Они забрали всю одежду, оставив только нечто вроде белой ночной рубашки. Потом они отстегнули левый протез, прислонили его к стене и вышли, оставив Бадера одного.
Он лежал неподвижно, отдыхая и ни о чем не думая. В голове стоял какой-то гул. Каждый раз, когда он пытался пошевелиться, резкая боль ударяла под сердце, словно острый нож. Напряжение схлынуло, и он знал, что измучен до предела. Какое-то время он не мог думать ни об Англии, ни о своих летчиках, ни о плене, ни даже о Тельме.
Пришла сестра и влила несколько ложек супа в пересохший рот, хотя ей пришлось для этого поддерживать его голову. Потом она ушла. В голове немного прояснилось. И он подумал: «Надеюсь, парни видели, как я выпрыгнул с парашютом, и сообщили Тельме».
За окном медленно сгущались сумерки, и он ненадолго задремал. Немного позднее Бадер очнулся и не сразу смог понять, где он находится. Затем вспомнил, и сразу нахлынуло черное, беспросветное отчаяние. Он вспомнил, что вечером собирался отправиться с Тельмой на танцы, а вместо этого лежит беспомощный во вражеском госпитале. Впервые в жизни он предался воспоминаниям. Думать о настоящем не хотелось, лучше было вспоминать прошлое. Однако часы не переведешь назад, и с этой мыслью он снова уснул.
Никто из пилотов не видел, как он упал. Бадер исчез после первого пике и больше не отвечал на вызовы. Они ощутили себя неуютно без его добродушного подшучивания. В Тангмере все были просто оглушены сообщением, что Бадер не вернулся. Все напряженно вглядывались в небо и нервно посматривали на часы, высчитывая, на сколько еще у него хватит бензина. А потом словно черная туча накрыла аэродром.
Пайк сказал Вудхоллу:
«Вам лучше сообщить его жене».
Но Вудхолл уперся.
«Нет, дадим ему еще немного времени. Может быть, он сел где-то и просто не может с нами связаться. Он еще вернется».
Но Джон Хант, тихий офицер разведки, подумал, что Тельма уже все знает. Он решил успокоить ее предсказанием одной местной гадалки. Та заявила Бадеру, что его ждут нелегкие испытания и блестящая карьера после них. Хант полагал, что Тельме будет легче считать, что Дуглас попал в плен.
Она грелась в кресле на солнце. Увидев Ханта, Тельма вежливо спросила:
«Не хочешь ли чайку, Джон?»
И тогда он понял, что Тельма еще ничего не знает. В полной растерянности он начал лепетать что-то невнятное, пытаясь найти способ сообщить ей тяжелую новость. Но тут подъехал автомобиль, из которого вылез Вудхолл и пошел прямо к ним. Без всяких преамбул он сказал:
«Тельма, боюсь, у меня для тебя скверные известия. Дуглас не вернулся из утреннего рейда».
Тельма словно онемела. Вудхолл продолжил:
«Вскоре мы получим какие-нибудь известия. Я бы не слишком беспокоился. Его нельзя убить… вероятно, попал в плен».
Слишком ошеломленная, чтобы что-то спрашивать, она побледнела и тихо произнесла:
«Спасибо, Вуди».
Вудхолл что-то еще говорил, но Тельма его уже не слушала. Подошла Джилл. Ант потряс в воздухе листком бумаги и сказал:
«Это может тебя успокоить, Тельма. Прочитай позднее».
Затем он ушел. Джилл сказала:
«Дорогая, ты знаешь, что он обязательно вернется. Они не могут убить его».
Да, Тельма верила, что Дуглас непобедим, но эта иллюзия вдруг с треском разлетелась. Она не плакала. Неделю назад молодая жена рыдала несколько дней, когда ее муж-летчик был сбит. Тельма не собиралась повторять этот жалкий спектакль. Она умела скрыть даже самые сильные чувства.
