек, которому адресовано письмо, конец недели обычно проводит в Чорне; это второстепенное обстоятельство, и он попросту о нем забудет. Начальник полиции был уверен, что через час от них освободится. Когда он пришел в гостиницу, подполковник и инспектор вели свой обычный ежедневный телефонный разговор с будапештским сыскным центром. Они узнали важные новости.
В субботу около полудня министр юстиции доложил о нашем побеге в совете министров. Скандала избежать не удалось. В столицу на процесс съехалось не менее двадцати пяти иностранных журналистов. Огромный интерес к событиям проявляла вся антикоммунистическая пресса; за нашим делом следила и объективно настроенная общественность, но Хорти и его компанию это не очень-то смущало. Правительство выпустило немногословное, этакое «дипломатически» составленное сообщение:
«Из-за дополнительного расследования и технических помех судебное заседание откладывается».
Положение было таково, что над этим документом, столь «дипломатически» составленным, смеялись даже наши друзья, так опасавшиеся за нашу судьбу. Все понимали смысл слов «дополнительное расследование»; они означали, что беглецов всего-навсего надо еще разыскать и поймать, а «техническими помехами» являлось нежелание двух главных обвиняемых предстать перед судом.
Совет министров решил удвоить награду, обещанную а нашу поимку, доведя ее до кругленькой суммы в пятьдесят тысяч крон. Но сообщить об этом в газетах они не решились – министр внутренних дел ограничился тем, что известил начальников всех инстанций.
Кроме того, он послал подполковнику особое сообщение. Он намекнул, что, если командировка подполковника увенчается успехом, правительство «всячески» оценит его старания. Подполковник разволновался. Что это значит? Повышение в звании или назначение государственным секретарем?
Тамаш Покол в воскресенье утром тоже разговаривал по телефону с секретарем министра. Секретарь от имени его превосходительства выразил Поколу благодарность за старания и глубоко сожалел о том, что до сих пор розыск не увенчался успехом. Секретарь министра сообщил, что от Покола ждут многого в связи с его осведомленностью о положении вещей и проявлением в ходе розыска столь выдающихся способностей. Ему предоставляется полное право поступать по собственному усмотрению.
Разумеется, в воскресенье подполковник и инспектор ходили страшно важные.
Тамаш Покол решился на смелое начинание. Обычно награда распределялась так: если беглеца поймало гражданское лицо, сумма причиталась ему целиком; если преступника задержала полиция, что бывало гораздо чаще, тогда награду получала вся группа, участвовавшая в успешной операции, деньги распределялись соответственно чину: наибольшую часть получал начальник, наименьшую – постовой, лично поймавший преступника. Такова была старая, проверенная практика… Тамаш Покол тотчас после телефонного разговора послал нескольких шпиков к сыскным группам, разбросанным по городу, и к дежурному командованию. Он сообщил о повышении награды, а заодно и о том, что половину суммы, независимо от чина и меры участия в розыске, получит тот, кто фактически поймает коммунистов или лишит их способности следовать дальше. Лишь половину вознаграждения выдадут обычным порядком.
Ретивый господин чувствовал, что усердие у его соратников после многодневной усталости и повторяющихся неудач в некотором роде остыло. Так пусть же до неба разгорится в них пламя энтузиазма! Пусть каждый сочтет своим личным это важное дело.
Да, именно так думал Тамаш Покол и вовсе не отдавал себе отчета в том, что в соревнование, которое происходит между ним, подполковником и начальником сыска, включатся теперь все участники розыска. Теперь каждый станет ревнивым соперником другого, и коллективный дух, кое-как державшийся до сих пор благодаря слепой дисциплине, мгновенно улетучится. Возьмем лишь один пример. Никто не верил, что мы средь бела дня сядем в поезд на центральном дьёрском вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Но почему секретарь отправил письмо на официальной бумаге, оставив копию? Быть может, он хочет показать свою благонамеренность и сделать вид, что его обманули? Но ведь он пишет, что два человека – его старые знакомые!
Или все это недоразумение? В самом деле, речь идет лишь о помощи двум безработным…
Невозможно! Если они в самом деле безработные, почему именно в субботу утром явились в Дьёр? Как же так? А теперь они где?… Этот Вурм вернется в Сомбатхей лишь в понедельник утром, это знает и Ваги. Что они будут делать до понедельника? Ждать здесь или в Сомбатхее?… Конечно, здесь – здесь у них знакомые, от границы подальше, место менее подозрительное… На вокзалах у всех проверяют документы – значит, уехать поездом они пока не могли…
Возможны два варианта: или они удрали из Дьёра еще до полудня в субботу, как только получили письмо; может, пошли пешком – это менее вероятно… или они до сих пор еще в городе и, скорее всего, поедут в Сомбатхей в понедельник утром.
Тогда считай, они в его руках!
Прибыли фотографии из центральной полицейской картотеки. Сыщики на железнодорожных станциях Дьёра и в его окрестностях уже знают самые точные приметы.
