В этом он тоже был верен бесспорно своему председателю. Тогда, после первых погромов Хорти, последовавших за поражением революции, не один убежденный социал-демократ из рабочих сделался коммунистом или другом коммунистов. И Мейер и его друзья знали, что бреннбергские шахтеры лишь притворяются социал-демократами, но это не мешало им быть с ними в наилучших отношениях.
Нет, он не выдал нас хотя бы потому, что вместе с нами втянул бы в неприятность председателя Ваги, партийного секретаря, пользующегося большим авторитетом, и друга председателя – Ханзи Винклера.
Он не выдал нас, но и вел себя неразумно. Когда Тамаш Покол спросил его прямо в лоб, не были ли у него сегодня случайно два человека с просьбой помочь перейти границу, он растерялся и понес несусветный вздор. Правда, он не мог знать, что скажет трактирщик – того в это время тоже допрашивали. Трактирщики, которые сдавали помещение в аренду профсоюзу, часто состояли платными шпиками в полиции и, конечно, притворялись большими друзьями рабочих. Потом он выдавил из себя, что утром приходили два человека из Будапешта, искали работу, но у них оказались не в порядке профсоюзные билеты, и он им отказал. Он говорил то, что ему подсказывало сердце. Куда мы пошли? Он не знает, может быть, в Сомбатхей. Кажется, упоминали Сомбатхей…
Трактирщик оказался гораздо ловчее. Он просто-напросто отрицал, что видел нас, и лишь тогда, когда выяснилось, что секретарь сознался, схватился за голову:
– Ну конечно, как это я запамятовал! Когда я открыл, они были мои первые гости, первые посетители в понедельник утром… Спросили бутылку пива, да… Многие рабочие приходят сюда по утрам, они идут… Как видите я забыл…
Местный сыщи «грозно нахмурил лоб:
– Они были в коричневой парусиновой одежде?
– Да, верно. Вот. Может быть, – усердствовал трактирщик, чтобы исправить прежнюю ошибку. – В коричневой парусиновой одежде, да… та»…
– Скажите, – наивно спросил Тамаш Покол, – легко здесь перебраться через границу?
Трактирщик широко осклабился:
– Как же, как же, извольте знать! У нас нельзя так охранять, чтобы было нельзя. Возьмем, прошу покорно, – начал он, фамильярно наклонившись вперед на прилавке, – к примеру, Бреннберг. Штольни тянутся под землей через границу… Сам я там не был, но так говорят: здесь войдешь, а там преспокойно выйдешь через вентиляционный штрек или как его там зовут. Куда тут охрану ставить, скажите пожалуйста! Нечего на земле охранять, когда под землей переходят, верно? – И он болтал, болтал без умолку.
Однако Тамаша Покола направила на след вовсе не эта болтовня, а испуганное смущение секретаря.
– Позвоните в Сомбатхей, – сказал он младшему инспектору, когда они вышли из трактира. – Скажите им, что, по последним сведениям, туда направляются два подозрительных человека. А мы поедем посмотрим Бреннберг.
Сыщик хотел быть вежливым:
– Господин инспектор, я не советую вам туда ехать. Это грязное красное гнездо, туда следовало бы направить солдат – там готовится какое-то выступление. В воздухе пахнет порохом.
Тут Тамаш Покол вошел в еще больший раж:
– Красное гнездо? Готовится выступление? Так мы тем более поедем туда! В Татабанье из-за движения бездельничали две тысячи жандармов. Они следили за забастовщиками, а в это время две наши птички спокойно гуляли у них под носом…
Глава двадцатая
Семья Эберлейн. Все-таки хорошо, когда у человека есть тюремная личная карточка
Около часу дня караван Тамаша Покола промчался в нескольких метрах от нас, и в то мгновение, когда я выглянул из-за листвы, встретился взглядом с нашим преследователем. Я видел, как он вздрогнул, как изменился в лице и нетерпеливо тронул за плечо шофера:
– Остановите!
