Таково было начало восстания Фомы, и такой конец его ожидал. Победоносный царь вернулся из материковых городов и ничего другого не придумал для бунтовщиков, как провести их в процессии со связанными за спиной руками во время устроенных по такому случаю ристаний, а самых из них виноватых отправил в ссылку. Михаил немедленно послал хрисовул Херею, а также Газорину, хранившим верность Фоме (Херей [35] владел Кавалой, Газорин — Санианой, они совершали оттуда много набегов, жили разбойно и самовластно), обещал им высокие титулы магистров, прощение вины и к тому же сообщал о смерти Фомы. Но не удалось посланцу царя убедить этих спесивцев с неукротимой душой. Зато привлек он к себе других — людей подчиненных, привел их к покорности царю и убедил, когда те выйдут на обычный свой разбой, закрыть городские ворота и не вступать с ними ни в какие переговоры. Так все и было. А они, оказавшись перед запертыми воротами, мучимые страхом, двинулись в Сирию, однако были схвачены, живьем подвешены на деревьях и расстались с жизнью. Нельзя обойти молчанием и того, как предали Газорина и как преградили ему путь в город. Посланец царя завоевал расположение одного селянина, обладавшего хорошим голосом, любителя распевать грубые деревенские песни, и сочинил для него песенку со словами, рассчитанными на эконома Газорина. Вот она: «Послушай, господин эконом, что говорит Газорин, коли отдашь мне Саниану, сделаю тебя митрополитом и отдам Неокесарию». Он часто ее распевал и довел до слуха эконома. Тот понял ее смысл и на что она намекает и, когда вышел Газорин из города, запер ворота и оставил его за стенами. Вот все об этих заоблачных крепостях и как были они возвращены Михаилу.
20 . Но не унялся на этом вихрь бед. От гнева господня (хотя и не дошло тогда это до людей) оба материка — Азия и Европа, словно голова и хвост, получали уроки убийствами, пожарами, землетрясениями, разбоями, гражданскими неурядицами, нежданными городов изменами, знамениями с неба, знамениями с воздуха, а в конце концов, словно на среднюю струну, дабы полнозвучен был удар, надвинулись ужасы и на несчастные острова. Но не пошли впрок уроки тем, кто отказывался поклоняться божественным изображениям в человеческом облике.
21 . Когда только началось восстание Фомы и слух о нем разнесся повсюду, агаряне, обитавшие поблизости от океана по западному заливу Ивирии (быстротекущее время переименовало их в испанцев), умножившись числом и видя, сколь скуден и небогат западный край их страны, как земле ее недостает плодородия и изобилия, как небогат также восток и север Ивирии (не вся она плодоносна, не ко всякому виду земледелия пригодна, однако ее западный край, как утверждают, еще засушливей и скудней остальных) не может она прокормить их — мужей рослых, возрастающих от изобилия, а не от скудости, — и вот поэтому пришли они к своему амермумну Апохапсу и попросили отселить их и переместить в новое место, ибо де стеснены они своей многочисленностью и тяготятся недостатком припасов. Апохапс снарядил большие суда, посадил на них изрядное войско из арабов и, питая тайное намерение, направился грабить подвластные нам острова, расположенные к востоку. Он выполнял желание своих людей и кормил их чужими припасами и одновременно хотел посмотреть, не найдется ли какого-нибудь плодородного и изобильного острова для переселения. Не раз подплывал он к островам, но нигде не встретил ни противника, ни большого судна, ни малого (не могло быть там кораблей, все ушли вместе с Фомой против Константинополя). Везде, где бы ни причаливал, захватывал он большую добычу [36] и в конце концов приплыл к критянам, как и должно, взял у них много добра и пленных, а когда увидел там повсюду плодородные земли и сколь они благостны и изобильны, сказал: «Вот та самая земля, что сочится медом и молоком». Запасшись всевозможным добром, он вернулся на родину и всеми силами принялся за сооружение флота. С окончанием зимы и первой улыбкой весны он посадил воинственных мужей на сорок кораблей, дождался попутного ветра и, не обращая никакого внимания на другие острова, прямым путем отправился к Криту. Арабы приблизились к острову, подошли к берегу и причалили у мыса Харак. Они не наткнулись на противодействие ни при подходе, ни при высадке, отправились за добычей и на разбой и с легкостью осуществили свой замысел, потом Апохапс послал подходящих людей в набеги и на захват пленных, а сам с остальными, когда усилился ветер (а его люди уже были в десяти-пятнадцати стадиях от берега), поджег корабли и спалил их все до одного. Все были поражены и испуганы столь неожиданным поступком, и войско, которое немедленно возвратилось, потребовало объяснить причину и возмущенно роптало. Когда же услышали, что давно замышляли... «Это вы стремились к отселению и искали получше землю. А мне кажется, что лучше этой нет. Я и отправился в такой путь, чтобы и вас ублажить и себя от вашей назойливости избавить». Тут они вспомнили жен, пригорюнились о детях, но он им ответил: «Женами вам станут пленницы, а дети не заставят себя ждать». Такими речами он принудил их замолчать, и они, одобрив его слова, прежде всего вырыли глубокий ров, разбили лагерь (поэтому и место это до сих пор именуется Хандак), в котором ночевали, расставив необходимую стражу, и хранили свои припасы.