«Беглецы здесь, в Дьёре, и мы их поймаем», – размышлял младший инспектор. Теперь у него оставалась одна забота: выпроводить всеми правдами и неправдами Покола и его компанию, и как можно скорее!
После одиннадцати за начальником прислали господа из Будапешта; его звали на совещание в гостиницу. Он приторно-ласковым тоном попрощался с Шарикой.
– Не сердитесь, Шарика, я не могу отпустить вас домой. Два негодяя еще могут быть в городе и, наверное, следят за вами тоже. Эти бандиты готовы на все – я возьму на себя ответственность лишь в том случае, если мы будем вас охранять. Не плачьте, глупышка! Смотрите, вы будете в комнате моего заместителя, я прикажу принести вам иллюстрированный журнал и даже не закрою дверь. Поймите, это в ваших интересах, милая! Ах, глупышка! Ваших маму и папу я извещу, что все в порядке, я сам пойду к ним, поверьте!..
Ну, наконец-то он освободился от этой плаксы!
Домой он ее не отпустил, желая любым способом помешать девушке связаться с Ваги. Новость должна сразить секретаря партии, как удар молнии! Нельзя допускать, чтобы он догадался об осведомленности полиции.
Тем временем у него созрел новый план: он не станет ничего скрывать от будапештских начальников и уговорит их направиться в Сомбатхей, потому что два преступника уже давно там. Но он умолчит о том, что человек, которому адресовано письмо, конец недели обычно проводит в Чорне; это второстепенное обстоятельство, и он попросту о нем забудет. Начальник полиции был уверен, что через час от них освободится. Когда он пришел в гостиницу, подполковник и инспектор вели свой обычный ежедневный телефонный разговор с будапештским сыскным центром. Они узнали важные новости.
В субботу около полудня министр юстиции доложил о нашем побеге в совете министров. Скандала избежать не удалось. В столицу на процесс съехалось не менее двадцати пяти иностранных журналистов. Огромный интерес к событиям проявляла вся антикоммунистическая пресса; за нашим делом следила и объективно настроенная общественность, но Хорти и его компанию это не очень-то смущало. Правительство выпустило немногословное, этакое «дипломатически» составленное сообщение:
«Из-за дополнительного расследования и технических помех судебное заседание откладывается».
Положение было таково, что над этим документом, столь «дипломатически» составленным, смеялись даже наши друзья, так опасавшиеся за нашу судьбу. Все понимали смысл слов «дополнительное расследование»; они означали, что беглецов всего-навсего надо еще разыскать и поймать, а «техническими помехами» являлось нежелание двух главных обвиняемых предстать перед судом.
Совет министров решил удвоить награду, обещанную а нашу поимку, доведя ее до кругленькой суммы в пятьдесят тысяч крон. Но сообщить об этом в газетах они не решились – министр внутренних дел ограничился тем, что известил начальников всех инстанций.
Кроме того, он послал подполковнику особое сообщение. Он намекнул, что, если командировка подполковника увенчается успехом, правительство «всячески» оценит его старания. Подполковник разволновался. Что это значит? Повышение в звании или назначение государственным секретарем?
Тамаш Покол в воскресенье утром тоже разговаривал по телефону с секретарем министра. Секретарь от имени его превосходительства выразил Поколу благодарность за старания и глубоко сожалел о том, что до сих пор розыск не увенчался успехом. Секретарь министра сообщил, что от Покола ждут многого в связи с его осведомленностью о положении вещей и проявлением в ходе розыска столь выдающихся способностей. Ему предоставляется полное право поступать по собственному усмотрению.
Разумеется, в воскресенье подполковник и инспектор ходили страшно важные.
Тамаш Покол решился на смелое начинание. Обычно награда распределялась так: если беглеца поймало гражданское лицо, сумма причиталась ему целиком; если преступника задержала полиция, что бывало гораздо чаще, тогда награду получала вся группа, участвовавшая в успешной операции, деньги распределялись соответственно чину: наибольшую часть получал начальник, наименьшую – постовой, лично поймавший преступника. Такова была старая, проверенная практика… Тамаш Покол тотчас после телефонного разговора послал нескольких шпиков к сыскным группам, разбросанным по городу, и к дежурному командованию. Он сообщил о повышении награды, а заодно и о том, что половину суммы, независимо от чина и меры участия в розыске, получит тот, кто фактически поймает коммунистов или лишит их способности следовать дальше. Лишь половину вознаграждения выдадут обычным порядком.
Ретивый господин чувствовал, что усердие у его соратников после многодневной усталости и повторяющихся неудач в некотором роде остыло. Так пусть же до неба разгорится в них пламя энтузиазма! Пусть каждый сочтет своим личным это важное дело.
Да, именно так думал Тамаш Покол и вовсе не отдавал себе отчета в том, что в соревнование, которое происходит между ним, подполковником и начальником сыска, включатся теперь все участники розыска. Теперь каждый станет ревнивым соперником другого, и коллективный дух, кое-как державшийся до сих пор благодаря слепой дисциплине, мгновенно улетучится. Возьмем лишь один пример. Никто не верил, что мы средь бела дня сядем в поезд на центральном дьёрском вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76