По обеим сторонам плота качались на волнах огромные, величиной с умывальный таз, медузы; они покрыли весь трос скользкой, желеобразной жгучей массой. Плот поднимался на волнах, и тогда мы, лежа на животе на его краю, протягивали руки над водой и дотрагивались пальцами до скользкого конца. Но затем плот опускался, и мы с головой погружались глубоко в воду, а соленые волны и гигантские медузы свободно перекатывались через наши спины. Мы отплевывались, ругались, вытаскивали из волос куски медуз, но когда буксир все же вернулся, оборвавшийся конец был уже выловлен и его можно было связывать.
Мы только-только собрались забросить наш конец троса на буксир, как вдруг плот начало затягивать под корму буксира, и первая большая волна могла расколотить нас о него вдребезги. Мы немедленно все бросили и принялись, пока было не поздно, отталкиваться веслами и бамбуковыми шестами. Но все было напрасно: в тот момент, когда мы были во впадине между волнами, корма буксира нависала высоко над нами и до нее нельзя было дотянуться; когда же набежавшая волна нас поднимала, «Гуардиан Рио» погружался всей кормой в воду и мог свободно нас раздавить, если плот под него затянет. Экипаж буксира тем временем бегал по палубе и кричал. Но вот наконец винты заработали с нашей стороны, и это дало нам возможность в последнюю минуту выбраться из-под буксира. Нос плота все же получил несколько сильных ударов, и крепления его сдвинулись, но потом все обошлось.
— После такого дьявольского начала конец должен быть хорошим, — заметил Герман. -Вот только бы поскорее закончилась буксировка… пока плот еще цел.
Всю ночь мы медленно шли за буксиром, и всего было только один или два небольших толчка. Яхты уже давно простились с нами, и последний маяк исчез за кормой. Только вдали промелькнули огни каких-то судов. Всю ночь мы несли вахту, не спуская глаз с троса, и хотя по очереди, но все же хорошо всхрапнули… Когда забрезжило раннее утро, побережье Перу было скрыто от нас густым туманом, а впереди в западном направлении над нами простиралось ярко-голубое небо. Набегавшие небольшие волны курчавили гладкую поверхность моря, а одежда, бревна и все вещи были влажными. Становилось прохладно. Окружавшие нас массы зеленой воды оказались неожиданно холодными, хотя мы находились на 12o южной широты. Здесь проходило холодное течение Гумбольдта, которое начиналось у берегов Антарктики, шло на север вдоль побережья Перу и южнее экватора поворачивало на запад. Именно здесь Писарро, Сарате и другие испанцы впервые встретили большие парусные плоты инков, которые выходили на 50-60 морских миль в море на ловлю тунца и золотой макрели в самом течении Гумбольдта. Днем здесь дули ветры с суши, а по вечерам ветер менял направление и дул к берегу, помогая тем, кто хотел вернуться домой.
Буксир лег в дрейф, предварительно убедившись, что плот находится от него на должном расстоянии; мы спустили на воду маленькую резиновую лодку. Она заплясала на волнах, как футбольный мяч, и понесла Эрика, Бенгта и меня к «Гуардиан Рио». Вскоре мы уже поднимались по веревочной лестнице на его палубу. Бенгт опять превратился в переводчика, и с его помощью капитан точно отметил наши координаты. Мы находились на расстоянии 50 морских миль к северо-западу от Кальяо, и нам посоветовали в течение нескольких ночей зажигать фонари, чтобы нас не затопило какое-нибудь каботажное судно. Дальше уже не будет никаких судов — в этой части Тихого океана не было регулярных судоходных линий.
Мы торжественно простились со всем экипажем буксира. Много недоуменных взглядов провожало нас, пока мы спустились в резиновую лодку и заныряли обратно к «Кон-Тики». Тридцать пять человек экипажа на буксире «Гуардиан Рио» стояли у борта и махали нам, пока мы не скрылись. А шесть человек на плоту сидели на ящиках и пристально следили за удалявшимся буксиром. И лишь когда черная полоска дыма полностью растворилась и исчезла за горизонтом, мы покачали головами и посмотрели друг на друга,
— До свидания, до свидания! — сказал Турстейн — Пора, ребята! Запускайте мотор.
Мы рассмеялись и подняли вверх палец, чтобы узнать, откуда дует ветер. Легкий ветерок изменился; раньше он дул с юга, а теперь его направление было с юго-востока. Мы подняли бамбуковую рею с большим четырехугольным парусом. Он сразу же бессильно поник, лицо Кон-Тики покрылось морщинами и выразило явное недовольство.
— Старик недоволен, — заметил Эрик. — Ветры были покрепче в дни его юности.
— Похоже на то, что мы не трогаемся с места, — возразил Герман и бросил за борт у носовой части бальзовую щепку.
Раз… два… три… тридцать девять… сорок… сорок один. Щепка все еще была около плота, она не проплыла и половины пути от носа до кормы.