22 . Прошло совсем немного времени, и весть о случившемся дошла до царя. Распоряжаться критскими делами он назначил протоспафария Фотина — прадеда Зои, блаженной участи боговенчанной августы. А тот, прибыв на остров, кое-что увидел собственными глазами, кое о чем услыхал и обо всех событиях точно доложил Михаилу, при этом попросил отправить ему войско, чтобы изгнать врага с острова. В ответ послал царь на помощь стратигу Фотину комита царских конюшен и протоспафария Дамиана с большим войском и снаряжением. Объединенными силами они вступили в бой с агарянами, но ничего хорошего из этого не вышло. В самом начале сражения пал, израненный, и был заколот упомянутый Дамиан, чем и побудил войско не к победе и стойкости, а к бегству и поражению. В результате Фотин едва спасся на монере на Дию и сам стал для царя вестником происшедшего. Однако поскольку он всегда находился в чести у царя, то вместо Крита получил в управление стратигиду Сицилию.
23 . Когда еще испанцы пребывали в волнениях и заботах, спустился к ним с гор некий монах, сказавший, что есть для них место куда удобнее для сооружения крепости и будет у них и там достаток и власть. И показал он им Хандак, где и теперь стоит их город. А тогда стал его правителем Апохапс. И вот из него, словно с некоего акрополя, принялись они совершать набеги на весь этот остров, а помимо того, и на соседние, так что даже кое-где обосновались и обращали в рабов коренных жителей. [37] Легковооруженные воины захватили двадцать девять критских городов, и лишь один-единственный остался не взятым, невредимым, хранил верность Слову, блюл в неприкосновенности свои обычаи и сохранял христианство. Тогда, словно беспорочная жертва, отдан был на заклание и Кирилл, епископ Гортины, отказавшийся им в угоду отречься от Христа, и кровь его, неизменно там оставаясь, вопиет к Богу, как кровь Авеля и Захарии. Миро оттуда верующий может собрать губкой, а вот цвет крови изменить нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
20 . Но не унялся на этом вихрь бед. От гнева господня (хотя и не дошло тогда это до людей) оба материка — Азия и Европа, словно голова и хвост, получали уроки убийствами, пожарами, землетрясениями, разбоями, гражданскими неурядицами, нежданными городов изменами, знамениями с неба, знамениями с воздуха, а в конце концов, словно на среднюю струну, дабы полнозвучен был удар, надвинулись ужасы и на несчастные острова. Но не пошли впрок уроки тем, кто отказывался поклоняться божественным изображениям в человеческом облике.
