Появление птицы-фрегата считается признаком, указывающим на близость суши, и настроение на плоту поднялось.
— Может быть, там находится риф или песчаная отмель, — сказал кто-то из нас.
Другой был настроен более оптимистически.
— А вдруг мы увидим сейчас, — сказал он, — посреди океана маленький остров, покрытый зеленой травой! Ничего неизвестно — ведь здесь побывало так мало народу. И тогда мы откроем новый остров — остров Кон-Тики!
Начиная с полудня, Эрик все усерднее и усерднее взбирался на кухонный ящик с секстантом в руках. В 18.20 он сообщил, что мы находимся на 6o42' южной широты, 99042/ западной долготы. Мы были на одну морскую милю восточнее обозначенного на карте рифа. Мы спустили парус и, свернув, сложили его на палубе. Ветер был восточный, и он должен был постепенно доставить нас к нужному месту. Солнце быстро ушло в воду, но его заменила полная луна. Ее яркий свет освещал поверхность моря, отливавшую серебром и чернью от горизонта до горизонта. С мачты видимость была хорошей. Кругом длинными грядами катились волны, но бурунов — признаков подводного рифа — мы не видели. Никто не хотел ложиться спать, все были на палубе; одни смотрели и прислушивались. другие наблюдали с мачты. Подходя ближе к помеченному на карте рифу, мы начали измерять глубину лотом. Все имевшиеся у нас свинцовые грузила были привязаны к шнуру, сплетенному из пятидесяти четырех шелковых нитей, длиной около 800 метров, и хотя шнур вследствие постоянного движения плота опускался не совсем отвесно, свинец погрузился на глубину в 600 метров. Но ни к востоку, ни к западу, ни в самой середине отмеченного на карте места мы не могли достать дна. Мы бросили последний взгляд на поверхность моря и, убедившись, что весь район нами тщательно исследован и в нем нет ни подводных рифов, ни отмелей, подняли парус и поставили кормовое весло в обычное положение, так, чтобы ветер дул с кормы по левому борту. И вот наш плот шел опять своим обычным курсом. Волны, как и прежде, набегали на открытые бревна кормы и исчезали между ними. Теперь наши постели и еда были сухими, если даже тяжелые волны и всерьез начинали атаку и свирепствовали несколько дней. Ветер дул попеременно то с востока, то с юго-востока.
Во время нашей небольшой экскурсии к несуществующему рифу нам удалось на практике узнать многое о пользе килевых досок. А позднее, в пути, когда Герман и Кнут вместе нырнули под. плот и водворили на место пятую килевую доску, мы узнали об этих частях плота нечто такое, что никто не знал с тех пор, .как сами индейцы перестали заниматься этим видом спорта. Было совершенно понятно, что основное назначение этих досок — служить килями и давать возможность плоту двигаться под определенным углом к ветру. Но то, что индейцы, как сообщают древние испанские летописцы, управляли бальзовыми плотами с помощью своего рода передвижных килей, которые они укрепляли в щелях между бревнами, казалось непонятным и нам и всем, кто занимался этим вопросом. Ведь если выдвижной киль плотно вставлялся в узкую щель. то его нельзя было повернуть в сторону и использовать как руль.
Мы открыли тайну килевых досок следующим образом. Ветер был постоянный, море — спокойное. «Кон-Тики» уже два дня шел одним курсом, и нам не приходилось даже закреплять кормовое весло. Но когда мы вставили пойманную килевую доску в щель между бревнами на корме, то «Кон-Тики» тотчас же изменил курс на несколько градусов — с запада к северо-западу — и спокойно и уверенно пошел в новом направлении. Когда мы вытаскивали эту килевую доску, плот ложился на свой прежний курс; а когда мы поднимали ее лишь наполовину, плот брал курс, средний между старым и новым направлениями. Простым поднятием и .опусканием килевой доски мы могли изменять направление плота, не прибегая к кормовому веслу. В этом и заключался гениальный способ управления инков. Они разработали простую систему равновесия, при которой давление, оказываемое ветром на парус, делало мачту неподвижной точкой. Плечами рычага являлись части плота, расположенные впереди и позади мачты, то есть носовая и кормовая части плота. Если общая площадь килевых досок на корме была больше, то нос судна свободно поворачивался по ветру; а если же большей площадью обладали килевые доски носовой части, то по ветру свободно поворачивалась корма. Кили, расположенные вблизи основания мачты, давали, естественно, наименьший эффект, согласно закону о соотношении между рычагом и приложенной силой. Если ветер дул прямо с кормы. то килевые доски становились бесполезными, и тогда нужно было браться за кормовое весло, чтобы держать заданный курс. Тем более что плот во время такого ветра становился как бы длиннее, так как он шел перпендикулярно волне и ему было трудно с ней справиться. Входное отверстие в хижину и место наших трапез были с правой стороны, и мы считали для себя удобнее, чтобы ветер дул с кормы, слева по борту.
