душевой поддон 1200х800 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Министр юстиции и министр внутренних дел успокоили депутатов: будут приняты все меры, чтобы разыскать преступников, но пока, мол, из осторожности нельзя сделать более подробное заявление. Я слышал, что сам наместник много раз на дню интересовался этим вопросом. Кто был проворен и годен для выполнения такого задания, будь то жандарм, полицейский или сыщик, – все были брошены по нашим следам.
Полицейский инспектор Тамаш Покол неожиданно стал важной персоной. Ведь это он, а не кто иной выслеживал нас с первой минуты, и если он еще не добился успеха, то и следов наших не потерял. Он больше не ездил на мотоцикле с длинноусым старшим тюремщиком, а путешествовал с начальником особого следственного отдела, с жандармским подполковником, который, как говорили, был одним из экспертов по делам коммунистов. По чину возглавить розыск полагалось подполковнику, однако по особому указанию операцией руководил Покол. В распоряжении этих господ была большая шестиместная машина, где, кроме них, находились еще четыре сыщика. Следом за автомобилем в старой мотоциклетной коляске трясся Пентек, впереди мчался на мотоциклах полицейский патруль. К каравану примкнула еще машина – в ней восседал начальник пограничной зоны с вооруженной охраной.
Вот сколь многочисленные силы поступили в распоряжение Тамаша Покола, не говоря уж о прочих военных отрядах, которые залегли повсюду и по первому сигналу спешили выследить нас, уповая на то, что сноровка и счастливая судьба принесут им в конце концов пальму первенства.
Летели и летели телеграммы, телефонограммы, официальные и неофициальные, в Вац, в Будапешт, в министерство внутренних дел, в министерство юстиции. Взять хотя бы директора вацской тюрьмы – он давно укатил уже в Будапешт и там обходил подряд всех влиятельных родственников и покровителей, ибо над головой его нависла страшная угроза: потерять место и быть вынужденным подать в отставку. Он пытался, разумеется, все свалить на Шимона. Ну, а священник тоже не заставлял себя ждать с ответом – что говорить, ввели мы его в немалый почтовый расход!
Спустя несколько лет мне в руки попала докладная записка о розыске: она была оглашена на судебном процессе нашего тюремщика Чумы. Полиция далеко не все сообщила суду, однако даже из этого краткого доклада стало ясно, против каких сил стояли мы двое тогда на шоссе.
В четверг утром всю эту компанию черт принес прямо в Нергешуйфалу. Они допрашивали одного за другим прибрежных жителей, рыбаков, перевозчиков, людей, подозреваемых в контрабанде. Женщина, с которой мы разговаривали ночью, родственница дядюшки Шани из Эстергома, когда ее как следует прижали, как видно, испугалась, да еще, подумав, что мы уже давно на той стороне, призналась: видела двоих, может, они и были. Несчастная считала, что избавилась от мучений.
– Куда они, по-вашему, шли?
– Я не знаю.
– А все-таки!
– Может, в горы.
– Почему вы так решили?
Конечно, она не сказала, что сама направила нас туда. А впрочем, кажется, ответила в замешательстве: мол, спрашивали дорогу в том направлении.
Из Нергешуйфалу дорога ведет через горы. Кто проходил там ночью или на рассвете, ранним утром? Осмотреть!
Не составило труда выяснить, что по той дороге в Херег шел обоз дровосеков – они везли домой бревна для стройки.
Что ж, пошли к возчикам!
Допрос учинили в школе. Офицеры блистали золотыми воротниками, кричали так, что люди от их воплей втягивали головы в плечи. Не видели двоих, таких-то? Надо было видеть. «Ну погоди же, черт вас возьми, научим в другой раз открывать глаза пошире!» Не обошлось и без зуботычин.
А наш возчик, возможно, думал вот что: где они? Наверное, уже далеко! Так зачем ждать, чтоб тебя избили?… Да, он видел двоих, с виду такие, может, те самые…
Куда они шли?