21 . Когда только началось восстание Фомы и слух о нем разнесся повсюду, агаряне, обитавшие поблизости от океана по западному заливу Ивирии (быстротекущее время переименовало их в испанцев), умножившись числом и видя, сколь скуден и небогат западный край их страны, как земле ее недостает плодородия и изобилия, как небогат также восток и север Ивирии (не вся она плодоносна, не ко всякому виду земледелия пригодна, однако ее западный край, как утверждают, еще засушливей и скудней остальных) не может она прокормить их — мужей рослых, возрастающих от изобилия, а не от скудости, — и вот поэтому пришли они к своему амермумну Апохапсу и попросили отселить их и переместить в новое место, ибо де стеснены они своей многочисленностью и тяготятся недостатком припасов. Апохапс снарядил большие суда, посадил на них изрядное войско из арабов и, питая тайное намерение, направился грабить подвластные нам острова, расположенные к востоку. Он выполнял желание своих людей и кормил их чужими припасами и одновременно хотел посмотреть, не найдется ли какого-нибудь плодородного и изобильного острова для переселения. Не раз подплывал он к островам, но нигде не встретил ни противника, ни большого судна, ни малого (не могло быть там кораблей, все ушли вместе с Фомой против Константинополя). Везде, где бы ни причаливал, захватывал он большую добычу [36] и в конце концов приплыл к критянам, как и должно, взял у них много добра и пленных, а когда увидел там повсюду плодородные земли и сколь они благостны и изобильны, сказал: «Вот та самая земля, что сочится медом и молоком». Запасшись всевозможным добром, он вернулся на родину и всеми силами принялся за сооружение флота. С окончанием зимы и первой улыбкой весны он посадил воинственных мужей на сорок кораблей, дождался попутного ветра и, не обращая никакого внимания на другие острова, прямым путем отправился к Криту. Арабы приблизились к острову, подошли к берегу и причалили у мыса Харак. Они не наткнулись на противодействие ни при подходе, ни при высадке, отправились за добычей и на разбой и с легкостью осуществили свой замысел, потом Апохапс послал подходящих людей в набеги и на захват пленных, а сам с остальными, когда усилился ветер (а его люди уже были в десяти-пятнадцати стадиях от берега), поджег корабли и спалил их все до одного. Все были поражены и испуганы столь неожиданным поступком, и войско, которое немедленно возвратилось, потребовало объяснить причину и возмущенно роптало. Когда же услышали, что давно замышляли... «Это вы стремились к отселению и искали получше землю. А мне кажется, что лучше этой нет. Я и отправился в такой путь, чтобы и вас ублажить и себя от вашей назойливости избавить». Тут они вспомнили жен, пригорюнились о детях, но он им ответил: «Женами вам станут пленницы, а дети не заставят себя ждать». Такими речами он принудил их замолчать, и они, одобрив его слова, прежде всего вырыли глубокий ров, разбили лагерь (поэтому и место это до сих пор именуется Хандак), в котором ночевали, расставив необходимую стражу, и хранили свои припасы.
22 . Прошло совсем немного времени, и весть о случившемся дошла до царя. Распоряжаться критскими делами он назначил протоспафария Фотина — прадеда Зои, блаженной участи боговенчанной августы. А тот, прибыв на остров, кое-что увидел собственными глазами, кое о чем услыхал и обо всех событиях точно доложил Михаилу, при этом попросил отправить ему войско, чтобы изгнать врага с острова. В ответ послал царь на помощь стратигу Фотину комита царских конюшен и протоспафария Дамиана с большим войском и снаряжением. Объединенными силами они вступили в бой с агарянами, но ничего хорошего из этого не вышло. В самом начале сражения пал, израненный, и был заколот упомянутый Дамиан, чем и побудил войско не к победе и стойкости, а к бегству и поражению. В результате Фотин едва спасся на монере на Дию и сам стал для царя вестником происшедшего. Однако поскольку он всегда находился в чести у царя, то вместо Крита получил в управление стратигиду Сицилию.
23 . Когда еще испанцы пребывали в волнениях и заботах, спустился к ним с гор некий монах, сказавший, что есть для них место куда удобнее для сооружения крепости и будет у них и там достаток и власть. И показал он им Хандак, где и теперь стоит их город. А тогда стал его правителем Апохапс. И вот из него, словно с некоего акрополя, принялись они совершать набеги на весь этот остров, а помимо того, и на соседние, так что даже кое-где обосновались и обращали в рабов коренных жителей. [37] Легковооруженные воины захватили двадцать девять критских городов, и лишь один-единственный остался не взятым, невредимым, хранил верность Слову, блюл в неприкосновенности свои обычаи и сохранял христианство. Тогда, словно беспорочная жертва, отдан был на заклание и Кирилл, епископ Гортины, отказавшийся им в угоду отречься от Христа, и кровь его, неизменно там оставаясь, вопиет к Богу, как кровь Авеля и Захарии. Миро оттуда верующий может собрать губкой, а вот цвет крови изменить нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77