блюда из голубей и жаворонков и баклажаны с побегами тростника, тушенные с помидорами и сыром. Иногда Вайолетт ходила вместе с ним, ей нравилось бродить по рынку, выбирать свежие фрукты и овощи и обязательно покупать цветы. Во время этих прогулок, сопровождавшихся заходами в антикварные лавки или магазины одежды, а то и просто сидением в уличных кафе, время летело быстро и давало обильные темы для разговоров на весь день.
В то утро Вайолетт неважно себя чувствовала. Недомогание было небольшим, но она боялась, что от запахов рынка ей станет дурно, а нет ничего хуже, чем почувствовать тошноту в людном месте. Поэтому она осталась дома.
Аллин вернулся к обеду, неся под мышкой свернутый в трубку холст. Он сказал, что нашел его на уличном развале. Это была картина художника Антонио Канале, известного как Каналетто. Работы его были не в моде, так как считалось, что при жизни он слишком много писал на продажу, сотворив сотни пейзажей Венеции, которые охотно раскупались туристами, в основном англичанами, в середине восемнадцатого века. Аллина поразила в его находке точность рисунка, указывающая, по его словам, на то, что художник обучался искусству архитектуры. Он восхищался сочностью красок и мастерским использованием перспективы, но купил он холст совсем по другой причине.
Вайолетт подумала о том, как он похож на ребенка, у которого есть какой-то секрет. Она улыбнулась и задала вопрос, которого он явно от нее ждал.
— Так почему же ты его купил?
Аллин указал в центр холста, где был изображен Канале-Гранде за мостом Риальто. Воды его переливались золотыми и палевыми искрами и всеми мыслимыми оттенками синего.
— Из-за этого, — ответил он.
Несколько мгновений спустя Вайолетт поняла, что он имеет в виду.
— Ах, — только и сказала она, и улыбка ее стала ослепительной, под стать воде, искрившейся на картине.
В центре картины красовалось то самое палаццо, в котором они жили. Большую его часть скрывали стены дворца, но лоджия и окна верхнего этажа, где находилась их спальня, полностью соответствовали действительности; художник точно передал теплый, охристый оттенок стен и синеву омывавшей основание дома воды.
Вайолетт странно было видеть его на картине, тем более что Аллин сказал, что она была написана не меньше ста лет назад. Почему-то казалось несправедливым, что работа художника уцелела через столько лет после его смерти.
— Я мечтаю о том, — сказал Аллин, — что когда-нибудь мы обзаведемся домом, где в углу гостиной повесим эту картину, а над камином — твой портрет.
Вайолетт взглянула на него. У нее ком подступил к горлу, и она отвела взгляд. Потом тихо произнесла:
— Я была бы рада… но это невозможно.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, напрягаясь.
— Портрет… его уничтожил Гилберт, он его порезал. Потом, наверное, пожалел, но теперь уже ничего нельзя исправить.
— А ты? — спросил он. — Это тогда он тебя ударил?
Вайолетт не могла ответить, это было выше ее сил. Аллин взял ее за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза, но она прикрыла веки. Он не настаивал, обнял ее и прижал к себе.
Она почувствовала его взволнованное дыхание на своих волосах.
— Я должен был его убить, — сказал он наконец.
Его чуткость, понимание, даже его негодование были для Вайолетт лучше любого лекарства. Она справилась с собой и сказала:
— И из-за этого он тоже переживал. Аллин ответил не сразу. Наконец он вздохнул, и она почувствовала, что он расслабился.
— Наверное, он достоин жалости. Я тоже не мог бы совладать со своим гневом, если бы узнал, что теряю тебя. Она слегка кивнула.
— Мне так жаль.
— Портрет? Я напишу новый, еще лучше. Но я думаю о том, что ты сама пострадала из-за меня. Я виноват в том, что он обидел тебя.
— Но почему? — спросила она низким взволнованным голосом. — Ведь ты подарил мне столько радости.
— Я получил больше.
— Лишь то, что я сама отдала тебе.
— Конечно, ты ведь такая распутница, — сказал он с нежной улыбкой.
— Да, — серьезно согласилась она. — Ты отнесешь меня в спальню?
— Мадам, вы меня шокируете.
— Вас шокировать невозможно. Так да или нет?
— Даже бронзовые кони Святого Марка, если бы они ожили, не смогли бы меня удержать.
Потом они лежали обнаженные, и теплый ветер с моря ласкал их тела. Вайолетт не знала, сколько прошло времени, когда Аллин поднялся и вышел, оставив ее, полусонную, в постели. Вернулся он минуту спустя, положив что-то прохладное и тяжелое в ложбинку между нежных округлостей ее грудей.
Сначала она подумала, что это ожерелье. Цепочка была широкая, из чистого золота. К ней был прикреплен какой-то маленький предмет, похожий на ладанку. Казалось, что он вырезан из цельного куска аметиста в золотой оправе, украшенной жемчугом и бриллиантами.