Они остановились метрах в тридцати от нас. Но я и Бела уже бегом поднимались вверх по скользкому слою опавшей хвои. Нам не пришлось идти далеко. Скоро по шуму мотора мы определили, что опасность на мгновение миновала.
Тамаш Покол, должно быть, решил, что у него галлюцинация. Он остановил машину и наверняка спросил своих спутников, видели ли они. Шофер, пожалуй, видел, ведь он смотрит на дорогу, а мы, когда свернули с нее, были метрах в шестидесяти – восьмидесяти от них. Но на нас были серый и синий костюмы… Инспектор в присутствии профессиональных сыщиков со своими галлюцинациями безусловно побоялся показаться смешным. Он не спал две ночи, был нервен; черный кофе и ром… Он не хотел терять времени, отправляясь за нами вслепую. Видно, что два человека свернули в сторону, в лес. Если бы они хотели перейти границу, то шли бы не туда…
Караван отправился дальше. До шахтерского поселка оставалось едва ли двести метров.
Мы подождали, пока затих шум мотора, спустились на шоссе и осторожно пошли вперед.
Когда мы дошли до окраины поселка, с главной площади послышался звук трубы. Трубили сбор разбредшимся повсюду солдатам.
На обочине дороги играли мальчишки, на вид шести – восьми лет, босые, чумазые чертенята. Они хлопали ногами по пыли. Паренек, шедший впереди, дул в кулаки, как в трубу. Я смотрел на них несколько минут, потом подозвал белокурого мальчонку, который показался мне смышленей других. Он остановился и испуганно на меня уставился.
– Ты знаешь, куда пошли машины?
Он таращил глаза, как будто ничего не понимал. Я обратился к нему по-немецки. Тем временем подошел другой мальчишка, худой, лохматый, черноволосый, и ответил вместо него:
– К сельской управе. Они стоят перед управой, к солдатам приехали.
Я рассудил правильно: в сельской управе объявляют против нас мобилизацию…
– А знаешь ли ты, – спросил я чернявого, – где живет дядя Ханзи Винклер?
– Знаю, – ответил мальчик. – Его взяли.
– Как взяли?
– Взяли. Сегодня утром. Повезли в Шопрон. И моего отца тоже. Жандармы.
Это было большое несчастье. Я перевел Беле то, что мальчик сказал по-немецки. А лохматый малыш продолжал:
– Они были в делегации, знаете? Которая к директору ходила. Дядя Ханзи был тоже, он главный. И говорили. На собрании…
Я ничего не знал об этом Ханзи Винклере и попытался спрашивать наугад:
– А сын его, того тоже взяли?
– Сын? – удивился мальчик. – У него нет сына. Он только на рождество женился.
– А жена? – спросил я.
– Жена? Митцл?
– Да, – согласился я. – Митцл!
– Она дома. Плачет. Там с ней… – И он перечислил имена четырех-пяти женщин.
– Где она живет?
Он неопределенно показал в середину поселка. Ну, это нам совсем не подходило.
– Послушай, братец, – заговорил я и сунул руку в карман, – получишь десять крон, купишь себе конфет. Ступай скажи Митцл, пусть придет сюда к нам, мы подождем ее здесь, на опушке леса. Нам надо поговорить с ней по очень важному делу, хорошо? Ну, беги, скажи ей.
Мальчик жадно схватил деньги и помчался как ветер.
Теперь заговорил и маленький белокурый олух. Он тоже побежит и позовет фрау Митцл. Что было делать? Я дал и ему десять крон, чтобы он поделился со своим и друзьями.
Вскоре ребятишки разбежались, и мы остались одни. «Не надо было давать им деньги, – подумал я, – еще шум поднимут в деревне…» Но нет. Как видно, неожиданные деньги побудили их хранить тайну. И они с честью выполнили дело, которое мы им поручили.
Минут через десять возвратился маленький чернявый мальчонка, и с ним пришла полноватая, хорошо сложенная белокожая молодая блондинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76