— Она составит нам компанию в переходе через океан, — оптимистически решил Турстейн.
— Надеюсь, что вечерний бриз не понесет нас обратно, — заметил Бенгт. — Вряд ли церемония встречи в Кальяо будет такой же торжественной, как проводы.
Щепочка поравнялась наконец с кормой плота. Мы прокричали «ура» и принялись убирать и привязывать все, что было в беспорядке навалено на палубу в последнюю минуту.
Бенгт разжег в пустом ящике примус, и вскоре мы лакомились горячим шоколадом с кексом и свежими кокосовыми орехами. Бананы не были еще достаточно спелыми.
— Лишений терпеть мы не будем, — посмеиваясь; сказал Эрик, разгуливая по плоту. На нем были широкие штаны из овечьей шкуры, большая индейская шляпа, и на плече сидел попугай. — Что мне не нравится, — продолжал он, — так это все малоизвестные течения, которые могут выбросить нас на прибрежные скалы, если мы и дальше будем так полеживать на одном месте.
Мы принялись обсуждать возможность идти на веслах и решили, что следует все же подождать попутного ветра.
И ветер наконец подул. Он дул с юго-востока спокойно, но все набирая и набирая силу. Он надул парус, который выгнулся, как вздымающаяся грудь, голова Кон-Тики выразила воинственный задор. «Кон-Тики» двинулся. Мы
закричали: «Вперед, на запад, на запад!», натянули шкотыnote 19 и закрепили рею. Затем спустили в воду кормовое весло и начали вахты. С носовой части плота мы бросали в воду клочки бумаги, щепочки и с часами в руках ждали их появления у кормы.
Раз… два… три… восемнадцать… девятнадцать— есть!
Бумажки и щепки проплывали мимо кормового весла и вскоре, подобно жемчужному ожерелью, качались на волнах далеко за кормой. Метр за метром мы двигались вперед. Нельзя было сказать, что «Кон-Тики» бороздил море с такой же легкостью, как остроносая гоночная шлюпка. Тупорылый и широкий, тяжелый и массивный, он степенно шлепал вперед по волнам. Он не торопился, но, придя в движение, продолжал продвигаться с непоколебимой энергией.
Рулевое устройство сразу же причинило нам много забот. Наш плот был построен так. как его описывали испанцы, но никто не мог дать нам совета и практических указаний о вождении индейского плота. Эксперты на берегу тщательно обсуждали эту проблему, но безрезультатно. Они знали столько же, сколько и мы. Когда юго-восточный ветер посвежел, возникла необходимость держать плот по такому курсу, чтобы парус надувался с кормы. Если плот слишком резко поворачивался бортом к ветру, то парус немедленно выворачивался и со страшной силой бил по грузу, людям и бамбуковой хижине;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Мы только-только собрались забросить наш конец троса на буксир, как вдруг плот начало затягивать под корму буксира, и первая большая волна могла расколотить нас о него вдребезги. Мы немедленно все бросили и принялись, пока было не поздно, отталкиваться веслами и бамбуковыми шестами. Но все было напрасно: в тот момент, когда мы были во впадине между волнами, корма буксира нависала высоко над нами и до нее нельзя было дотянуться; когда же набежавшая волна нас поднимала, «Гуардиан Рио» погружался всей кормой в воду и мог свободно нас раздавить, если плот под него затянет. Экипаж буксира тем временем бегал по палубе и кричал. Но вот наконец винты заработали с нашей стороны, и это дало нам возможность в последнюю минуту выбраться из-под буксира. Нос плота все же получил несколько сильных ударов, и крепления его сдвинулись, но потом все обошлось.
— После такого дьявольского начала конец должен быть хорошим, — заметил Герман. -Вот только бы поскорее закончилась буксировка… пока плот еще цел.
Всю ночь мы медленно шли за буксиром, и всего было только один или два небольших толчка. Яхты уже давно простились с нами, и последний маяк исчез за кормой. Только вдали промелькнули огни каких-то судов. Всю ночь мы несли вахту, не спуская глаз с троса, и хотя по очереди, но все же хорошо всхрапнули… Когда забрезжило раннее утро, побережье Перу было скрыто от нас густым туманом, а впереди в западном направлении над нами простиралось ярко-голубое небо. Набегавшие небольшие волны курчавили гладкую поверхность моря, а одежда, бревна и все вещи были влажными. Становилось прохладно. Окружавшие нас массы зеленой воды оказались неожиданно холодными, хотя мы находились на 12o южной широты. Здесь проходило холодное течение Гумбольдта, которое начиналось у берегов Антарктики, шло на север вдоль побережья Перу и южнее экватора поворачивало на запад. Именно здесь Писарро, Сарате и другие испанцы впервые встретили большие парусные плоты инков, которые выходили на 50-60 морских миль в море на ловлю тунца и золотой макрели в самом течении Гумбольдта. Днем здесь дули ветры с суши, а по вечерам ветер менял направление и дул к берегу, помогая тем, кто хотел вернуться домой.