Приподнявшись, Вайолетт взяла в руки украшение тонкой, искусной работы. Вдоль оправы шли завитки и переплетения в форме крошечных лепестков, а на одной из сторон аметиста была вырезана птица с распростертыми крыльями. У нее чуть дрожали руки, когда она поворачивала ее в лучах света; она поняла, что это не обычная безделушка. Взглянув на Аллина, Вайолетт взволнованно спросила:
— Что это?
— Дай-ка я тебе покажу. — Он взял камень и повернул его. Его верхняя часть, оказавшаяся крышечкой, осталась у него в руках.
Упоительный аромат распространился по комнате — сложный и в то же время очень знакомый, удивительно тонкий, но такой насыщенный, что он, казалось, вызывал волшебные видения, приносившие душе удивительное наслаждение. В нем были чудные запахи летней ночи, аромат ветра, прилетевшего с холмов, поросших апельсинами и миндалем. В нем чувствовалось цветение сада лунной ночью, сада, до которого доносился тихий шепот моря и двух тел, слившихся в жарком объятии на ложе из розовых лепестков. Там были и ароматы фиалок, и запахи полей, покрытых дикими розмари-нами и нарциссами. Но было в нем и нечто большее: он будил какие-то давно забытые таинственные ощущения.
— Духи Клеопатры! — с тихим изумлением сказала Вайолетт.
— И Жозефины. И Эжени.
— Но как… откуда?
— Тот парфюмер на рю де ла Пэ, о котором я тебе говорил, готовит эти духи для императрицы. Он очень рисковал, отдавая их мне, но он многим мне обязан. И еще — он романтик и не смог отказать, когда узнал, что они предназначаются даме, которая владеет моим сердцем.
Она посмотрела ему в глаза и поняла, что могла бы утонуть в бездонных глубинах любви, светившейся в его взгляде. Эта любовь очищала, согревала ее.
— Я буду вечно благодарна той силе, которой, я верю, наделены эти духи, — сказала Вайолетт, — если она привяжет тебя ко мне, а меня — к тебе.
— Да будет так, — ответил он.
Это была клятва, которую следовало скрепить поцелуем, и не только поцелуем. Потом они лежали в объятиях друг друга, и Вайолетт сказала:
— Мне следует поблагодарить тебя за духи.
— Ты уже сделала это, — со смехом отозвался Аллин.
— Ах, негодяй. — Она тихонько дернула его за волосы на груди, которые щекотали ей нос, и тотчас погладила это место. Потом нежно провела рукой по рубцу от шрама на его плече. — Я хотела сказать, что мне не следует особенно привыкать к волшебному аромату этих духов, а то что я буду делать потом, когда они кончатся.
— Мы закажем еще, — спокойно ответил он.
— Но не слишком ли это расточительно — посылать за духами в такую даль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
В то утро Вайолетт неважно себя чувствовала. Недомогание было небольшим, но она боялась, что от запахов рынка ей станет дурно, а нет ничего хуже, чем почувствовать тошноту в людном месте. Поэтому она осталась дома.
Аллин вернулся к обеду, неся под мышкой свернутый в трубку холст. Он сказал, что нашел его на уличном развале. Это была картина художника Антонио Канале, известного как Каналетто. Работы его были не в моде, так как считалось, что при жизни он слишком много писал на продажу, сотворив сотни пейзажей Венеции, которые охотно раскупались туристами, в основном англичанами, в середине восемнадцатого века. Аллина поразила в его находке точность рисунка, указывающая, по его словам, на то, что художник обучался искусству архитектуры. Он восхищался сочностью красок и мастерским использованием перспективы, но купил он холст совсем по другой причине.
Вайолетт подумала о том, как он похож на ребенка, у которого есть какой-то секрет. Она улыбнулась и задала вопрос, которого он явно от нее ждал.
— Так почему же ты его купил?
Аллин указал в центр холста, где был изображен Канале-Гранде за мостом Риальто. Воды его переливались золотыми и палевыми искрами и всеми мыслимыми оттенками синего.
— Из-за этого, — ответил он.
Несколько мгновений спустя Вайолетт поняла, что он имеет в виду.
— Ах, — только и сказала она, и улыбка ее стала ослепительной, под стать воде, искрившейся на картине.
В центре картины красовалось то самое палаццо, в котором они жили. Большую его часть скрывали стены дворца, но лоджия и окна верхнего этажа, где находилась их спальня, полностью соответствовали действительности; художник точно передал теплый, охристый оттенок стен и синеву омывавшей основание дома воды.
Вайолетт странно было видеть его на картине, тем более что Аллин сказал, что она была написана не меньше ста лет назад. Почему-то казалось несправедливым, что работа художника уцелела через столько лет после его смерти.
— Я мечтаю о том, — сказал Аллин, — что когда-нибудь мы обзаведемся домом, где в углу гостиной повесим эту картину, а над камином — твой портрет.
Вайолетт взглянула на него. У нее ком подступил к горлу, и она отвела взгляд. Потом тихо произнесла:
— Я была бы рада… но это невозможно.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, напрягаясь.
