Роун еще раз обмотал руку болтавшимся концом куртки. Ее ткань блестела от пропитавшей ее влаги. Заметив это, Тимоти ухмыльнулся. Он снова кинулся к Роуну, метя ножом ему в живот.
Роун увернулся и, пропустив Тимоти вперед, навалился на него сбоку. Напряженная борьба продолжалась, мужчины упирались друг другу в грудь руками, губы их растягивались от усилий.
Джолетта не могла больше выдержать этого. Глаза, ее болели от напряжения, с каким она вглядывалась во тьму. Ей с трудом удавалось сдерживать крик, готовый вырваться из горла. Все ее мышцы словно онемели от холода, в то время как руки неистово тряслись. Она должна что-то предпринять, она должна действовать, иначе сойдет с ума.
Девушка шагнула к дерущимся, подняла тяжелый фолиант высоко над головой и приготовилась со всего размаху обрушить его на голову Тимоти. Однако ее кузен уловил это движение, уклонился в сторону, а дневник, лишь задев его плечо, пролетел мимо и, раскрывшись, упал на каменные плиты.
Воспользовавшись тем, что противник отвлекся, Роун изготовился и обрушился на него. Но Тимоти отшатнулся и уперся плечом ему в грудь, чтобы высвободить руку с ножом. Роун схватил его за руку, Тимоти пошатнулся, закачался и рухнул на пол, увлекая за собой Роуна. Перекатившись несколько раз друг через друга, дерущиеся оказались на травяной лужайке у фонтана, каждый из них старался добиться преимущества и направить лезвие ножа на противника.
Вдруг послышался глухой удар, хриплый вздох, затем все стихло. Джолетта стояла, не шевелясь, сердце замерло у нее в груди. Когда же Роун отделился от темной массы, вытянувшейся на траве, и стал приподниматься, она бросилась к нему, спотыкаясь и плача. Он подхватил ее и, притянув к себе, сжал в объятиях.
Какое-то время они стояли, прижавшись друг к другу. Джолетта, почувствовав, что ее платье на спине понемногу пропитывается кровью, сочившейся из его раны, пошевелилась первая.
— Твоя рука, — заговорила она.
— Ничего, заживет. Давай-ка лучше посмотрим, что с твоим кузеном.
Она отстранилась, в глазах ее был вопрос, который она не решалась произнести вслух. В ответ Роун отрицательно покачал головой.
— Вызови «Скорую помощь», а я тем временем присмотрю за ним. Думаю, с ним все будет в порядке.
Высказывания врачей быстро приехавшей «Скорой помощи» были более чем осторожными, однако они не стали прибегать к мерам, применяемым в крайних случаях. И никто из них не сказал, что полиция не должна сейчас беспокоить Тимоти вопросами.
Официальное выяснение обстоятельств случившегося закончилось лишь к утру. Перестали наконец звучать вопли тети Эстеллы о том, что насилие свойственно всем, только не ее сыну и не ей. Она заявила, что наймет для Тимоти лучшего адвоката. Она ни за что не поверит, что он собирался убить Джолетту, и уж конечно, он не смог бы сделать что-нибудь плохое Мими. Это сплошное недоразумение. Они будут бороться, добьются признания его невменяемости, но для этого понадобится много денег. Джолетте следовало бы подумать о том, что она делает, лишая их всех дохода от духов.
Солнце еще не взошло, когда Джолетта и Роун шли по возвышавшейся над Миссисипи обзорной площадке, откуда открывался вид на реку перед площадью Джексона. Легкий туман, пронизанный солнечными лучами, стлался над желто-бурой водной гладью. Паром медленно пересекал реку, оставляя за кормой пенистые борозды, течение захватывало их и медленно уносило с собой.
В неподвижном теплом воздухе стоял запах кофе и тостов, доносившийся из «Кафе дю монд», расположенного всего в нескольких кварталах от парфюмерного магазина. Они уже позавтракали там, а потом Джолетта предложила немного прогуляться вдоль реки.