Мы могли бы продолжать путешествие, заставляя рулевого опускать и поднимать кили, вставленные в щелях, вместо того чтобы тянуть кормовое весло, но мы так привыкли к нему, что предпочитали устанавливать курс при помощи килевых досок, а управлять — веслом.
Вскоре после этого мы прошли мимо верстового столба столь же невидимого, как и таинственный риф, обозначенный только на карте. Настал 45-й день нашего путешествия, мы пересекли 108-й меридиан и прошли, таким образом, ровно половину пути. До Южной Америки и Перу на востоке было 4 тысячи километров и столько же до Полинезии на западе. Ближайшей землей были острова Галапагос на ост-норд-осте и остров Пасхи на юге — расстояние до них было свыше 1000 километров по безграничному океану.
На пути мы не встретили ни одного парохода, да и не должны были встретить, потому что мы находились вдали от обычных судоходных линий Тихого океана. Но, несмотря на это, мы так и не ощутили необъятности этих расстояний. В плавании нас постоянно Окружала линия горизонта. Границы нашего собственного плавучего мира всегда казались неизменными, в центре их находился плот, и каждую ночь в небе над нами сияли все одни и те же звезды.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН
Прогулки, на резиновой лодке— Вид на наш плот со стороны. В море в бамбуковой хижине. На одной долготе с островом Пасхи. Тайна острова Пасхи. Гигантские статуи и каменные изваяния. Красные каменные парики. Шедевры «длинноухих». Роль Тики. Многоговорящие названия. Ловля акул голыми руками. Попугай. Позывные «LI2В». Плавание по звездам. Три волны. Шторм. Кровавая баня в воде и на плоту. Человек за бортом. Снова шторм. «Кон-Тики» еле жив. Посланцы из Полинезии.
В спокойную и тихую погоду мы часто выходили в море на резиновой лодке и занимались фотографированием. Особенно хорошо помню я первую прогулку нашей команды. Море было так спокойно, что двум членам нашей экспедиции очень захотелось спустить на воду небольшую, похожую на баллон, легкую лодку и прогуляться по волнам. Едва они отчалили от плота, как бросили грести и захохотали во все горло. Они смотрели на плот, опускавшийся и поднимавшийся на волнах, и так хохотали, что настоящий рев раскатывался по Тихому океану. Мы в замешательстве разглядывали все вокруг себя и не находили ничего смешного, кроме своих волосатых и бородатых лиц, но к ним, невидимому, все без исключения давно уже привыкли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Может быть, там находится риф или песчаная отмель, — сказал кто-то из нас.
Другой был настроен более оптимистически.
— А вдруг мы увидим сейчас, — сказал он, — посреди океана маленький остров, покрытый зеленой травой! Ничего неизвестно — ведь здесь побывало так мало народу. И тогда мы откроем новый остров — остров Кон-Тики!
Начиная с полудня, Эрик все усерднее и усерднее взбирался на кухонный ящик с секстантом в руках. В 18.20 он сообщил, что мы находимся на 6o42' южной широты, 99042/ западной долготы. Мы были на одну морскую милю восточнее обозначенного на карте рифа. Мы спустили парус и, свернув, сложили его на палубе. Ветер был восточный, и он должен был постепенно доставить нас к нужному месту. Солнце быстро ушло в воду, но его заменила полная луна. Ее яркий свет освещал поверхность моря, отливавшую серебром и чернью от горизонта до горизонта. С мачты видимость была хорошей. Кругом длинными грядами катились волны, но бурунов — признаков подводного рифа — мы не видели. Никто не хотел ложиться спать, все были на палубе; одни смотрели и прислушивались. другие наблюдали с мачты. Подходя ближе к помеченному на карте рифу, мы начали измерять глубину лотом. Все имевшиеся у нас свинцовые грузила были привязаны к шнуру, сплетенному из пятидесяти четырех шелковых нитей, длиной около 800 метров, и хотя шнур вследствие постоянного движения плота опускался не совсем отвесно, свинец погрузился на глубину в 600 метров. Но ни к востоку, ни к западу, ни в самой середине отмеченного на карте места мы не могли достать дна. Мы бросили последний взгляд на поверхность моря и, убедившись, что весь район нами тщательно исследован и в нем нет ни подводных рифов, ни отмелей, подняли парус и поставили кормовое весло в обычное положение, так, чтобы ветер дул с кормы по левому борту. И вот наш плот шел опять своим обычным курсом. Волны, как и прежде, набегали на открытые бревна кормы и исчезали между ними. Теперь наши постели и еда были сухими, если даже тяжелые волны и всерьез начинали атаку и свирепствовали несколько дней. Ветер дул попеременно то с востока, то с юго-востока.