— Портрет… его уничтожил Гилберт, он его порезал. Потом, наверное, пожалел, но теперь уже ничего нельзя исправить.
— А ты? — спросил он. — Это тогда он тебя ударил?
Вайолетт не могла ответить, это было выше ее сил. Аллин взял ее за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза, но она прикрыла веки. Он не настаивал, обнял ее и прижал к себе.
Она почувствовала его взволнованное дыхание на своих волосах.
— Я должен был его убить, — сказал он наконец.
Его чуткость, понимание, даже его негодование были для Вайолетт лучше любого лекарства. Она справилась с собой и сказала:
— И из-за этого он тоже переживал. Аллин ответил не сразу. Наконец он вздохнул, и она почувствовала, что он расслабился.
— Наверное, он достоин жалости. Я тоже не мог бы совладать со своим гневом, если бы узнал, что теряю тебя. Она слегка кивнула.
— Мне так жаль.
— Портрет? Я напишу новый, еще лучше. Но я думаю о том, что ты сама пострадала из-за меня. Я виноват в том, что он обидел тебя.
— Но почему? — спросила она низким взволнованным голосом. — Ведь ты подарил мне столько радости.
— Я получил больше.
— Лишь то, что я сама отдала тебе.
— Конечно, ты ведь такая распутница, — сказал он с нежной улыбкой.
— Да, — серьезно согласилась она. — Ты отнесешь меня в спальню?
— Мадам, вы меня шокируете.
— Вас шокировать невозможно. Так да или нет?
— Даже бронзовые кони Святого Марка, если бы они ожили, не смогли бы меня удержать.
Потом они лежали обнаженные, и теплый ветер с моря ласкал их тела. Вайолетт не знала, сколько прошло времени, когда Аллин поднялся и вышел, оставив ее, полусонную, в постели. Вернулся он минуту спустя, положив что-то прохладное и тяжелое в ложбинку между нежных округлостей ее грудей.
Сначала она подумала, что это ожерелье. Цепочка была широкая, из чистого золота. К ней был прикреплен какой-то маленький предмет, похожий на ладанку. Казалось, что он вырезан из цельного куска аметиста в золотой оправе, украшенной жемчугом и бриллиантами.
Приподнявшись, Вайолетт взяла в руки украшение тонкой, искусной работы. Вдоль оправы шли завитки и переплетения в форме крошечных лепестков, а на одной из сторон аметиста была вырезана птица с распростертыми крыльями. У нее чуть дрожали руки, когда она поворачивала ее в лучах света; она поняла, что это не обычная безделушка. Взглянув на Аллина, Вайолетт взволнованно спросила:
— Что это?
— Дай-ка я тебе покажу. — Он взял камень и повернул его. Его верхняя часть, оказавшаяся крышечкой, осталась у него в руках.
Упоительный аромат распространился по комнате — сложный и в то же время очень знакомый, удивительно тонкий, но такой насыщенный, что он, казалось, вызывал волшебные видения, приносившие душе удивительное наслаждение. В нем были чудные запахи летней ночи, аромат ветра, прилетевшего с холмов, поросших апельсинами и миндалем. В нем чувствовалось цветение сада лунной ночью, сада, до которого доносился тихий шепот моря и двух тел, слившихся в жарком объятии на ложе из розовых лепестков. Там были и ароматы фиалок, и запахи полей, покрытых дикими розмари-нами и нарциссами. Но было в нем и нечто большее: он будил какие-то давно забытые таинственные ощущения.
— Духи Клеопатры! — с тихим изумлением сказала Вайолетт.
— И Жозефины. И Эжени.
— Но как… откуда?
— Тот парфюмер на рю де ла Пэ, о котором я тебе говорил, готовит эти духи для императрицы. Он очень рисковал, отдавая их мне, но он многим мне обязан. И еще — он романтик и не смог отказать, когда узнал, что они предназначаются даме, которая владеет моим сердцем.
Она посмотрела ему в глаза и поняла, что могла бы утонуть в бездонных глубинах любви, светившейся в его взгляде. Эта любовь очищала, согревала ее.
— Я буду вечно благодарна той силе, которой, я верю, наделены эти духи, — сказала Вайолетт, — если она привяжет тебя ко мне, а меня — к тебе.
— Да будет так, — ответил он.
Это была клятва, которую следовало скрепить поцелуем, и не только поцелуем. Потом они лежали в объятиях друг друга, и Вайолетт сказала:
— Мне следует поблагодарить тебя за духи.
— Ты уже сделала это, — со смехом отозвался Аллин.
— Ах, негодяй. — Она тихонько дернула его за волосы на груди, которые щекотали ей нос, и тотчас погладила это место. Потом нежно провела рукой по рубцу от шрама на его плече. — Я хотела сказать, что мне не следует особенно привыкать к волшебному аромату этих духов, а то что я буду делать потом, когда они кончатся.
— Мы закажем еще, — спокойно ответил он.
— Но не слишком ли это расточительно — посылать за духами в такую даль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98