Роун шел рядом, засунув сжатые в кулаки руки в карманы, между его бровей залегла глубокая складка. С тех пор как он держал ее в своих объятиях в саду, он больше не прикоснулся к ней. Он намеренно сдерживал себя, подумала Джолетта. Роун по-деловому старался помочь ей в разговоре с полицейскими, был внимателен и беспредельно чуток, но без всяких эмоций. Что же касалось духов, то речь о них вообще не велась.
А Джолетте так много хотелось ему рассказать. Она все выжидала подходящий момент, и вот, когда они оказались одни на обзорной площадке и, опершись на перила, глядели вниз на раскинувшуюся речную гладь, она решилась. Для начала она поведала ему об открытом ею шифре старых духов, потом продолжила:
— Есть еще кое-что. Вайолетт, как мне кажется, немного изменила формулу, но я не знаю, для чего. Возможно, она опасалась, что ее убьют, и хотела сделать некоторые записи о том, кем являлся на самом деле Аллин, в зашифрованной форме. А может быть, она в духе викторианских времен предпочла выразить послание и заключенный в нем смысл на языке цветов? Или она сделала это просто потому, что ей так больше нравилось? Сие мне неведомо. Я знаю только, что она изменила кое-что, заново описывая события своей жизни.
— Заново? — Он смотрел на нее сверху вниз испытующим взглядом.
— Вот именно.
И она поведала ему историю Вайолетт и Аллина с того момента, на котором он остановился в чтении дневника, и до дня, когда была сделана последняя запись Вайолетт. Джолетта рассказала, что не успела накануне вечером сообщить тете и ее детям о своем визите к синьоре Перрино и о возможных изменениях, которые могла внести в формулу Вайолетт, да и другие.
— В своем дневнике Вайолетт зарисовала множество цветов, и я долго думала об этом, но поначалу ничего не понимала. Цветы и другие наброски больше походили на рисунки, сделанные машинально, в то время как мысли ее бродили где-то далеко. Все это обрело для меня смысл только после того, как синьора Перрино показала мне ожерелье. Большой аметист на нем изображал двуглавого орла с распростертыми крыльями — герб царского рода России.
— Не птицу феникс?
Джолетта отрицательно покачала головой.
— Это и сбило меня с толку. Нет, то был герб Романовых. Как только я его увидела, тут же вспомнила серию небольших рисунков, все примерно одинакового размера, что были помещены над записями дат. Меня тогда запутало, что среди рисунков были не только цветы. Там имелись изображения розы, флердоранжа, мускусного оленя…
— Застывшей в смоле мухи, — подхватил Роун, внезапно припоминая.
— Так ты тоже видел? — оживилась Джолетта. — Роза означает Р. Оранж — О. Мускус — М. Амбра — А. А еще нарцисс, орхидея, ваниль. И потом фиалки.
— Романов, — повторил Роун медленно, словно проверяя, как звучит полученная комбинация букв.
— Я думаю, Аллин был сыном русского царя Александра I, — сказала Джолетта. — На этот счет имеется конкретное свидетельство, что его отец встречался с Наполеоном Бонапартом в Тильзите в 1807 году, всего через несколько лет после Египетской экспедиции. Очевидно, тогда Наполеон и передал духи отцу Аллина.
— Однако мало кому было известно о происхождении Аллина, — заметил Роун.
— Очевидно, так, но при дворах Европы знали об этом родстве. Потому он и был принят Луи Бонапартом и в парижском высшем свете. Видимо, о его тайне проведали и другие. Достаточно вспомнить, как Наполеон III намекал Вайолетг на то, что у Аллина и герцога де Морни есть нечто общее. Поначалу я предположила, что Аллин был внебрачным сыном, подобно Морни. А ты знаешь, что супруга Морни была незаконнорожденной дочерью царя Александра I?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98