Во время нашей небольшой экскурсии к несуществующему рифу нам удалось на практике узнать многое о пользе килевых досок. А позднее, в пути, когда Герман и Кнут вместе нырнули под. плот и водворили на место пятую килевую доску, мы узнали об этих частях плота нечто такое, что никто не знал с тех пор, .как сами индейцы перестали заниматься этим видом спорта. Было совершенно понятно, что основное назначение этих досок — служить килями и давать возможность плоту двигаться под определенным углом к ветру. Но то, что индейцы, как сообщают древние испанские летописцы, управляли бальзовыми плотами с помощью своего рода передвижных килей, которые они укрепляли в щелях между бревнами, казалось непонятным и нам и всем, кто занимался этим вопросом. Ведь если выдвижной киль плотно вставлялся в узкую щель. то его нельзя было повернуть в сторону и использовать как руль.
Мы открыли тайну килевых досок следующим образом. Ветер был постоянный, море — спокойное. «Кон-Тики» уже два дня шел одним курсом, и нам не приходилось даже закреплять кормовое весло. Но когда мы вставили пойманную килевую доску в щель между бревнами на корме, то «Кон-Тики» тотчас же изменил курс на несколько градусов — с запада к северо-западу — и спокойно и уверенно пошел в новом направлении. Когда мы вытаскивали эту килевую доску, плот ложился на свой прежний курс; а когда мы поднимали ее лишь наполовину, плот брал курс, средний между старым и новым направлениями. Простым поднятием и .опусканием килевой доски мы могли изменять направление плота, не прибегая к кормовому веслу. В этом и заключался гениальный способ управления инков. Они разработали простую систему равновесия, при которой давление, оказываемое ветром на парус, делало мачту неподвижной точкой. Плечами рычага являлись части плота, расположенные впереди и позади мачты, то есть носовая и кормовая части плота. Если общая площадь килевых досок на корме была больше, то нос судна свободно поворачивался по ветру; а если же большей площадью обладали килевые доски носовой части, то по ветру свободно поворачивалась корма. Кили, расположенные вблизи основания мачты, давали, естественно, наименьший эффект, согласно закону о соотношении между рычагом и приложенной силой. Если ветер дул прямо с кормы. то килевые доски становились бесполезными, и тогда нужно было браться за кормовое весло, чтобы держать заданный курс. Тем более что плот во время такого ветра становился как бы длиннее, так как он шел перпендикулярно волне и ему было трудно с ней справиться. Входное отверстие в хижину и место наших трапез были с правой стороны, и мы считали для себя удобнее, чтобы ветер дул с кормы, слева по борту.
Мы могли бы продолжать путешествие, заставляя рулевого опускать и поднимать кили, вставленные в щелях, вместо того чтобы тянуть кормовое весло, но мы так привыкли к нему, что предпочитали устанавливать курс при помощи килевых досок, а управлять — веслом.
Вскоре после этого мы прошли мимо верстового столба столь же невидимого, как и таинственный риф, обозначенный только на карте. Настал 45-й день нашего путешествия, мы пересекли 108-й меридиан и прошли, таким образом, ровно половину пути. До Южной Америки и Перу на востоке было 4 тысячи километров и столько же до Полинезии на западе. Ближайшей землей были острова Галапагос на ост-норд-осте и остров Пасхи на юге — расстояние до них было свыше 1000 километров по безграничному океану.
На пути мы не встретили ни одного парохода, да и не должны были встретить, потому что мы находились вдали от обычных судоходных линий Тихого океана. Но, несмотря на это, мы так и не ощутили необъятности этих расстояний. В плавании нас постоянно Окружала линия горизонта. Границы нашего собственного плавучего мира всегда казались неизменными, в центре их находился плот, и каждую ночь в небе над нами сияли все одни и те же звезды.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН
Прогулки, на резиновой лодке— Вид на наш плот со стороны. В море в бамбуковой хижине. На одной долготе с островом Пасхи. Тайна острова Пасхи. Гигантские статуи и каменные изваяния. Красные каменные парики. Шедевры «длинноухих». Роль Тики. Многоговорящие названия. Ловля акул голыми руками. Попугай. Позывные «LI2В». Плавание по звездам. Три волны. Шторм. Кровавая баня в воде и на плоту. Человек за бортом. Снова шторм. «Кон-Тики» еле жив. Посланцы из Полинезии.
В спокойную и тихую погоду мы часто выходили в море на резиновой лодке и занимались фотографированием. Особенно хорошо помню я первую прогулку нашей команды. Море было так спокойно, что двум членам нашей экспедиции очень захотелось спустить на воду небольшую, похожую на баллон, легкую лодку и прогуляться по волнам. Едва они отчалили от плота, как бросили грести и захохотали во все горло. Они смотрели на плот, опускавшийся и поднимавшийся на волнах, и так хохотали, что настоящий рев раскатывался по Тихому океану. Мы в замешательстве разглядывали все вокруг себя и не находили ничего смешного, кроме своих волосатых и бородатых лиц, но к ним, невидимому, все без исключения давно уже привыкли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64