Буксир лег в дрейф, предварительно убедившись, что плот находится от него на должном расстоянии; мы спустили на воду маленькую резиновую лодку. Она заплясала на волнах, как футбольный мяч, и понесла Эрика, Бенгта и меня к «Гуардиан Рио». Вскоре мы уже поднимались по веревочной лестнице на его палубу. Бенгт опять превратился в переводчика, и с его помощью капитан точно отметил наши координаты. Мы находились на расстоянии 50 морских миль к северо-западу от Кальяо, и нам посоветовали в течение нескольких ночей зажигать фонари, чтобы нас не затопило какое-нибудь каботажное судно. Дальше уже не будет никаких судов — в этой части Тихого океана не было регулярных судоходных линий.
Мы торжественно простились со всем экипажем буксира. Много недоуменных взглядов провожало нас, пока мы спустились в резиновую лодку и заныряли обратно к «Кон-Тики». Тридцать пять человек экипажа на буксире «Гуардиан Рио» стояли у борта и махали нам, пока мы не скрылись. А шесть человек на плоту сидели на ящиках и пристально следили за удалявшимся буксиром. И лишь когда черная полоска дыма полностью растворилась и исчезла за горизонтом, мы покачали головами и посмотрели друг на друга,
— До свидания, до свидания! — сказал Турстейн — Пора, ребята! Запускайте мотор.
Мы рассмеялись и подняли вверх палец, чтобы узнать, откуда дует ветер. Легкий ветерок изменился; раньше он дул с юга, а теперь его направление было с юго-востока. Мы подняли бамбуковую рею с большим четырехугольным парусом. Он сразу же бессильно поник, лицо Кон-Тики покрылось морщинами и выразило явное недовольство.
— Старик недоволен, — заметил Эрик. — Ветры были покрепче в дни его юности.
— Похоже на то, что мы не трогаемся с места, — возразил Герман и бросил за борт у носовой части бальзовую щепку.
Раз… два… три… тридцать девять… сорок… сорок один. Щепка все еще была около плота, она не проплыла и половины пути от носа до кормы.
— Она составит нам компанию в переходе через океан, — оптимистически решил Турстейн.
— Надеюсь, что вечерний бриз не понесет нас обратно, — заметил Бенгт. — Вряд ли церемония встречи в Кальяо будет такой же торжественной, как проводы.
Щепочка поравнялась наконец с кормой плота. Мы прокричали «ура» и принялись убирать и привязывать все, что было в беспорядке навалено на палубу в последнюю минуту.
Бенгт разжег в пустом ящике примус, и вскоре мы лакомились горячим шоколадом с кексом и свежими кокосовыми орехами. Бананы не были еще достаточно спелыми.
— Лишений терпеть мы не будем, — посмеиваясь; сказал Эрик, разгуливая по плоту. На нем были широкие штаны из овечьей шкуры, большая индейская шляпа, и на плече сидел попугай. — Что мне не нравится, — продолжал он, — так это все малоизвестные течения, которые могут выбросить нас на прибрежные скалы, если мы и дальше будем так полеживать на одном месте.
Мы принялись обсуждать возможность идти на веслах и решили, что следует все же подождать попутного ветра.
И ветер наконец подул. Он дул с юго-востока спокойно, но все набирая и набирая силу. Он надул парус, который выгнулся, как вздымающаяся грудь, голова Кон-Тики выразила воинственный задор. «Кон-Тики» двинулся. Мы
закричали: «Вперед, на запад, на запад!», натянули шкотыnote 19 и закрепили рею. Затем спустили в воду кормовое весло и начали вахты. С носовой части плота мы бросали в воду клочки бумаги, щепочки и с часами в руках ждали их появления у кормы.
Раз… два… три… восемнадцать… девятнадцать— есть!
Бумажки и щепки проплывали мимо кормового весла и вскоре, подобно жемчужному ожерелью, качались на волнах далеко за кормой. Метр за метром мы двигались вперед. Нельзя было сказать, что «Кон-Тики» бороздил море с такой же легкостью, как остроносая гоночная шлюпка. Тупорылый и широкий, тяжелый и массивный, он степенно шлепал вперед по волнам. Он не торопился, но, придя в движение, продолжал продвигаться с непоколебимой энергией.
Рулевое устройство сразу же причинило нам много забот. Наш плот был построен так. как его описывали испанцы, но никто не мог дать нам совета и практических указаний о вождении индейского плота. Эксперты на берегу тщательно обсуждали эту проблему, но безрезультатно. Они знали столько же, сколько и мы. Когда юго-восточный ветер посвежел, возникла необходимость держать плот по такому курсу, чтобы парус надувался с кормы. Если плот слишком резко поворачивался бортом к ветру, то парус немедленно выворачивался и со страшной силой бил по грузу, людям и бамбуковой хижине;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64