Позднее пришел Дандас с букетом в одной руке и бутылкой шерри в другой. Он дважды вылетал, чтобы осмотреть Ла-Манш, и подбирался к самому французскому берегу, разыскивая желтую надувную лодку Бадера, пока Вудхолл не приказал ему вернуться. Он был измотан и чувствовал себя виноватым, потому что не видел, как сбили Дугласа. Стоко, вестовой Бадера, принес суп. На глазах у него стояли слезы.
Позднее, уже в постели, когда она осталась одна, Тельма дала волю слезам. Она всю ночь лежала без сна и думала: «Если сбили Дугласа, то что ждет остальных парней? У них нет никакие шансов». Одна мысль мучила ее всю ночь: «Как предупредить их? Как я могу заставить их понять, что они все погибнут?»
А утром примчались репортеры.
Рассвет принес новые силы Бадеру. При солнечном свете многие вещи выглядят иначе. Он знал, где находится, что это значит. Прежде всего — самое главное, а остальное — к черту. Он должен получить свои протезы и как-то сообщить о случившемся Тельме.
Открылась дверь, и вошли двое молодых пилотов Люфтваффе. Совсем юнцы, в коротких форменных куртках со множеством нашивок, в бриджах и сапогах для верховой езды.
Старший, граф фон Кто-то-там, на отличном английском произнес:
«Хэлло, как вы?»
«Спасибо, в порядке».
Бадер был подчеркнуто немногословен, однако немцы обрадованно затрещали. Не нужны ли ему какие-то книги? Они только что прибыли с аэродрома Сент-Омер, чтобы проведать коллегу-пилота. «Спитфайр» — чертовски хороший истребитель.
«Да, как и ваши», — согласился Бадер.
Потом граф вежливо сказал:
«Как я вижу, у вас нет ног?»
Он выразительно посмотрел на короткую фигуру, укрытую одеялом.
«Да».
Они спросили, как это можно летать без ног. Пришел какой-то более старый тыловик и присел послушать рассказ Бадера. Потом он посмотрел на левый протез, прислоненный к стене, и мрачно заметил:
«В Германии такого, разумеется, не допустили бы».
Они ушли, после чего явился новый визитер — лысоватый инженер Люфтваффе. Он хотел расспросить Бадера о его протезах. Но Бадер оборвал его:
«Послушайте, а нельзя ли просто радировать в Англию и попросить их прислать новые протезы?»
Он не знал, как немцы это сделают, но если они отправят радиограмму, Тельма будет знать, что он жив. Немец решил, что это неплохая идея.
«А пока не могли бы вы послать кого-нибудь осмотреть мой самолет. Второй протез может быть еще там», — попросил Бадер.
Немец пообещал сделать это.
Пришла медсестра и принесла чашку с водой. Это была немка, которая не знала английского. Она показала знаками, что Бадер должен помыться самостоятельно. Он сделал это, хотя движения доставляли ему боль. Когда он дошел до ног, то был потрясен, увидев огромную темную опухоль на правой культе. Она была размером с крикетный мяч и страшно болела. В течение 10 лет после мучений в госпитале Гринлэнда его мучила мысль, что с его культями что-то не в порядке. И сейчас подозрения вспыхнули с новой силой.
Потом пришел врач, которому Бадер показал опухоль. Доктор ощупал ее и помрачнел. Немного нерешительно он произнес:
«Нам придется ее вскрыть».
Бадер вскрикнул:
«Ради бога, не надо!»
Он пришел в ужас при мысли о новой операции. Завязался горячий спор, но в конце концов врач согласился на какое-то время оставить опухоль в покое.
Пришла пухленькая темноволосая девушка, поправила его постель, улыбнулась и вышла. Тут Бадер понял, что голоден. Ведь ему дали только тарелку жидкого картофельного пюре, два тонких кусочка черного хлеба, намазанные маргарином, и чашку отвратительного эрзац-кофе. После него во рту остался привкус мыла.
Позднее снова явился доктор в сопровождении двух санитаров. Он сообщил:
«Мы намерены перенести вас в другую палату. К друзьям».
Друзьям?