На его возу добрались до такого-то места.
– А оттуда?
– Дальше.
– Что значит «дальше»?
Оказалось, что «дальше» могла быть только Татабанья. Скоро в Банхиду, Фелшёгаллу, Татабанью и То-варош жандармским постам полетели телефонограммы. Проверить, нет ли подозрительных, которые могли дать приют бродягам.
Через полчаса из Татабаньи пришел ответ: есть подозрительные – брат Белы, тамошний житель, шахтер.
Инспектор Покол так и подскочил, исполненный великого рвения.
Это они, вперед!
Стиснув зубы, он недобрым словом поминал разбитую «кривульку» – машину, которую десять, а то и двадцать раз надо завести, прежде чем заработает мотор. Отряд Покола провел здесь почти весь четверг, занимаясь допросами и поисками. Преступники отправились в Татабаныо на рассвете в среду, в полдень могли уже быть там, размышляли преследователи, а теперь четверг, вечер… Беглецы выиграли полтора дня! Вперед!
Теперь-то, если не опоздаем, мы их возьмем!
Брат Белы, Йожеф, приехал из Шюттё в шесть вечера. Забежав домой, он даже не умылся и бросился к нам. На чердаке было по-летнему душно, мы сидели на пыльной балке без рубашек. Йожеф принес газету, и мы прочли, что за нашу поимку награда увеличена. Министр внутренних дел со своей стороны неожиданно пообещал дополнительно пятнадцать тысяч крон. Всего, значит, двадцать пять.
Вот как поднялась наша цена за несколько дней!
Мы обмахивались газетой, а брат Белы рассказывал о своей поездке. Все в порядке, старый рыбак оказался дома и сразу же согласился нас перевезти. Раз сказал – сделает. Конечно, и к нему приходили жандармы. Во вторник разбудили на рассвете, в среду явились снова. Он слушал их, покачивал головой: не делал он ничего незаконного, пусть оставят его в покое. С тех пор как здесь установили границу, он ни разу не доплыл и до середины Дуная, а не то чтобы пристать к тому берегу. Это-то верно, да только зорок у старика глаз, он с детства знает Дунай, как свои пять пальцев, ему точно известно, куда причаливают, где и когда переходят реку контрабандисты.
Условились они с братом Белы, что завтра мы отправимся в путь ранним пригородным поездом и утром прибудем в Шюттё. День проведем у старика. В саду у него есть яма для хранения рыбы; там он держит доски, старые рыболовные снасти, и там же, если нагрянет полиция с обыском, мы сможем спрятаться и ждать темноты…
Йожеф рассказывал, что старик этот странный и взбалмошный человек. Он не коммунист и никогда им не был. Много лет назад вступил в какую-то религиозную секту и во время войны чуть не погиб: его хотели предать суду военного трибунала и приговорить к смертной казни за то, что он отказался взять в руки винтовку. «Меня заставить нельзя, – говорил он, – ибо сказал спаситель: поднявший меч от меча и погибнет».
Но было это в четырнадцатом году, и дело раздувать не стали. Приняв к сведению, что он отказывается брать в руки оружие, его определили кучером в обоз: держи, мол, в руках кнут и вожжи!.. Он ратовал за советскую республику, ибо, по его словам, это была «правда бедного человека», и, принимая участие в создании народного совета в Товарошской артели, действовал «именем Христа»…
В общем, это был сумасбродный, но честный человек. Слово его крепкое. Ему можно было спокойно довериться: раз обещал перевезти, считай, что ты на той стороне.
Йожеф рассказал про старика для того, чтобы мы как-нибудь ненароком не произнесли при нем бранного слова – он очень близко принимал это к сердцу. Хоть мы с Белой и не были сквернословами, однако «черта» поминали часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
 Тут есть все! И цены сказка 

 Летина 2146