Санитары перенесли его по коридору в большую палату, где стояли 5 коек, и положили на одну из них. На другой койке лежал симпатичный молодой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Он лежал неподвижно, отдыхая и ни о чем не думая. В голове стоял какой-то гул. Каждый раз, когда он пытался пошевелиться, резкая боль ударяла под сердце, словно острый нож. Напряжение схлынуло, и он знал, что измучен до предела. Какое-то время он не мог думать ни об Англии, ни о своих летчиках, ни о плене, ни даже о Тельме.
Пришла сестра и влила несколько ложек супа в пересохший рот, хотя ей пришлось для этого поддерживать его голову. Потом она ушла. В голове немного прояснилось. И он подумал: «Надеюсь, парни видели, как я выпрыгнул с парашютом, и сообщили Тельме».
За окном медленно сгущались сумерки, и он ненадолго задремал. Немного позднее Бадер очнулся и не сразу смог понять, где он находится. Затем вспомнил, и сразу нахлынуло черное, беспросветное отчаяние. Он вспомнил, что вечером собирался отправиться с Тельмой на танцы, а вместо этого лежит беспомощный во вражеском госпитале. Впервые в жизни он предался воспоминаниям. Думать о настоящем не хотелось, лучше было вспоминать прошлое. Однако часы не переведешь назад, и с этой мыслью он снова уснул.
Никто из пилотов не видел, как он упал. Бадер исчез после первого пике и больше не отвечал на вызовы. Они ощутили себя неуютно без его добродушного подшучивания. В Тангмере все были просто оглушены сообщением, что Бадер не вернулся. Все напряженно вглядывались в небо и нервно посматривали на часы, высчитывая, на сколько еще у него хватит бензина. А потом словно черная туча накрыла аэродром.
Пайк сказал Вудхоллу:
«Вам лучше сообщить его жене».
Но Вудхолл уперся.
«Нет, дадим ему еще немного времени. Может быть, он сел где-то и просто не может с нами связаться. Он еще вернется».
Но Джон Хант, тихий офицер разведки, подумал, что Тельма уже все знает. Он решил успокоить ее предсказанием одной местной гадалки. Та заявила Бадеру, что его ждут нелегкие испытания и блестящая карьера после них. Хант полагал, что Тельме будет легче считать, что Дуглас попал в плен.
Она грелась в кресле на солнце. Увидев Ханта, Тельма вежливо спросила:
«Не хочешь ли чайку, Джон?»
И тогда он понял, что Тельма еще ничего не знает. В полной растерянности он начал лепетать что-то невнятное, пытаясь найти способ сообщить ей тяжелую новость. Но тут подъехал автомобиль, из которого вылез Вудхолл и пошел прямо к ним. Без всяких преамбул он сказал:
«Тельма, боюсь, у меня для тебя скверные известия. Дуглас не вернулся из утреннего рейда».
Тельма словно онемела. Вудхолл продолжил:
«Вскоре мы получим какие-нибудь известия. Я бы не слишком беспокоился. Его нельзя убить… вероятно, попал в плен».
Слишком ошеломленная, чтобы что-то спрашивать, она побледнела и тихо произнесла:
«Спасибо, Вуди».
Вудхолл что-то еще говорил, но Тельма его уже не слушала. Подошла Джилл. Ант потряс в воздухе листком бумаги и сказал:
«Это может тебя успокоить, Тельма. Прочитай позднее».
Затем он ушел. Джилл сказала:
«Дорогая, ты знаешь, что он обязательно вернется. Они не могут убить его».
Да, Тельма верила, что Дуглас непобедим, но эта иллюзия вдруг с треском разлетелась. Она не плакала. Неделю назад молодая жена рыдала несколько дней, когда ее муж-летчик был сбит. Тельма не собиралась повторять этот жалкий спектакль. Она умела скрыть даже самые сильные чувства.
Позднее пришел Дандас с букетом в одной руке и бутылкой шерри в другой. Он дважды вылетал, чтобы осмотреть Ла-Манш, и подбирался к самому французскому берегу, разыскивая желтую надувную лодку Бадера, пока Вудхолл не приказал ему вернуться. Он был измотан и чувствовал себя виноватым, потому что не видел, как сбили Дугласа. Стоко, вестовой Бадера, принес суп. На глазах у него стояли слезы.
Позднее, уже в постели, когда она осталась одна, Тельма дала волю слезам. Она всю ночь лежала без сна и думала: «Если сбили Дугласа, то что ждет остальных парней? У них нет никакие шансов». Одна мысль мучила ее всю ночь: «Как предупредить их? Как я могу заставить их понять, что они все погибнут?»
А утром примчались репортеры.
Рассвет принес новые силы Бадеру. При солнечном свете многие вещи выглядят иначе. Он знал, где находится, что это значит. Прежде всего — самое главное, а остальное — к черту. Он должен получить свои протезы и как-то сообщить о случившемся Тельме.
Открылась дверь, и вошли двое молодых пилотов Люфтваффе. Совсем юнцы, в коротких форменных куртках со множеством нашивок, в бриджах и сапогах для верховой езды.
Старший, граф фон Кто-то-там, на отличном английском произнес:
«Хэлло, как вы?»
«Спасибо, в порядке».
Бадер был подчеркнуто немногословен, однако немцы обрадованно затрещали. Не нужны ли ему какие-то книги? Они только что прибыли с аэродрома Сент-Омер, чтобы проведать коллегу-пилота. «Спитфайр» — чертовски хороший истребитель.
«Да, как и ваши», — согласился Бадер.
Потом граф вежливо сказал:
«Как я вижу, у вас нет ног?»
Он выразительно посмотрел на короткую фигуру, укрытую одеялом.
«Да».
Они спросили, как это можно летать без ног. Пришел какой-то более старый тыловик и присел послушать рассказ Бадера. Потом он посмотрел на левый протез, прислоненный к стене, и мрачно заметил:
«В Германии такого, разумеется, не допустили бы».
Они ушли, после чего явился новый визитер — лысоватый инженер Люфтваффе. Он хотел расспросить Бадера о его протезах. Но Бадер оборвал его:
«Послушайте, а нельзя ли просто радировать в Англию и попросить их прислать новые протезы?»
Он не знал, как немцы это сделают, но если они отправят радиограмму, Тельма будет знать, что он жив. Немец решил, что это неплохая идея.
«А пока не могли бы вы послать кого-нибудь осмотреть мой самолет. Второй протез может быть еще там», — попросил Бадер.
Немец пообещал сделать это.
Пришла медсестра и принесла чашку с водой. Это была немка, которая не знала английского. Она показала знаками, что Бадер должен помыться самостоятельно. Он сделал это, хотя движения доставляли ему боль. Когда он дошел до ног, то был потрясен, увидев огромную темную опухоль на правой культе. Она была размером с крикетный мяч и страшно болела. В течение 10 лет после мучений в госпитале Гринлэнда его мучила мысль, что с его культями что-то не в порядке. И сейчас подозрения вспыхнули с новой силой.
Потом пришел врач, которому Бадер показал опухоль. Доктор ощупал ее и помрачнел. Немного нерешительно он произнес:
«Нам придется ее вскрыть».
Бадер вскрикнул:
«Ради бога, не надо!»
Он пришел в ужас при мысли о новой операции. Завязался горячий спор, но в конце концов врач согласился на какое-то время оставить опухоль в покое.
Пришла пухленькая темноволосая девушка, поправила его постель, улыбнулась и вышла. Тут Бадер понял, что голоден. Ведь ему дали только тарелку жидкого картофельного пюре, два тонких кусочка черного хлеба, намазанные маргарином, и чашку отвратительного эрзац-кофе. После него во рту остался привкус мыла.
Позднее снова явился доктор в сопровождении двух санитаров. Он сообщил:
«Мы намерены перенести вас в другую палату. К друзьям».
Друзьям?
Санитары перенесли его по коридору в большую палату, где стояли 5 коек, и положили на одну из них. На другой койке лежал симпатичный молодой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98